Репрессии в крымской милиции в 1920-1921 гг.
Примерно с конца июля-начала августа с.г. возобновил работу в архиве. Работать приходится именно краткими набегами, пользуясь оказией. Но тем не менее - за минувшие месяцы выписано изрядное количество документов, которые пойдут в новую книгу. Пока концепция таковой еще не вылежалась, но тема определена: это будет история крымской (и даже скорее Севастопольской) милиции в 1920-1921 гг. Тема более чем интересная и малоизученная. Я сам еще не все изучил, однако картина у меня уже вырисовалась. И в общих чертах я могу хоть в формате записи, хоть на уровне серьезного очерка, рассказать о проблемах становления органов борьбы с уголовной преступностью, которые были в тот период в Севастополе. Сегодня на "Русской стратегии" разместили мою новую публикацию, в которой как раз использованы новые выписки из архива, сделанные за истекшие месяцы. Статья посвящена репрессиям в крымской милиции в период красного террора 1920-1921 гг.
__
Первые месяцы после окончательного установления советской власти в Крыму отмечены невиданным разгулом насилия. Большим, чем за все время Гражданской войны. Полуостров захлестнул массовый красный террор, жертвами которого стали тысячи военнослужащих Русской армии генерала Петра Врангеля, гражданских лиц. Несмотря на то что на сегодняшний день эта трагедия привлекает к себе значительный интерес, многие ее аспекты по-прежнему остаются малоизученными. Один из них - репрессии среди сотрудников советской милиции.
Несмотря на выраженный «классовый подход» в ходе формирования кадрового состава, на службу в милицию в конце 1920 г. поступило немало лиц, которые ранее воевали на стороне белых или служили в царской полиции. Это вызывало большую обеспокоенность чекистов и сотрудников особых отделов. Подтверждением служат информационные сводки о положении в Крыму в ноябре и декабре 1920 г.
«В местечке Джанкой, - сообщалось в донесении уполномоченного информационной частью Особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов К. Мукке от 20 ноября 1920 г. об обстановке на полуострове после прорыва Чонгарских укреплений, - пооставались все белогвардейские власти: члены гор[одской] думы, пристав, нач[альник] стражи и почти весь личный состав стражи, часть которой уже принята на службу в красной милиции»1.
В донесении от 4 декабря 1920 г., характеризуя состояние дел в Севастополе, К.Мукке сообщал, что созданная местным ревкомом городская милиция «уже приступила к своим обязанностям. Начальники районов - коммунисты. Милиционеры набраны из желающих. Среди них много из оставшейся государственной стражи Врангеля и также есть офицеры белой армии. В общем, состав милиционеров неиадежен и должен быть пересортирован фильтрацией основательно. Пока начальниками установлен над более из них подозрительными надзор»2.
Крымский исследователь Владимир Прохоров определяет следующие категории недавних активных противников большевизма, которых чекисты выявляли в первую очередь. Это казаки, а также солдаты так называемых «цветных» полков Белой армии - корниловцы, дроздовцы и марковцы. Отдельной категорией шли бывшие сотрудники контрразведки, сотрудники государственной стражи, полиции и жандармерии3.
В Архиве города Севастополя (ГКУ АГС) сохранилось некоторое количество документов о ходе мероприятий по выявлению бывших белогвардейцев среди сотрудников местной милиции. На уровне бюрократических процедур это происходило следующим образом.
В адрес начальника городской милиции направлялся запрос с требованием предоставить подробную информацию о милиционерах, которые раньше служили у белых. Затем начальник милиции истребовал нужные сведения у подведомственных районов. Получив информацию, передавал ее в Особый отдел. Исходя из предоставленных данных, чекисты принимали решение по каждому конкретному случаю. В отношении многих милиционеров это практически всегда означало арест, который часто заканчивался расстрелом.
Сколько же бывших военнослужащих Русской армии в конце 1920 г. состояло на службе в органах Севастопольской советской рабоче-крестьянской милиции? Определенное представление об этом можно составить, ознакомившись с материалами фонда р-229 «Управление советской рабоче-крестьянской милиции (отдела управления внутренних дел исполнительного комитета Севастопольского городского Совета рабочих, крестьянских, красноармейских и военморских депутатов». Дело № 21 описи №1 данного фонда содержит списки сотрудников 1-7 районов милиции, ранее служивших в Белой армии, и охватывает период с 25 ноября по 30 декабря 1920 г. Среди 275 листов дела значительное место занимает переписка между районами и руководством милиции города.
Для получения сведений о количестве бывших белогвардейцев среди милиционеров начальник милиции Павел Кривошеев направил в подведомственные районы телефонограмму, в которой предложил к 8 утра 30 ноября 1920 г. представить в его распоряжение составленные в двух экземплярах списки служивших у белых, «как на офицеров, так и на солдат с указанием чина, звания и должности, которую занимал в белой армии»4.
Во исполнение этого распоряжения 30 ноября 1920 г. заведующий 4-м районом Севастопольской советской рабоче-крестьянской милиции представил начальнику милиции перечень сотрудников и милиционеров вверенного ему района, которые раньше служили у белых. Таковых оказалось 13 человек, в том числе два помощника заведующего, и один старший милиционер5. Аналогичную информацию представили начальники других районов. В 1-м районе количество милиционеров и сотрудников, которые прежде служили у белых, составило 27 человек. При этом двое имели офицерские звания (прапорщик Иван Пшакин и поручик Николай Волков), трое же были солдатами именных («цветных») полков Белой армии. Так, помощник заведующего 1-го района Григорий Бордиан, с 9 апреля до ноября 1920 г. проходил службу в 3-м Дроздовском полку в звании рядового, на должности старшего писаря6. В 5-м районе прежде служили у белых 39 милиционеров и сотрудников, преимущественно рядовыми7. Всего в конце 1920 г. в аппарате севастопольской милиции служило 7 бывших офицеров. Помимо упомянутых двух сотрудников 1-го района, двое бывших офицеров (подпоручики Анатолий Черновцан и Михаил Голиков), служили в 5-м районе. Больше всего офицеров проходило службу в конной сотне, командиром которой был бывший штаб-ротмистр Александр Шидловский8.
Надо сказать, что препровождая списки сотрудников, заведующие районов часто проявляли участие, и ходатайствовали об оставлении этих милиционеров на службе.
«Все поименованные лица, - сообщалось в рапорте заведующего 4-м районом, - являются действительно полезными сотрудниками и зная некоторых лично, а также по собранным мною сведениям, они во вред Р.С.Ф.С.Р. не работали и оставление их на службе крайне желательно, как людей, на которых можно смело положиться и вполне заслуживающих доверие.
За тех лиц, которых знаю лично, ручаюсь я, а за остальных ручаются мои помощники - по внутренней части - тов. Л.В. Крыжановский и по наружной части тов. Л.И. Ластовский»9.
Заведующий 5-м районом в сопроводительном письме от 1 декабря 1920 г. также сообщал, что «указанные в списке лица работают со мной с первых дней и за время службы отличались безукоризненным и честным выполнением возложенных на них обязанностей», и потому ручался за них и ходатайствовал об оставлении их на службе в милиции10.
Получив эти сведения, начальник городской милиции также пытался убедить чекистов и сотрудников особых отделов не арестовывать его подчиненных. Передавая в Особый отдел 46-й дивизии список бывших офицеров, служивших в Управлении Севастопольской советской рабоче-крестьянской милиции, начальник милиции отмечал, что за время службы в органах правопорядка «все отличались безупречностью и хорошим отношением к службе». Ранее П. Кривошеев обращался с аналогичным ходатайством к коменданту города, но тот порекомендовал ему обратиться в Особый отдел11. Таким образом, окончательное решение о том, будут ли те или иные милиционеры далее нести службу и находиться на воле, оставалась в исключительной компетенции ВЧК.
Понятно, что сотрудники особых отделов не обременяли себя милосердием, и аресты милиционеров не были редкими. К сожалению, на момент написания настоящего очерка, нами не выявлено подробной информации о том, сколько севастопольских милиционеров пострадали в ходе репрессий и «чисток». В то же время сохранились отдельные документы, в которых упоминается об аресте некоторых правоохранителей. Так, в одном из приказов, выпущенных в начале 1921 г., П.Кривошеев распорядился об увольнении со службы и снятии со всех видов довольствия с 10 января 1921 г. помощника начальника конного отряда милиции, в связи с арестом последнего Особым отделом Черного и Азовского морей (Черноазморей)12. В приказе № 119 от 23 апреля 1921 г. сообщалось о снятии с довольствия милиционера 8-го района Федора Сущенко, поскольку тот был арестован Особым отделом13.
В конце 1920 г. руководство милиции Севастополя передало в ОО 46-й дивизии список сотрудников из числа бывших стражников, задержанных при регистрации (всего 31 человек). Как и в случае с бывшими врангелевцами, начальник милиции ходатайствовал об освобождении указанных лиц и восстановлении их на службе14. К сожалению, в деле не нашлось информации о том, как отреагировали чекисты на это ходатайство.
Аресты сотрудников милиции проходили и в других городах полуострова. Так, 5 января 1921 г. ОО ВЧК 4-й армии арестован заместитель начальника евпаторийской милиции Павел Коверков. Поводом для ареста стала его предыдущая служба при Врангеле (работал секретным сотрудником сыскного отделения Евпатории). 7 января 1921 г. Коверкова приговорили к расстрелу15.
7 декабря 1920 г. в Ялте приговорен к высшей мере наказания делопроизводитель местной милиции, Сергей Барсов. Уроженец Киева, чиновник, коллежский регистратор, Барсов работал при Врангеле на той же должности в ялтинской государственной страже16.
Также известны примеры, когда руководители органов милиции сами инициировали репрессии в отношении подчиненных. Так, начальник Симферопольского уездно-городского управления рабоче-крестьянской милиции Михаил Македон в процессе организации милиции в Симферопольском уезде обнаружил, что среди сотрудников органов правопорядка до 50% составляют бывшие жандармы. Сочтя такое положение дел неприемлемым, Македон санкционировал приказы на расстрел около 100 сотрудников милиции из числа «контрреволюционного элемента», чем заслужил доверие и явные симпатии руководства Крымревкома. Кроме того М. Македон сумел добиться такого положения дел, при котором начальники милиции всех уровней в Симферопольском уезде обязаны были состоять в партии большевиков17.
Документы свидетельствуют, что органы ВЧК и в дальнейшем пытались контролировать милиционеров, требуя регулярно предоставлять им подробную информацию о деятельности органов правопорядка, а также списки сотрудников. Так, 21 января 1921 г. в телефонограмме №1 председатель Севастопольской уездной ЧК предлагал руководству милиции «срочно с получением сего не позже 22 января выслать все имеющиеся у Вас копии анкет сотрудников по адресу Чесменская №34». Получив данное обращение, начальник милиции наложил резолюцию: «Копий анкет не имеется. Сотрудники подавали анкеты в Особ. Отд. 46 согласно приказа»18.
Часто, производя арест (неважно, за «контрреволюционную деятельность» или за уголовные преступления), чекисты не ставили милицейское начальство об этом в известность, что становилось причиной серьезных конфликтов. В деле № 19 описи 2 фонда р-229 Архива Севастополя сохранилась обширная переписка об аресте и освобождении из-под ареста сотрудников местной милиции. Так, 3 февраля 1921 г. начальник милиции города обратился к заведующему отделом управления Севастопольского ревкома с рапортом, что 27 января 1921 г. уполномоченный ОРТЧК Денисов арестовал по подозрению в соучастии в краже из склада железножных служащих при станции Севастополь мануфактуры, сотрудников 4-го района милиционеров Цуранкова, Чикалина, Рундукова. 28 января по тому же делу арестованы младший помощник начальника района Кудиненко, милиционеры Гранкин и Хатинев, 30 января как свидетелей по этому делу задержали милиционеров Ордынского и Карагода.
При этом чекисты не посчитали нужным уведомить об этом руководство милиции. Донося об изложенном и «полагая, что следствием и арестом по делам уголовного характера ведают органы юстиции», начальник милиции просил разъяснить, имеют ли право чекисты производить подобные аресты19.
Об аресте милиционеров и его причине не ставили милицейское начальство в известность и сотрудники особых отделов. 4 апреля 1921 г. начальник милиции Севастополя обратился в ОО Черноазморей с просьбой сообщить причину ареста сотрудника Павла Полевого, который был вызван для допроса по делу о краже у сотрудника Особого отдела и там арестован. Начальник милиции ходатайствовал о «скорейшем освобождении» своего подчиненного, «так как отсутствие его, ввиду недостатка людей, сильно отражается на ходе работ»20.
Аресты сотрудников милиции также производили военные власти. Так, в начале июня 1921 г. временно исполняющий должность начальника милиции Севастополя обратился к коменданту города с просьбой освободить из-под ареста Ивана Коробейникова, который был арестован в ночь с 30 на 31 мая. Также руководитель милиции просил коменданта «в дальнейшем, в случае необходимости наложения на милиционеров вверенной мне Милиции дисциплинарных взысканий, сообщать о сем мне, а не арестовывать непосредственно»21.
Точная цифра репрессированных сотрудников севастопольской и крымской милиции неизвестна. Сохранились лишь общие данные об изменениях численности кадрового состава в 1920-1921 гг. Так, к осени 1921 г. личный состав органов крымской милиции сократился с 3317 до 2128 человек22. В Севастополе к февралю 1921 г. состав милиции сократился с 1029 до 796 человек23. Конечно, причиной кадровых изменений становились не только аресты. Многие милиционеры попросту не выдерживали условий службы и увольнялись и переходили на работу в другие учреждения. В то же время неоспоримо, что хотя милиция была частью репрессивного аппарата, в первые месяцы после победы над Врангелем она подверглась мощной кадровой «чистке».
Д.В. Соколов
для "Русской Стратегии"
http://rys-strategia.ru/
1 Русская военная эмиграция 20-40-х годов: док. и мат-лы. Т. I: Так начиналось изгнанье. 1920-1922 гг. Кн. 1-я: Исход. М.: Гея, 1998. - с.213
2 Там же. - с. 232
3 Прохоров В.В. Организационное становление рабоче-крестьянской милиции Крыма. - Киев: ООО «Издательство «Телесик», 2007. - с.52-53
4 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.21 - л.2
5 Там же. - л.1
6 Там же. - л.5
7 Там же. - л.8
8 Там же. - л.32
9 Там же. - л.1
10 Там же. - л.31
11 Там же.
12 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.28 - л.32
13 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.2, д.1 - л.30
14 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.21 - л.49-50
15 Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: кн. 3-я. Симферополь: АнтиквА, 2007. - с.178
16 Абраменко Л.М. Последняя обитель. Крым, 1920-1921 годы. Киев: МАУП, 2005. - с.356-357
17 Прохоров В.В. Указ. соч. - с.40
18 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.2 - л.39
19 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.2, д.19 - л.2
20 Там же. - л.11
21 Там же. - л.20
22 Прохоров В.В. Указ. соч. - с.40
23 Там же. - с.47
http://rys-strategia.ru/publ/1-1-0-3114
__
Первые месяцы после окончательного установления советской власти в Крыму отмечены невиданным разгулом насилия. Большим, чем за все время Гражданской войны. Полуостров захлестнул массовый красный террор, жертвами которого стали тысячи военнослужащих Русской армии генерала Петра Врангеля, гражданских лиц. Несмотря на то что на сегодняшний день эта трагедия привлекает к себе значительный интерес, многие ее аспекты по-прежнему остаются малоизученными. Один из них - репрессии среди сотрудников советской милиции.
Несмотря на выраженный «классовый подход» в ходе формирования кадрового состава, на службу в милицию в конце 1920 г. поступило немало лиц, которые ранее воевали на стороне белых или служили в царской полиции. Это вызывало большую обеспокоенность чекистов и сотрудников особых отделов. Подтверждением служат информационные сводки о положении в Крыму в ноябре и декабре 1920 г.
«В местечке Джанкой, - сообщалось в донесении уполномоченного информационной частью Особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов К. Мукке от 20 ноября 1920 г. об обстановке на полуострове после прорыва Чонгарских укреплений, - пооставались все белогвардейские власти: члены гор[одской] думы, пристав, нач[альник] стражи и почти весь личный состав стражи, часть которой уже принята на службу в красной милиции»1.
В донесении от 4 декабря 1920 г., характеризуя состояние дел в Севастополе, К.Мукке сообщал, что созданная местным ревкомом городская милиция «уже приступила к своим обязанностям. Начальники районов - коммунисты. Милиционеры набраны из желающих. Среди них много из оставшейся государственной стражи Врангеля и также есть офицеры белой армии. В общем, состав милиционеров неиадежен и должен быть пересортирован фильтрацией основательно. Пока начальниками установлен над более из них подозрительными надзор»2.
Крымский исследователь Владимир Прохоров определяет следующие категории недавних активных противников большевизма, которых чекисты выявляли в первую очередь. Это казаки, а также солдаты так называемых «цветных» полков Белой армии - корниловцы, дроздовцы и марковцы. Отдельной категорией шли бывшие сотрудники контрразведки, сотрудники государственной стражи, полиции и жандармерии3.
В Архиве города Севастополя (ГКУ АГС) сохранилось некоторое количество документов о ходе мероприятий по выявлению бывших белогвардейцев среди сотрудников местной милиции. На уровне бюрократических процедур это происходило следующим образом.
В адрес начальника городской милиции направлялся запрос с требованием предоставить подробную информацию о милиционерах, которые раньше служили у белых. Затем начальник милиции истребовал нужные сведения у подведомственных районов. Получив информацию, передавал ее в Особый отдел. Исходя из предоставленных данных, чекисты принимали решение по каждому конкретному случаю. В отношении многих милиционеров это практически всегда означало арест, который часто заканчивался расстрелом.
Сколько же бывших военнослужащих Русской армии в конце 1920 г. состояло на службе в органах Севастопольской советской рабоче-крестьянской милиции? Определенное представление об этом можно составить, ознакомившись с материалами фонда р-229 «Управление советской рабоче-крестьянской милиции (отдела управления внутренних дел исполнительного комитета Севастопольского городского Совета рабочих, крестьянских, красноармейских и военморских депутатов». Дело № 21 описи №1 данного фонда содержит списки сотрудников 1-7 районов милиции, ранее служивших в Белой армии, и охватывает период с 25 ноября по 30 декабря 1920 г. Среди 275 листов дела значительное место занимает переписка между районами и руководством милиции города.
Для получения сведений о количестве бывших белогвардейцев среди милиционеров начальник милиции Павел Кривошеев направил в подведомственные районы телефонограмму, в которой предложил к 8 утра 30 ноября 1920 г. представить в его распоряжение составленные в двух экземплярах списки служивших у белых, «как на офицеров, так и на солдат с указанием чина, звания и должности, которую занимал в белой армии»4.
Во исполнение этого распоряжения 30 ноября 1920 г. заведующий 4-м районом Севастопольской советской рабоче-крестьянской милиции представил начальнику милиции перечень сотрудников и милиционеров вверенного ему района, которые раньше служили у белых. Таковых оказалось 13 человек, в том числе два помощника заведующего, и один старший милиционер5. Аналогичную информацию представили начальники других районов. В 1-м районе количество милиционеров и сотрудников, которые прежде служили у белых, составило 27 человек. При этом двое имели офицерские звания (прапорщик Иван Пшакин и поручик Николай Волков), трое же были солдатами именных («цветных») полков Белой армии. Так, помощник заведующего 1-го района Григорий Бордиан, с 9 апреля до ноября 1920 г. проходил службу в 3-м Дроздовском полку в звании рядового, на должности старшего писаря6. В 5-м районе прежде служили у белых 39 милиционеров и сотрудников, преимущественно рядовыми7. Всего в конце 1920 г. в аппарате севастопольской милиции служило 7 бывших офицеров. Помимо упомянутых двух сотрудников 1-го района, двое бывших офицеров (подпоручики Анатолий Черновцан и Михаил Голиков), служили в 5-м районе. Больше всего офицеров проходило службу в конной сотне, командиром которой был бывший штаб-ротмистр Александр Шидловский8.
Надо сказать, что препровождая списки сотрудников, заведующие районов часто проявляли участие, и ходатайствовали об оставлении этих милиционеров на службе.
«Все поименованные лица, - сообщалось в рапорте заведующего 4-м районом, - являются действительно полезными сотрудниками и зная некоторых лично, а также по собранным мною сведениям, они во вред Р.С.Ф.С.Р. не работали и оставление их на службе крайне желательно, как людей, на которых можно смело положиться и вполне заслуживающих доверие.
За тех лиц, которых знаю лично, ручаюсь я, а за остальных ручаются мои помощники - по внутренней части - тов. Л.В. Крыжановский и по наружной части тов. Л.И. Ластовский»9.
Заведующий 5-м районом в сопроводительном письме от 1 декабря 1920 г. также сообщал, что «указанные в списке лица работают со мной с первых дней и за время службы отличались безукоризненным и честным выполнением возложенных на них обязанностей», и потому ручался за них и ходатайствовал об оставлении их на службе в милиции10.
Получив эти сведения, начальник городской милиции также пытался убедить чекистов и сотрудников особых отделов не арестовывать его подчиненных. Передавая в Особый отдел 46-й дивизии список бывших офицеров, служивших в Управлении Севастопольской советской рабоче-крестьянской милиции, начальник милиции отмечал, что за время службы в органах правопорядка «все отличались безупречностью и хорошим отношением к службе». Ранее П. Кривошеев обращался с аналогичным ходатайством к коменданту города, но тот порекомендовал ему обратиться в Особый отдел11. Таким образом, окончательное решение о том, будут ли те или иные милиционеры далее нести службу и находиться на воле, оставалась в исключительной компетенции ВЧК.
Понятно, что сотрудники особых отделов не обременяли себя милосердием, и аресты милиционеров не были редкими. К сожалению, на момент написания настоящего очерка, нами не выявлено подробной информации о том, сколько севастопольских милиционеров пострадали в ходе репрессий и «чисток». В то же время сохранились отдельные документы, в которых упоминается об аресте некоторых правоохранителей. Так, в одном из приказов, выпущенных в начале 1921 г., П.Кривошеев распорядился об увольнении со службы и снятии со всех видов довольствия с 10 января 1921 г. помощника начальника конного отряда милиции, в связи с арестом последнего Особым отделом Черного и Азовского морей (Черноазморей)12. В приказе № 119 от 23 апреля 1921 г. сообщалось о снятии с довольствия милиционера 8-го района Федора Сущенко, поскольку тот был арестован Особым отделом13.
В конце 1920 г. руководство милиции Севастополя передало в ОО 46-й дивизии список сотрудников из числа бывших стражников, задержанных при регистрации (всего 31 человек). Как и в случае с бывшими врангелевцами, начальник милиции ходатайствовал об освобождении указанных лиц и восстановлении их на службе14. К сожалению, в деле не нашлось информации о том, как отреагировали чекисты на это ходатайство.
Аресты сотрудников милиции проходили и в других городах полуострова. Так, 5 января 1921 г. ОО ВЧК 4-й армии арестован заместитель начальника евпаторийской милиции Павел Коверков. Поводом для ареста стала его предыдущая служба при Врангеле (работал секретным сотрудником сыскного отделения Евпатории). 7 января 1921 г. Коверкова приговорили к расстрелу15.
7 декабря 1920 г. в Ялте приговорен к высшей мере наказания делопроизводитель местной милиции, Сергей Барсов. Уроженец Киева, чиновник, коллежский регистратор, Барсов работал при Врангеле на той же должности в ялтинской государственной страже16.
Также известны примеры, когда руководители органов милиции сами инициировали репрессии в отношении подчиненных. Так, начальник Симферопольского уездно-городского управления рабоче-крестьянской милиции Михаил Македон в процессе организации милиции в Симферопольском уезде обнаружил, что среди сотрудников органов правопорядка до 50% составляют бывшие жандармы. Сочтя такое положение дел неприемлемым, Македон санкционировал приказы на расстрел около 100 сотрудников милиции из числа «контрреволюционного элемента», чем заслужил доверие и явные симпатии руководства Крымревкома. Кроме того М. Македон сумел добиться такого положения дел, при котором начальники милиции всех уровней в Симферопольском уезде обязаны были состоять в партии большевиков17.
Документы свидетельствуют, что органы ВЧК и в дальнейшем пытались контролировать милиционеров, требуя регулярно предоставлять им подробную информацию о деятельности органов правопорядка, а также списки сотрудников. Так, 21 января 1921 г. в телефонограмме №1 председатель Севастопольской уездной ЧК предлагал руководству милиции «срочно с получением сего не позже 22 января выслать все имеющиеся у Вас копии анкет сотрудников по адресу Чесменская №34». Получив данное обращение, начальник милиции наложил резолюцию: «Копий анкет не имеется. Сотрудники подавали анкеты в Особ. Отд. 46 согласно приказа»18.
Часто, производя арест (неважно, за «контрреволюционную деятельность» или за уголовные преступления), чекисты не ставили милицейское начальство об этом в известность, что становилось причиной серьезных конфликтов. В деле № 19 описи 2 фонда р-229 Архива Севастополя сохранилась обширная переписка об аресте и освобождении из-под ареста сотрудников местной милиции. Так, 3 февраля 1921 г. начальник милиции города обратился к заведующему отделом управления Севастопольского ревкома с рапортом, что 27 января 1921 г. уполномоченный ОРТЧК Денисов арестовал по подозрению в соучастии в краже из склада железножных служащих при станции Севастополь мануфактуры, сотрудников 4-го района милиционеров Цуранкова, Чикалина, Рундукова. 28 января по тому же делу арестованы младший помощник начальника района Кудиненко, милиционеры Гранкин и Хатинев, 30 января как свидетелей по этому делу задержали милиционеров Ордынского и Карагода.
При этом чекисты не посчитали нужным уведомить об этом руководство милиции. Донося об изложенном и «полагая, что следствием и арестом по делам уголовного характера ведают органы юстиции», начальник милиции просил разъяснить, имеют ли право чекисты производить подобные аресты19.
Об аресте милиционеров и его причине не ставили милицейское начальство в известность и сотрудники особых отделов. 4 апреля 1921 г. начальник милиции Севастополя обратился в ОО Черноазморей с просьбой сообщить причину ареста сотрудника Павла Полевого, который был вызван для допроса по делу о краже у сотрудника Особого отдела и там арестован. Начальник милиции ходатайствовал о «скорейшем освобождении» своего подчиненного, «так как отсутствие его, ввиду недостатка людей, сильно отражается на ходе работ»20.
Аресты сотрудников милиции также производили военные власти. Так, в начале июня 1921 г. временно исполняющий должность начальника милиции Севастополя обратился к коменданту города с просьбой освободить из-под ареста Ивана Коробейникова, который был арестован в ночь с 30 на 31 мая. Также руководитель милиции просил коменданта «в дальнейшем, в случае необходимости наложения на милиционеров вверенной мне Милиции дисциплинарных взысканий, сообщать о сем мне, а не арестовывать непосредственно»21.
Точная цифра репрессированных сотрудников севастопольской и крымской милиции неизвестна. Сохранились лишь общие данные об изменениях численности кадрового состава в 1920-1921 гг. Так, к осени 1921 г. личный состав органов крымской милиции сократился с 3317 до 2128 человек22. В Севастополе к февралю 1921 г. состав милиции сократился с 1029 до 796 человек23. Конечно, причиной кадровых изменений становились не только аресты. Многие милиционеры попросту не выдерживали условий службы и увольнялись и переходили на работу в другие учреждения. В то же время неоспоримо, что хотя милиция была частью репрессивного аппарата, в первые месяцы после победы над Врангелем она подверглась мощной кадровой «чистке».
Д.В. Соколов
для "Русской Стратегии"
http://rys-strategia.ru/
1 Русская военная эмиграция 20-40-х годов: док. и мат-лы. Т. I: Так начиналось изгнанье. 1920-1922 гг. Кн. 1-я: Исход. М.: Гея, 1998. - с.213
2 Там же. - с. 232
3 Прохоров В.В. Организационное становление рабоче-крестьянской милиции Крыма. - Киев: ООО «Издательство «Телесик», 2007. - с.52-53
4 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.21 - л.2
5 Там же. - л.1
6 Там же. - л.5
7 Там же. - л.8
8 Там же. - л.32
9 Там же. - л.1
10 Там же. - л.31
11 Там же.
12 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.28 - л.32
13 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.2, д.1 - л.30
14 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.21 - л.49-50
15 Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: кн. 3-я. Симферополь: АнтиквА, 2007. - с.178
16 Абраменко Л.М. Последняя обитель. Крым, 1920-1921 годы. Киев: МАУП, 2005. - с.356-357
17 Прохоров В.В. Указ. соч. - с.40
18 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.1, д.2 - л.39
19 ГКУ АГС, ф. р-229, Оп.2, д.19 - л.2
20 Там же. - л.11
21 Там же. - л.20
22 Прохоров В.В. Указ. соч. - с.40
23 Там же. - с.47
http://rys-strategia.ru/publ/1-1-0-3114