Почему это моя война.
Этим летом я надеялся закрыть для себя тему Украины последним, взвешенным и обдуманным постом. Он и сейчас пишется, и будет в свое время опубликован. Но некие события последних дней заставили изменить это намерение и для начала объяснить происхождение моей позиции в вопросе.
Комментируя один пост, посвященный готовящемуся благотворительнову концерту, я выразил недоумение составом его участников, чьи убеждения, на мой взгляд, находятся в противофазе и вряд ли могут способствовать их общей деятельности. Но в ответ на несколько общепонятных аксиом -- что преступная украинская власть, руками нацистских последышей уничтожающаяя собственное население, достойна только суда; что всякий, гласно оправдывающий или отрицающий ее действия становится пособником убийц; что вести с такими людьми общее дело не подобает, чтобы не навредить если не себе, то этому делу -- дождался бурливого фонтана возмущения от дежурного миротворца:
"Я одного не пойму. Уж прошу прощения, что лезу в это. Но просто такого шока от людей я не испытывал давно.
Так вот, я не пойму, что этот зомби делает у тебя в друзьях, а не в бане?
В кои-то веки благое дело напомнило людям, что они люди, что все эти политические дрязги - полная хрень по сравнению с истинными человеческими ценностями, а это существо брызжет фейками, откровенно фашисткими лозунгами, и буквально-таки пляшет на могилах достойных людей.
Да, я не в восторге от многих крымнашистов, и часто в шоке от бардака в их головах. Но, черт подери, это реально перебор. Я правда считал, что даже самые полоумные из них не могут иметь настолько промытое сознание, чтобы говорить такие вещи. Причем ладно бы там, где и правда говорится о политике. Нет, черт подери, там, где люди пытаются сделать благое дело и помочь трем осиротевшим детям своих добрых знакомых! И готовы на день забыть раздоры ради этого!
Уму не постижимо! Господи, надеюсь Бог простит этого полоумного и даст ему шанс осознать свои ошибки раньше, чем его глупость погубит его самого!"
Обращен этот монолог был не ко мне, а к владельцу журнала, так что ответить на месте я не счел возможным. Но и оставлять без ответа такое невозможно. С каких пор желание якшаться с коллаборационистами стало истинной человеческой ценностью, а твердые и рационально доказуемые убеждения промытым сознанием? Когда требование отстранить от власти и судить украинских преступников, организовавших сожжение заживо десятков человек, гибель самолета с сотнями пассажиров, убийство тысяч мирных жителей артобстрелом и бомбардировкой и изгнание сотен тысяч человек со своей земли стало фашистским лозунгом, глупостью и полоумием?!
Что же, я расскажу, где оставил половину своего ума -- или приобрел к нему довесок, не позволяющий про входе в какое бы то ни было общество снимать свои убеждения и вешать их на гвоздь, наподобие ангельских крылышек миротворцев.
Если бы кто-нибудь год назад сказал мне, что Великую Отечественную войну можно не только изучать, стремиться понять умом, но и пережить на собственном опыте, не покидая тихой московской квартиры, я бы не поверил, а то и посмеялся. Однако реальность несравненно могущественнее наших о ней представлений и любит преподносить уроки, иногда жестокие, но оттого не менее важные. Ее школа открылась второго мая сего года, когда гражданская война на Украине перешла из почти игрушечной стадии политических потягалочек-перепихушек в фазу кровавого кошмара.
После зверского убийства десятков человек в Одессе у меня будто образовалась внутри дыра, из которой непрерывно, днем и ночью тянуло ледяным ветром. Ощущение неустранимого непорядка в мире, с которым просто невозможно жить по прежнему, а надо хоть что-то делать. В результате я понял, что чувствовали наши деды и бабки двадцать второго июня сорок первого года. Почему они шли в военкоматы и на рытье окопов, едва обращая внимание на распад привычного быта. Потому что каждый, у кого была хоть какая частица души и совести, ощущал внутри такой же разрыв и был готов вытерпеть что угодно, ради того, чтобы его закрыть.
Таково было мое первое знакомство с опытом Великой Отечественной Войны на собственной шкуре. Первое, но как оказалось, не последнее.
Спустя три месяца давний друг, живущий в одном из разгромленных и захваченных городов Новороссии, попросил не комментировать его журнал. Потому что он находится на оккупированной украинскими войсками территории, и за мои слова ему придется отвечать жизнью или в лучшем случае здоровьем. Тогда я -- в никаким врагом не занятой Москве -- понял, что чувствовали в оккупации тогдашние дети. Которым «Нельзя советские песни петь, а то фашисты мамку расстреляют».
Опыт Великой Отечественной сделался шире и богаче, заставляя задуматься. Что еще лично мне готовят украинские власти из арсенала той войны? Взятие заложников из числа моих знакомых? Похоронку на близкого человека?
Что бы это ни было, я это вынесу. Но никогда не забуду. И никогда не прощу.
Уже за себя лично, а не за десятки сожженных заживо, сотни погибших в сбитом самолете, тысячи убитых артобстрелом и бомбардировкой, и сотни тысяч беженцев, лишенных крова и родной земли. О которых каждый дежурный миротворец считает себя вправе судить -- «какое мне до них дело».
Так что везде, где встречу тех, кто отметился сетевым людоедством, пособничеством и оправданием преступлений украинских властей и их нацистских исполнителей, я буду противостоять им и напоминать всем и каждому, с кем непозволительно сотрудничать во имя сколь угодно благой цели.
Комментируя один пост, посвященный готовящемуся благотворительнову концерту, я выразил недоумение составом его участников, чьи убеждения, на мой взгляд, находятся в противофазе и вряд ли могут способствовать их общей деятельности. Но в ответ на несколько общепонятных аксиом -- что преступная украинская власть, руками нацистских последышей уничтожающаяя собственное население, достойна только суда; что всякий, гласно оправдывающий или отрицающий ее действия становится пособником убийц; что вести с такими людьми общее дело не подобает, чтобы не навредить если не себе, то этому делу -- дождался бурливого фонтана возмущения от дежурного миротворца:
"Я одного не пойму. Уж прошу прощения, что лезу в это. Но просто такого шока от людей я не испытывал давно.
Так вот, я не пойму, что этот зомби делает у тебя в друзьях, а не в бане?
В кои-то веки благое дело напомнило людям, что они люди, что все эти политические дрязги - полная хрень по сравнению с истинными человеческими ценностями, а это существо брызжет фейками, откровенно фашисткими лозунгами, и буквально-таки пляшет на могилах достойных людей.
Да, я не в восторге от многих крымнашистов, и часто в шоке от бардака в их головах. Но, черт подери, это реально перебор. Я правда считал, что даже самые полоумные из них не могут иметь настолько промытое сознание, чтобы говорить такие вещи. Причем ладно бы там, где и правда говорится о политике. Нет, черт подери, там, где люди пытаются сделать благое дело и помочь трем осиротевшим детям своих добрых знакомых! И готовы на день забыть раздоры ради этого!
Уму не постижимо! Господи, надеюсь Бог простит этого полоумного и даст ему шанс осознать свои ошибки раньше, чем его глупость погубит его самого!"
Обращен этот монолог был не ко мне, а к владельцу журнала, так что ответить на месте я не счел возможным. Но и оставлять без ответа такое невозможно. С каких пор желание якшаться с коллаборационистами стало истинной человеческой ценностью, а твердые и рационально доказуемые убеждения промытым сознанием? Когда требование отстранить от власти и судить украинских преступников, организовавших сожжение заживо десятков человек, гибель самолета с сотнями пассажиров, убийство тысяч мирных жителей артобстрелом и бомбардировкой и изгнание сотен тысяч человек со своей земли стало фашистским лозунгом, глупостью и полоумием?!
Что же, я расскажу, где оставил половину своего ума -- или приобрел к нему довесок, не позволяющий про входе в какое бы то ни было общество снимать свои убеждения и вешать их на гвоздь, наподобие ангельских крылышек миротворцев.
Если бы кто-нибудь год назад сказал мне, что Великую Отечественную войну можно не только изучать, стремиться понять умом, но и пережить на собственном опыте, не покидая тихой московской квартиры, я бы не поверил, а то и посмеялся. Однако реальность несравненно могущественнее наших о ней представлений и любит преподносить уроки, иногда жестокие, но оттого не менее важные. Ее школа открылась второго мая сего года, когда гражданская война на Украине перешла из почти игрушечной стадии политических потягалочек-перепихушек в фазу кровавого кошмара.
После зверского убийства десятков человек в Одессе у меня будто образовалась внутри дыра, из которой непрерывно, днем и ночью тянуло ледяным ветром. Ощущение неустранимого непорядка в мире, с которым просто невозможно жить по прежнему, а надо хоть что-то делать. В результате я понял, что чувствовали наши деды и бабки двадцать второго июня сорок первого года. Почему они шли в военкоматы и на рытье окопов, едва обращая внимание на распад привычного быта. Потому что каждый, у кого была хоть какая частица души и совести, ощущал внутри такой же разрыв и был готов вытерпеть что угодно, ради того, чтобы его закрыть.
Таково было мое первое знакомство с опытом Великой Отечественной Войны на собственной шкуре. Первое, но как оказалось, не последнее.
Спустя три месяца давний друг, живущий в одном из разгромленных и захваченных городов Новороссии, попросил не комментировать его журнал. Потому что он находится на оккупированной украинскими войсками территории, и за мои слова ему придется отвечать жизнью или в лучшем случае здоровьем. Тогда я -- в никаким врагом не занятой Москве -- понял, что чувствовали в оккупации тогдашние дети. Которым «Нельзя советские песни петь, а то фашисты мамку расстреляют».
Опыт Великой Отечественной сделался шире и богаче, заставляя задуматься. Что еще лично мне готовят украинские власти из арсенала той войны? Взятие заложников из числа моих знакомых? Похоронку на близкого человека?
Что бы это ни было, я это вынесу. Но никогда не забуду. И никогда не прощу.
Уже за себя лично, а не за десятки сожженных заживо, сотни погибших в сбитом самолете, тысячи убитых артобстрелом и бомбардировкой, и сотни тысяч беженцев, лишенных крова и родной земли. О которых каждый дежурный миротворец считает себя вправе судить -- «какое мне до них дело».
Так что везде, где встречу тех, кто отметился сетевым людоедством, пособничеством и оправданием преступлений украинских властей и их нацистских исполнителей, я буду противостоять им и напоминать всем и каждому, с кем непозволительно сотрудничать во имя сколь угодно благой цели.