Отцы и дети
Очередная цитата из кн. И.Л.Солоневича "Россия в концлагере". Тургеневский сюжет в советском антураже 30-х гг.:
__
У меня в Москве был хороший знакомый Семен Семенович Б., коммунист из рабочих, партийный работник завода из угасающих энтузиастов революции. У меня были с ним кое-какие дела по части культуры быта и красивой жизни. Эти темы разрабатывались уже очень давно, особенно в годы, когда есть совсем было нечего, как сейчас моды и фокстрот. У этого Семена Семеновича был сын Сеня, парень лет 20-22, работавший на том же заводе техником. Он был изобретателем, говорят, талантливым, и Юра был с ним в контакте по поводу постройки лыжного буера. Мы с Юрой как-то зашли в их комнатушку. Сын сидит у окна за газетой. Отец куда-то собирается и запихивает какие-то бумаги в свой портфель. Спрашиваю:
- Вы куда, Семен Семенович?
- В партком.
Сын, не отрывая глаз от газеты, молвил:
- Папаша в партком идут... торговать своим роскошным пролетарским телом.
Отец оторвался от своего портфеля я посмотрел на сына с каким-то горьким негодованием:
- Уж ты... уж помолчал бы ты.
- Помолчать? Пусть те молчат, которые с голоду подохли. - и обращаясь ко мне: - Наши папаши за партийную книжку на любую кровать.
Отец стукнул кулаком по портфелю,
- Молчи ты, щенок. Гнида. А то я тебя...
- А что вы меня, папаша? К стеночке поставите? А? Вы за партийную книжку не только свой народ, а и своего сына задушить готовы.
Отец сжал зубы, и все лицо его перекосилось. И сын и отец стояли друг перед другом и тяжело дышали. Потом отец судорожным движением ткнул портфель под мышку и бросился к двери.
- Семен Семенович, а шапка? - крикнул ему Юра.
Семен Семенович высунулся из двери и протянул руку за шапкой.
- Вот растил, - сказал он.
- Молчали бы уж, хватит, - крикнул ему сын вдогонку.
Как видите, это несколько посерьезнее “усмешки горькой”.
Должен, впрочем, сказать, что в данном конкретном случае сын был не прав. Отец не торговал своим роскошным пролетарским телом. Он был честной водовозной клячей революции, с ранениями, тифами, каторжной работой и с полным сознанием того, что все это было впустую, что годы ушли, что их не воротить, как не воротить загубленные для социалистического рая жизни, и что перед его лицом совсем вплотную стоит смерть, он был весь изъеден туберкулезом, и что перед этой смертью у него не будет никакого, абсолютно никакого утешения. И сын, погибая, не крикнет ему, как Остап Тарасу Бульбе: “Слышишь ли ты меня, батьку!”, ибо он считает отца проституткой и палачом.
Да, у большинства партийных отцов есть смягчающие вину обстоятельства. Но дети судят по результатам.
__
У меня в Москве был хороший знакомый Семен Семенович Б., коммунист из рабочих, партийный работник завода из угасающих энтузиастов революции. У меня были с ним кое-какие дела по части культуры быта и красивой жизни. Эти темы разрабатывались уже очень давно, особенно в годы, когда есть совсем было нечего, как сейчас моды и фокстрот. У этого Семена Семеновича был сын Сеня, парень лет 20-22, работавший на том же заводе техником. Он был изобретателем, говорят, талантливым, и Юра был с ним в контакте по поводу постройки лыжного буера. Мы с Юрой как-то зашли в их комнатушку. Сын сидит у окна за газетой. Отец куда-то собирается и запихивает какие-то бумаги в свой портфель. Спрашиваю:
- Вы куда, Семен Семенович?
- В партком.
Сын, не отрывая глаз от газеты, молвил:
- Папаша в партком идут... торговать своим роскошным пролетарским телом.
Отец оторвался от своего портфеля я посмотрел на сына с каким-то горьким негодованием:
- Уж ты... уж помолчал бы ты.
- Помолчать? Пусть те молчат, которые с голоду подохли. - и обращаясь ко мне: - Наши папаши за партийную книжку на любую кровать.
Отец стукнул кулаком по портфелю,
- Молчи ты, щенок. Гнида. А то я тебя...
- А что вы меня, папаша? К стеночке поставите? А? Вы за партийную книжку не только свой народ, а и своего сына задушить готовы.
Отец сжал зубы, и все лицо его перекосилось. И сын и отец стояли друг перед другом и тяжело дышали. Потом отец судорожным движением ткнул портфель под мышку и бросился к двери.
- Семен Семенович, а шапка? - крикнул ему Юра.
Семен Семенович высунулся из двери и протянул руку за шапкой.
- Вот растил, - сказал он.
- Молчали бы уж, хватит, - крикнул ему сын вдогонку.
Как видите, это несколько посерьезнее “усмешки горькой”.
Должен, впрочем, сказать, что в данном конкретном случае сын был не прав. Отец не торговал своим роскошным пролетарским телом. Он был честной водовозной клячей революции, с ранениями, тифами, каторжной работой и с полным сознанием того, что все это было впустую, что годы ушли, что их не воротить, как не воротить загубленные для социалистического рая жизни, и что перед его лицом совсем вплотную стоит смерть, он был весь изъеден туберкулезом, и что перед этой смертью у него не будет никакого, абсолютно никакого утешения. И сын, погибая, не крикнет ему, как Остап Тарасу Бульбе: “Слышишь ли ты меня, батьку!”, ибо он считает отца проституткой и палачом.
Да, у большинства партийных отцов есть смягчающие вину обстоятельства. Но дети судят по результатам.