* * *
Свадьба была, как говориться, "без претензий": родители жениха и невесты - люди небогатые, обычные скромные буржуа, без связей и далеко идущих перспектив. Да и время было непростое - летом 1931 года в Германии в завтрашнем дне не был уверен никто.
Невеста, небольшого роста, светловолосая, была очень мила, от неё просто глаз было не оторвать. Жених, тоже невысокого роста и вида самого обыкновенного, так и светился от счастья.
Все как всегда, ничего особенного. Необычное, однако же, на этой свадьбе очень даже имелось. Свадьба была еврейской.
Старый-престарый раввин, руководивший процессом, был смертельно болен и еле держался на ногах, но провести всю церемонию от начала и до конца, не пропустив ни одной мельчайшей детали, не мог доверить никому. Да, собственно говоря, никто и не возражал. Всем было ясно, что свадьба самого младшего и самого любимого внука - единственное, для чего старик продолжал жить, несмотря на страшные боли и безнадёжные прогнозы врачей.
Внук деда боготворил и слушался беспрекословно всегда. Ну, почти всегда - до тех пор, пока два года назад не увидел Габи. Больше женщин для Эфраима не существовало, а для Габи перестал существовать весь мир, целиком. Но - свадьба верующего иудея из глубоко религиозной семьи с католичкой? В Германии?? В 1931 году??? Проще и надёжнее было уговорить Гитлера поехать волонтёром в кибуц.
О свадьбе не может быть и речи, но свадьба обязательно должна быть? Да ради бога, нет ничего легче!
В течение двух лет, под личным руководством обожаемого дедушки, который ради Афроима (старик произносил именно так, сефардское произношение ивритских имён было для истинного литвака хуже крещения) был готов практически на всё, кроме, пожалуй, греха кровосмешения, Габи упорно изучала иудаизм, еврейскую историю, культуру и обычаи. Экзамен был сдан блестяще, несмотря на то, что раввинатский суд категорически настаивал на том, чтобы юные сумасшедшие наконец-то пришли в себя, осознали, где они находятся и что они творят и немедленно это прекратили. Наивные люди, эти раввины. Ну что, скажите пожалуйста, они могли добавить к тому, что уже происходило дома, по обе стороны линии фронта, каждый день и целый день...
Габи перешла в иудаизм и стала еврейкой. Мамы лишились последних возможностей к дальнейшему сопротивлению, а папам всё и так было ясно. Возражать стало нечем и свадьба произошла, несмотря на то, что её и быть не могло.
В конце 32 года родился маленький Курт, в 33-ем к власти пришли нацисты, в 35-ом ими были приняты Нюрнбергские законы...
Согласно Нюрнбергским законам о расовой чистоте, браки между евреями и немцами запрещались. Немецкий "новый порядок" уже работал чётко, и брак Габи и Эфраима был немедленно аннулирован. Эфраим оказался в концлагере и больше его никто никогда не видел. Габи, внезапно оказавшаяся матерью-одиночкой с нагулянным непонятно где внебрачным ребёнком, осталась одна. Родители Эфраима исчезли, родители Габи украдкой помогали ей, чем могли, но сами уже почти нищенстововали - они были официально признаны "Schlechte Deutsche" ("плохими немцами", был и такой официальный термин) и между ними и Дахау стояло лишь мелкое недоразумение, заключавшееся в том, что они никогда в жизни не состояли ни в каких политических партиях. Поэтому их (временно) всерьёз не принимали.
Маленького Курта спасла немецкая педантичность и крохотный, невероятным образом уцелевший в нацисткой юриспруденции казус. Нюрнбергские законы, самым подробнейшим образом, с иллюстрациями и мельчайшими ньюансами расписывающие нацисткие представления о расах, - обратной силы не имели. Дети от "запрещённых" по новому закону браков, родившиеся до вступления закона в силу 15 сентября 1935 года, считались не евреями, а Mischlinge (случай Курта - на схеме правый, в нижней рамке). Так сказать, rear special case. Точно такие же дети от точно таких же браков, но родившиеся после 15 сентября, признавались евреями и имели право на полный соцпакет, полагающийся евреям в гитлеровской Германии.
А малыш Курт, вместо того чтобы сесть вместе с папой в бесплатный поезд, остался с мамой. Он, правда, был сильно ограничен в гражданских правах и не мог владеть никаким имуществом, но, я думаю, это было последнее, что интересовало его маму в тот момент.
К концу 39-го года национал-социалистический гуманизм заметно поиссяк и их выслали из Германии. В свежеприобретённое генерал-губернаторство, или, иначе говоря, в западную часть трупа проклятой белой Польши. На что и как они там жили - совершенно непонятно, но ребенка она не бросила и от голода они не умерли. В 41-ом году, как известно, территория Рейха сильно (но временно) приросла землями на Востоке. Габи, к тому времени окончательно объевреившаяся, умудрилась найти свою выгоду в этой территориальной пертурбации. Они к тому времени как-то слишком уж примелькались по месту жительства в Польше, к тому же в свете решений Ванзейской конференции чересчур гуманные Нюрнбергские законы были уточнены и Габи с Куртом лишили германского гражданства. Это означало, что теперь любой пейзанин, не говоря уже о немецком военно- или гражданско-служащем, имели полное право и обязанность обращаться с Куртом так же, как и с остальными 6 миллионами евреев, оказавшимися на подведомственной нацистам территории.
Поэтому Габи окончательно перешла на кочевой образ жизни и, через некоторое время, добрела до Литвы. Где её (в 44-ом году) и застал новый закон, по которому она была обязана немедленно зарегистрировать себя и своего Mischlinge в немецкой комендатуре по месту жительства - разумеется, в статистических целях.
Она, как урождённая немка, уважающая закон и порядок, незамедлительно явилась в городскую управу в Шяуляе, дабы выполнить и этот новый ритуал. Немецкий офицер, заведующий отделом прописки, очень странно посмотрел на Габи, встал, закрыл дверь кабинета и очень доходчиво, не повышая голоса, объяснил ей на родном языке, что только такая конченая дура, как она, смогла додуматься добровольно прийти в комендатуру, чтобы собственноручно отдать своего единственного сына прямо в руки палачей. Под впечатлением услышанного Габи, несмотря на всю любовь к порядку и уважение к закону, внезапно передумала и решила ограничиться только саморегистрацией, а Курта уж оставить как есть, непрописанным. Причем непрописанным до такой степени, что очень скоро мальчик оказался на глухом польском хуторе, сотрудничавшим с Армией Крайовой. Жил он там уже без мамы, вместе с крайовоармейцами. Габи могла только изредка навещать его, чтобы не вызывать ненужных вопросов. Да и далековато было - имперская программа строительства автобанов до тех мест ещё не доползла.
По её рассказам, Армия Крайова, (как, впрочем, и Людова) - была та ещё могучая армия... Крайонцы и людонцы почти безвылазно сидели по подведомственным хуторам (один хутор - Крайова, другой - Людова), пили самогон, трахали хозяйских (или каких придётся) девок и подыхали от скуки. В общем, Резистанс героически сражался с нацистами путем истребления стратегических запасов спиртного, в котором так остро нуждался сражающийся на всех фронтах вермахт. Впрочем, у каждого своя война. Укокошить солдата-отпускника, заблудившегося в лесу и в качестве ассиметричного ответа получить выжженый хутор и полсотни трупов поляков всех полов и возрастов - это какое-то уж очень экстремистское прочтение списка возможных анти-оккупационных мероприятий... Французы тоже, например, неистово боролись с бошами при помощи блядей и других удовольствий. Развращая и изнеживая тем самым вермахт до полной потери боеспособности. Гитлеровские фельдмаршалы сильно жаловались потом по этому поводу в мемуарах - вот как де попадёт какая-нибудь бойцовская дивизия во Францию, постоит там в резерве пару месячишек - и всё, хана. Ни мотивации больше, ни подвигов, одни жалобы и заказы на доставку розовой туалетной бумаги прямо в окопы.
Так и продержались до красных армейцев. Нацистов не стало, но интернационал-социалисты, как быстро выяснилось, оказались совсем не подарками. Сразу после войны СССР, сколачивающий "антиимпериалистический фронт", не только поддерживал Израиль дипломатически и снабжал его, через Польшу и Чехословакию, оружием и боеприпасами, но даже разрешил репатриацию евреев из стран коммунистического блока в Израиль. На евреев - граждан СССР эта халява не распространялась. Им, по мнению Сталина, было хорошо и так.
У Габи и Курта советского гражданства не было, поэтому им было позволено выехать в Польшу, с намеком на дальнейший переезд в более южные края. У них всё уже было готово, все разрешения были получены, осталось только купить билет на поезд до Варшавы... Но 9 февраля 1953 года так называемое "Црифинское подполье" - кружок крайних еврейских националистов - взорвало бомбу на территории советского посольства в Тель-Авиве. В знак протеста против оголтелой антисемитской кампании, развёрнутой в СССР и зависимых от него странах. Протест удался - у Габи отобрали все разрешения и выдали советский паспорт. Была дискриминация евреев - нету дискриминации евреев, советские граждане все равны.
Вторую и последнюю попытку выехать в Израиль Габи предприняла во второй половине 50-х, после смерти Сталина и некоторого, очень кратковременного, потепления в отношениях между Израилем и СССР. В этот раз всё было намного удачней - Габи моментально вызвали в ОВИР и сказали, что если она, сука, ещё раз высунется, то репатриируется в Сибирь, в Еврейскую автономию.
В 1972 году умирает Габи. Курт, к тому времени уже женатый человек и отец двоих детей, продолжает нагло проживать в СССР, добросовестно отрабатывая всё те неудобства, которое он причинил фактом своего спасения от Холокоста всему великому советскому народу, коммунистической партии, комсомолу, профсоюзу, месткому и лично товарищу Сталину и всем последующим генсекам и председателям Политбюро. В 1992 году вся Курт, уже дедушка, со всей семьёй уезжает в Германию. Насовсем. Во время объединения Германии федеральное правительство, согласно конституции ФРГ, должно было получить согласие всех федеральных земель и всех общин на присоединение новых земель к федерации. Еврейская община против подписания категорически не возражала, но только при условии, что будет разрешена еврейская эмиграция в Германию - для восстановления популяции, весьма заметно пострадавшей из-за неких событий некоторое время назад. Условие было принято, Германия объединилась между собой а заодно и с Куртовым семейством. Ну, чтобы два раза не вставать.
Оформление постоянного вида на жительство в Германии было простым и быстрым. Орднунг, он на то и орднунг. А вот с гражданством возникла проблема - процедура получения гражданства занимала тогда много месяцев и требовала неимоверного количества документов. Ничего личного - компьютеров просто не было, да и специальная процедура получения гражданства именно для евреев никогда не существовала, по мнению еврейской общины общих оснований получения гражданства для евреев, пожелавших обосноваться в Германии вполне достаточно.
По мнению общины. Мда. А Курт так не считал.
Когда, в ответ на подачу просьбы на вступление в гражданство, ему прислали по почте список документов и описание всей процедуры (очень любезное и подробное), Курт, уже пожилой человек, написал в ответ (по-немецки, разумеется, - мама Габи позаботилась, чтобы Курт знал немецкий чуть лучше русского и чуть хуже иврита) дословно следующее:
"Я, Курт Имярек, изъявив желание получить гражданство Германии, не спрашивал вас, что мне делать. Верните мне то, что вы у меня отобрали. Если не вернете, то об этом очень скоро будут писать все газеты в Германии. До свидания.".
Паспорта Курту и всем его домочадцам принесла домой, ровно через два дня, целая делегация во главе с бургомистром. Вот это, я понимаю, настоящий немецкий сервис!
P.S. Это реальная история. Со внуком Курта мы сидели в отеле в Италии за соседними столами. Получено лично и от первого лица, как любят говорят адвокаты и квартирные маклеры...