С Самайном, друзья!
Шаги Самайна сказочно легки.
По ледяным морщинам кожи лужиц
И по земле, предчувствующей стужу,
В сгущающейся - не видать ни зги -
Тяжёлой тьме идёт он, и змеёю
Зловещий шёпот тысяч голосов
Ползёт за ним, над тишиной лесов
Возносится нечистою волною
Под облака и, обретая мощь,
Разносит весть, что час беды бессрочен,
И что отныне вечно будет осень,
И что отныне вечно будет ночь.
Если Хэллоуин - весёлый маскарад, то Самайн мне представляется серьёзным, мрачным и даже торжественным. Мне нравится отмечать этот день или, скорее, ночь, как некую точку нигредо. "Если есть дно, значит, есть от чего оттолкнуться" - написал я однажды. Самайн - это время такого прикосновения к дну, время душевной смерти, обещающей воскресение.
(...Хотя на самом деле для меня самый трудный период - февраль, когда душевные и физические силы за зиму уже израсходованы, а весна никак не наступает. А осень я люблю, даже позднюю).
По ледяным морщинам кожи лужиц
И по земле, предчувствующей стужу,
В сгущающейся - не видать ни зги -
Тяжёлой тьме идёт он, и змеёю
Зловещий шёпот тысяч голосов
Ползёт за ним, над тишиной лесов
Возносится нечистою волною
Под облака и, обретая мощь,
Разносит весть, что час беды бессрочен,
И что отныне вечно будет осень,
И что отныне вечно будет ночь.
Если Хэллоуин - весёлый маскарад, то Самайн мне представляется серьёзным, мрачным и даже торжественным. Мне нравится отмечать этот день или, скорее, ночь, как некую точку нигредо. "Если есть дно, значит, есть от чего оттолкнуться" - написал я однажды. Самайн - это время такого прикосновения к дну, время душевной смерти, обещающей воскресение.
(...Хотя на самом деле для меня самый трудный период - февраль, когда душевные и физические силы за зиму уже израсходованы, а весна никак не наступает. А осень я люблю, даже позднюю).