(no subject)
Тут как-то заметил я, что не слишком мне интересно, что говорят мои вполне себе мудрые и замечательные собеседники (имею в виду не обмен конкретной информацией, а мысли). Заранее, как правило, знаю, что скажут. Заранее знаю, что отвечу. Потому что и свои мысли мне тоже неинтересны. Новых нет. Раньше думал, дело в том, что мозги с возрастом ржавеют. А нынче появилось подозрение, что не только и не столько в этом дело. Просто количество вещей, которые про эту жизнь обязательно надо подумать и для себя решить, еще ограниченнее, чем количество книг, которые непременно нужно прочесть.
Если кто решил, что я жалуюсь на скуку, он ошибся. Все это совсем не к тому. Я, как всегда, сверну скоро на стишки. Ибо ведь какое странное дело, неинтересно, что говорят мне и что говорю я, а само общение, тем не менее, по-прежнему интересно и драгоценно, даже заранее наизусть известные разговоры о политике. И если про женскую половину моих знакомых мы еще можем предположить, что она воздействует на меня невербально - посредством блеска глаз, поворота головы и прочего ненаучного колдовства, то про мужскую-то - нет. Получается, что все дело в том, что меня окружают прекрасные люди, и мне хорошо с ними, какую бы хрень они ни несли и какую бы шнягу я им ни отвечал по тому или иному поводу. Так оно, бесспорно, и есть.
Не значит ли это, что и от стишков не стоит требовать новизны (про формальную молчу - "нет новизны, есть мера")? Что если стихотворение написано хорошим человеком на хорошем русском языке - то чего нам еще? То есть не следет ли признать хорошими тонны поздних рутинных стихов Бродского? Все беззащитные неумелости Рейна? Судороги памяти Гандлевского? Не значит ли это, что и себе можно позволить писать общими (для соответствующего социального круга, разумеется) местами, следя, единственно, за качеством изложения (если нахально допустить, конечно, что я тоже человек хороший)? Не является ли читательская радость узнавания себя в читаемом достаточным оправданием существования стишка? Если так, то это противоречит всему, что я в последние годы об этом деле думал. Пока я этой логике не верю, ибо она подсказывает радикально упростить себе жизнь, а такие подсказки обычно звучат из-за левого плеча. Но, если отвлечься от меня, неужели это и правда так? Было бы ужасно.
Если кто решил, что я жалуюсь на скуку, он ошибся. Все это совсем не к тому. Я, как всегда, сверну скоро на стишки. Ибо ведь какое странное дело, неинтересно, что говорят мне и что говорю я, а само общение, тем не менее, по-прежнему интересно и драгоценно, даже заранее наизусть известные разговоры о политике. И если про женскую половину моих знакомых мы еще можем предположить, что она воздействует на меня невербально - посредством блеска глаз, поворота головы и прочего ненаучного колдовства, то про мужскую-то - нет. Получается, что все дело в том, что меня окружают прекрасные люди, и мне хорошо с ними, какую бы хрень они ни несли и какую бы шнягу я им ни отвечал по тому или иному поводу. Так оно, бесспорно, и есть.
Не значит ли это, что и от стишков не стоит требовать новизны (про формальную молчу - "нет новизны, есть мера")? Что если стихотворение написано хорошим человеком на хорошем русском языке - то чего нам еще? То есть не следет ли признать хорошими тонны поздних рутинных стихов Бродского? Все беззащитные неумелости Рейна? Судороги памяти Гандлевского? Не значит ли это, что и себе можно позволить писать общими (для соответствующего социального круга, разумеется) местами, следя, единственно, за качеством изложения (если нахально допустить, конечно, что я тоже человек хороший)? Не является ли читательская радость узнавания себя в читаемом достаточным оправданием существования стишка? Если так, то это противоречит всему, что я в последние годы об этом деле думал. Пока я этой логике не верю, ибо она подсказывает радикально упростить себе жизнь, а такие подсказки обычно звучат из-за левого плеча. Но, если отвлечься от меня, неужели это и правда так? Было бы ужасно.