эшеровские лестницы южного полушария и путешествия беспозвоночных
Болезнь представлялась Лингвисту тяжёлым и бессмысленным приключением вроде командировки в Африку, от которой нельзя отказаться. Когда он болел, всё переворачивалось вверх тормашками: бывшая жена становилась милой и заботливой, а его тяга к алкоголю (основа его личности) отступала вместе с нежеланием жить, оставляя лишь страх смерти и гулкое чувство пустоты.
Барахтаясь в южном полушарии этой неопределённости, как пластиковый пакет в океане, Лингвист с тоской вспоминал, сколько же всякого мусора он вмещал раньше - и куда всё подевалось?
Под действием высокой температуры его мозг генерировал странные, как эшеровские лестницы, предложения. Бывшая жена подносила ему морса попить и вынуждена была выслушивать их в ожидании, пока он напьётся, чтобы сразу забрать чашку и помыть - мысль о том, что ошмётки протёртой клюквы присохнут к стенкам, убивала её сильнее любого вируса.
- Если я умру, ты будешь по мне скучать? - спросил Лингвист.
- Да боже мой! - воскликнула она с раздражением. - Ты не умрёшь, у тебя температуры, считай, нет. Даже до тридцати восьми не поднимается - вот что это такое?
- Больше людей умерли, чем я, - возразил он, заставив бывшую жену усомниться в точности градусника. В попытках отразить его горячечный бред она выставляла сияющие логические щиты:
- Вряд ли кто-то из них умер от такой температуры, какая у тебя сейчас. Так что я бы не переживала.
- Но наверняка многие умерли с такой температурой, - Лингвист спорил с бывшей женой только потому, что смутно помнил: в нормальной жизни это приносило ему радость. Он цеплялся за эту возможность, как беспозвоночное за корабельное днище, не имея ни малейшего представления, куда плывёт это судно и сможет ли он там существовать - простое бессмысленное желание быть частью чего-то большего. - Например, кого-то сбил курьер на электросамокате...
- Ну, от такого умирают нечасто, больше отделываются травмами.
- Это если упадёшь в безопасное место. А если, например, в открытый колодец?
- Слушай, ты меня сейчас разозлишь, - бывшая жена сдавила пальцами виски. - Ведь ты же дома, и никакие открытые колодцы и курьеры на самокатах тебе не страшны. Да и меньше их сейчас на улицах, зимой.
- Но всё же они там есть…
Бывшая жена усмехнулась.
- Шанс умереть от того, что курьер на самокате столкнёт тебя в открытый колодец, ничтожно мал, но никогда не равен нулю?
- Вот именно! Как хорошо, что ты изучала точные науки и можешь с такой точностью сформулировать мои мысли…
- Как плохо, что ты не изучал ничего полезного, - вздохнула она. - Может, если бы ты обзавёлся настоящей профессией, то сейчас бы крыша у тебя не ехала так стремительно…
На это возразить Лингвисту было нечего, и он послушно отдал бывшей жене чашку, а сам постарался заснуть. Из-за температуры, которая ощущалась гораздо сильнее, чем показывал градусник (но, в конце концов, он никогда не понимал чисел), сон тоже вышел бредовым: в нём Лингвист стремительно скатывался с крыши, пытаясь сбить проезжающего под ним курьера и не угодить в открытый люк или куда подальше, в ту же Африку.
Барахтаясь в южном полушарии этой неопределённости, как пластиковый пакет в океане, Лингвист с тоской вспоминал, сколько же всякого мусора он вмещал раньше - и куда всё подевалось?
Под действием высокой температуры его мозг генерировал странные, как эшеровские лестницы, предложения. Бывшая жена подносила ему морса попить и вынуждена была выслушивать их в ожидании, пока он напьётся, чтобы сразу забрать чашку и помыть - мысль о том, что ошмётки протёртой клюквы присохнут к стенкам, убивала её сильнее любого вируса.
- Если я умру, ты будешь по мне скучать? - спросил Лингвист.
- Да боже мой! - воскликнула она с раздражением. - Ты не умрёшь, у тебя температуры, считай, нет. Даже до тридцати восьми не поднимается - вот что это такое?
- Больше людей умерли, чем я, - возразил он, заставив бывшую жену усомниться в точности градусника. В попытках отразить его горячечный бред она выставляла сияющие логические щиты:
- Вряд ли кто-то из них умер от такой температуры, какая у тебя сейчас. Так что я бы не переживала.
- Но наверняка многие умерли с такой температурой, - Лингвист спорил с бывшей женой только потому, что смутно помнил: в нормальной жизни это приносило ему радость. Он цеплялся за эту возможность, как беспозвоночное за корабельное днище, не имея ни малейшего представления, куда плывёт это судно и сможет ли он там существовать - простое бессмысленное желание быть частью чего-то большего. - Например, кого-то сбил курьер на электросамокате...
- Ну, от такого умирают нечасто, больше отделываются травмами.
- Это если упадёшь в безопасное место. А если, например, в открытый колодец?
- Слушай, ты меня сейчас разозлишь, - бывшая жена сдавила пальцами виски. - Ведь ты же дома, и никакие открытые колодцы и курьеры на самокатах тебе не страшны. Да и меньше их сейчас на улицах, зимой.
- Но всё же они там есть…
Бывшая жена усмехнулась.
- Шанс умереть от того, что курьер на самокате столкнёт тебя в открытый колодец, ничтожно мал, но никогда не равен нулю?
- Вот именно! Как хорошо, что ты изучала точные науки и можешь с такой точностью сформулировать мои мысли…
- Как плохо, что ты не изучал ничего полезного, - вздохнула она. - Может, если бы ты обзавёлся настоящей профессией, то сейчас бы крыша у тебя не ехала так стремительно…
На это возразить Лингвисту было нечего, и он послушно отдал бывшей жене чашку, а сам постарался заснуть. Из-за температуры, которая ощущалась гораздо сильнее, чем показывал градусник (но, в конце концов, он никогда не понимал чисел), сон тоже вышел бредовым: в нём Лингвист стремительно скатывался с крыши, пытаясь сбить проезжающего под ним курьера и не угодить в открытый люк или куда подальше, в ту же Африку.