Оригинал взят у
17ur в
"Ничего личного" в трёх скучных итерациях. Небезынтересное разногласие в наблюдаемой сети порождает одна из граней украинского вопроса. Речь идёт об отношении к собственно украинцам как группе.
Оставлю в стороне подчинённый вопрос её, группы, существования: для сетевых обсуждений существование их предмета не является чем-то критически важным.
Здесь, скорее, проходит попытка установить оппоненту или стороннему наблюдателю некоторый набор эмоциональных откликов на упоминание предмета дискуссии - в надежде на то, что эти отклики впоследствии определят частную политику оппонента к оному предмету; и на то, что в той мере, в которой частные политики определяют общественную и государственную, установленные отклики определят и их.
Я позволю себе несколько более отвлечённое рассуждение, которое, вполне вероятно, не будет одобрено ни сторонниками образа "белых и пушистых украинцев", в той или иной мере соблазнённых Нуланд, растленных Байденом и понукаемых мерзостными рагулями, ни противниками "украинства вообще" как изобретённой австрийцами идентичности, навязанной части добрых русских людей и по долгому извилистому пути с участием множества иных злодеев доведшей их до неизлечимо свинского состояния.
Тем более предлагаемая ниже точка зрения не порадует тех, кто считает чем-то пристойным упомянутое украинство и дела именем и во славу его.
На прямой вопрос: а как ты относишься к украинцам? - я, не вдаваясь в тонкости, первой итерации ради, честно отвечу: с опаской.
Включу секундомер и пережду умозаключения типа "боится значит уважает": мол, не зря скакал майдан - гнусный москалюга осознал, убоялся решимости, проникся мощью и тэ дэ и тэ пэ.
Эти построения основаны на презумпции признания превосходства как единственно возможного источника упомянутой опаски.
Однако такая презумпция не верна, пусть и естественна для примитивного ума.
Представим себе, что в округе завелась новая болезнетворная бактерия, от которой людей корчит, иногда до смерти - и представим себе, что её убивает не абы что, а тёплый спиртовой раствор. И вот я раз в день опрыскиваю собственное жилище упомянутым раствором, им же мою руки перед едой, им же обтираюсь после душа. И постоянно нахожусь в приподнятом настроении, ибо вынужден этим дышать.
Как видно, я, хомо сапиенс, вершина неизвестного количества лет эволюции, выказываю неподдельную, выраженную в весьма затратных действиях опаску в отношении существ совершенно низших. При этом не подлежит дискуссии сама мысль о признании мною превосходства болезнетворной бактерии. Ни шутки, ни оскорбления всерьёз не обсуждают.
То же самое построение верно для стаи бездомных собак, встреча с которой вполне может быть опасной, но вряд ли за последнюю тысячу лет добавила верующих Анубису.
Перенося приведённую конструкцию на украинский вопрос, получим, что разумное отношение к украинцам во время и после происходящего унылого малороссийского буйства таково: собрать представление о том, на какие мерзости способна эта публика (только и именно эта, счета к окружающему миру надо составлять именные и вести раздельно), прикинуть хоть сколько-нибудь вероятные проявления таковых на себя, любимого, и заранее подстраховаться, в том числе через подстрекательство окружающих. "Ничего личного".
Выяснится, что мерзости, сколь бы ни казались они велики и отвратительны, всё равно однообразны и лишены фантазии (на хуторах с ней туго). Сколько-нибудь действительным ущербом до меня лично они вряд ли смогут докатиться. Зависимые от меня меры по предотвращению и переживанию этого маловероятного докатывания уже приняты - и для меня они совершенно не затратны.
Неизбежной составной частью в эти меры входит уменьшение доверия ко всему украинскому и возможная замена его русским (в том числе через присвоение). Ничего раздражающего я в этом не вижу, в том числе раздражающего для украинцев - по крайней мере тех, с кем можно общаться.
Если человек явно, а то и с угрозами обижается, что из-за его буйных родственников от него прячут ножницы - значит, правильно прячут.
Если уж закручивать сильнее: те неудобства, которые выпадут "хорошим" украинцам от таких частных политик, во-первых, не острее и не страшнее тех, которые во все времена выпадают людям по жизни независимо от межнациональности; во-вторых, эти неудобства в каждом частном случае преодолимы и преходящи, - если не искать глазами ножницы; а в-третьих, имеют своим источником отнюдь не природное москальское жлобство, от которого москаль может и отказаться под настроение (не я, конечно), а невинные прыжки под жизнерадостные крики про кого-то там на ножи и незначительные инциденты в Одессе, Мариуполе, Луганске и далее по всем пунктам, которые уже не сделать небывшими.
Теперь я позволю себе вновь ответить на вопрос "а как ты относишься к украинцам" - только уже вдаваясь в тонкости. Так сказать, вторая итерация.
Видите ли, в аналогиях с бактериями и собаками присутствует тот скрытый смысл, что сами по себе эти существа не страшны в частности и не интересны вообще. Какую-то угрозу мне представляют не они сами, а их жизнедеятельность, нормированная механизмами, которые от них, существ, не зависят.
Бактерии гадят токсинами в кровь, это у них такой обмен веществ. А у собачек ранговость, им надо самоутверждаться, покусывая то, что побольше размерами. Ни те, ни эти по-другому не могут.
И вопрос "как ты относишься к украинцам" при вдаче в тонкости прозвучит "какие результаты текущей жизнедеятельности украинцев ты вынужден учитывать и каким образом", а вовсе не "какие они, украинцы - хорошие или плохие". Что опять-таки ведёт к ответу, данному несколькими абзацами выше. "Ничего личного", верно.
В "жизнедеятельность" входит, например, уплата налогов, от которой большая часть украинского населения - независимо от изысканных политических взглядов и трудной судьбы - уклониться не может, а на эти налоги обстреливают Донбасс. Входит сюда и отсутствие протеста против творимых р-революционной властью мерзостей. И так далее.
"Не может" в случае украинцев относится ко многому, и механизмы, определяющие "не может", находятся вне оперативного контроля тех, кто не могут.
Я опять включаю секундомер и выслушиваю диатрибы в свой адрес, обильно инкрустированные ироническими вопросами "а сам-то ты что за герой и всемогущий супермен" и "а что бы ты сделал на их/нашем месте". После чего перехожу к третьей итерации.
Открою страшную тайну: я не герой. Даже не персонаж второго плана. Дело в том, что я вообще не рассматриваю происходящее как историю, как рассказ, где существуют действующие лица - в данном случае (и во многих других) такое рассмотрение утеряло смысл благодаря его использованию на износ в целях, не совпадающих с целями рассматривающего. Вытерлось.
Трюизм: с человеком общаются только тогда, когда от него что-то нужно: не обязательно в вещном смысле - "чтобы слышал" адресанту зачастую уже достаточно.
Это означает, что всё, что мы говорим друг дружке, есть попытка распоряжения друг дружкой. Возможны только три моды такого распоряжения.
Во-первых, это прямой приказ. "Отойди".
Во-вторых, это указание на некоторый внешний фактор, сопряжённый с ущербом или выгодой. "Если будешь стоять на проезжей части, то тебя переедет автомобиль".
В-третьих и сильнейшим образом недооцениваемых, это побуждение к поступку или отказу от такового самими приёмами высказывания, нарративом - не сюжетом даже, а сюжетообразованием. "Вечная борьба доблести свободного поиска со скорбной одомашненностью; овеянные славою герои, бесстрашно сходящие с унылых асфальтированных пустошей на негостеприимную обочину, и жалкие трусы, остающиеся на ноздреватой воняющей битумом поверхности..."
В первом случае для исполнения приказа важно "а кто приказывает", во втором "а есть ли автомобиль", а в третьем... в третьем распоряжаемый ничего не может предъявить распорядителю. Если, конечно, распоряжаемый - герой. Или персонаж второго плана.
Или кто угодно, признавший себя действующим лицом рассказа и теперь вынужденный нравиться (или не нравиться) рассказчику.
Вопрос "как ты относишься к украинцам" в ныне испытываемой итерации нечувствительно обрастает историей и вынуждает к ролянию - как же, меня просят произнести суждение в отношении целого народа или изображающей его публики. Вот прямо сейчас приклею бороду и запишусь в Гэндальфы - старик любил этак обобщать и резюмировать.
И ответ в режиме "ничего личного" становится отказом от участия в театре безразлично роли, с бородой она или без: "может быть, из-за них мне будет плохо; может быть, нет. К возможному плохому я уже подготовился (за кулисами), готовлюсь (за кулисами), буду готовиться (там же)".
Валяйте, попробуйте это включить в рассказ, в пьесу, в эпос про "хитрые планы", "европейское будущее" и про кто-то кого-то слил. Ужас, да. Конспирологи в жиды запишут.
Ну, а то, что нынче основной формой попыток распорядиться ближним (и дальним) своим является именно что нарратив, коррида с размахиванием всяким ярким перед клиентом, слёживающаяся в мифы, теории, стереотипы и предубеждения, вытесняющие сколько-нибудь рациональное поведение на задворки планирования - это не моя вина.
Будь моя воля, обходился бы приказом или разъяснением последствий - признавая священное право свободного человека (своё в том числе) забивать на вынуждение нравиться.
А раз это не моя вина, то и бедой моей быть не должно.
В заключении соглашусь: да, эти мои построения могут быть применены не только к украинцам, но и ко всему, что, по мнению собеседника, может мне нравиться или не нравиться.
И не только мне.
И по мнению не только собеседника - обитатели телевизора до этого статуса не дотягивают, однако изо всех сил, с многоголосыми криками стараются заставить бедного телезрителя определить своё отношение к.
А то, знаете ли, от нарратива - историй, рассказов, мифов с архетипами, адаптируемыми ко всякому выпуску новостей, не продохнуть уже.
Спасибо за внимание.
ПостСкриптум. Сказанное выше - естественное следствие моего атеизма. У меня нет Рассказчика, нравиться некому. У верующих и прикидывающихся неверующими - есть. Их дело.
А кроме того, я считаю, что
Аракчеев должен быть свободен.