В Магаданском издательстве "Охотник" вышла интереснейшая книга геолога Бориса Вронского.
"ТАЕЖНЫМИ ТРОПАМИ"
Воспоминания о геологических поисках на Колыме в 30-50-е гг. XX в. Стихотворения.
Живой, образный язык выпускника горного отделения Варшавского политехнического института. Увлекательное описание непосредственного участника важнейших событий в истории отечественной геологоразведки. Однако остается при знакомстве с воспоминаниями выдающегося исследователя недр некий смутный осадок.
"Читал я много и беспорядочно. Придя домой из училища, я, подстелив что-нибудь, ложился на пол около печки и читал, читал, читал. Беспорядочное чтение развило у меня близорукость, и мне в тринадцать лет пришлось надеть очки.
Лет с одиннадцати у меня начался душевный разлад на почве начавшихся сомнений в существовании бога. Я горячо молился, отбивая бесчисленные поклоны перед иконостасом, каковой в те времена являлся обязательным реквизитом каждого дома. Молился я втайне, прося бога избавить меня от искушения. Однако время и чтение делали свое дело, и сомнения становились все бо'льшими и бо'льшими. Окончательно я «изверился» в существовании бога, когда мне было примерно четырнадцать лет.
Были весенние (пасхальные) каникулы. Как обычно, я проводил их в Михайловке. В приюте был сторожевой пес Буян, пес со странностями. То он ластился, а то вдруг, ни с того ни с сего, мог запросто тяпнуть вас за ногу. Приближалась Пасха с неизбежным говеньем и последующим причащением. Говенье заключалось в исповеди перед священником в своих грехах, которые им «отпускались». Затем следовал обряд причащения, который окончательно закреплял «отпущение грехов». Заключался он в том, что после прослушивания церковной службы (обедни) каждому причащающемуся клалась в рот на ложечке частица просфоры (белого хлеба), размоченная в вине. Во рту у вас эта частица таинственным образом превращалась в тело и кровь господня, проглотив которые вы окончательно очищались от старых грехов и могли начинать грешить «по новой». Это было великое таинство, и горе было тому, кто пренебрегал им.
Тетя моя была очень богобоязненным человеком, и у нее было очень много «священных» книжек, выпускаемых Троице-Сергиевской, Киево-Печерской и другими лаврами для наставления верующих. В одной из таких книжек описывалась страшная история об одном нечестивце, который выплюнул причастие на землю, и о псе, который пытался сожрать это причастие. Пес был испепелен огнем, вспыхнувшим на месте выплюнутого «тела господня», а безумный нечестивец долго и тяжко болел. Он раскаялся и, исцелившись от неверия, ушел в монастырь, где примерным поведением и неустанными молитвами искупил свой грех.
Эта история поразила мое воображение. Содрогаясь от ужаса, я решил повторить ее даже ценой длительной болезни. Во-первых, представлялась возможность разделаться с Буяном, да еще таким эффектным образом, а во-вторых, это был достойный способ укрепить мою пошатнувшуюся веру в бога.
И вот, держа во рту причастие, я примчался из церкви домой и направился к Буяну, который, повиливая хвостом, выжидающе смотрел на меня. С замиранием сердца я выплюнул причастие, ожидая, что вот-вот взметнется огненный смерч, который, того и гляди, испепелит не только Буяна, но заодно и меня. Буян с жадностью слизнул с земли крохотные кусочки «тела господня» и, облизываясь, смотрел на меня. Я на всякий случай отскочил в сторону.
Прошла минута, вторая - ни дыма, ни пламени. Можно представить мое разочарование. Я чувствовал себя обманутым. С тех пор мое атеистическое воспитание пошло семимильными шагами. Я стал увлекаться научно-естественной литературой, которой, к сожалению, в ту пору было очень мало и достать которую было нелегко. Огромное впечатление произвела на меня книга немецкого естествоиспытателя Геккеля «Мировые загадки», которая на многое открыла мне глаза, окончательно исцелив от веры в бога.
**********************
Как просто. Накормить Причастием собаку и вот, ты, после суровых, но увлекательных испытаний Гражданской войны, живешь легко и свободно полноценной интересной жизнью геолога-первопроходца, до почтенной старости и спокойной смерти в 1980 г. в возрасте 82 лет. И все эти годы ты не то, чтобы не замечаешь расстрелов, концлагерей и всеобщей лжи, но не считаешь это чем-то неприемлемым. Жизнь прекрасна!
Песня о черте (юмореска)
Много ласковых названий
Слышал в жизни я своей:
И урод, и образина,
И отпетый дуралей.
Второсортные названья
И названья «первый сорт»
В знаменателе имели,
Что я страшен точно черт.
Черт так черт!
Я принимаю
Эту кличку навсегда.
Некрасивым быть, ей-богу,
Не такая уж беда.
В нежном возрасте, бывало,
Скорби не было конца.
Все, пожалуй, я отдал бы
За красивый штрих лица.
Жизнь казалась безотрадной.
Я решил в двенадцать лет,
Что с наружностью такою
не на свете счастья нет.
Был уверен безусловно,
Что любви достоин тот,
У кого красивый профиль
- Будь хоть это идиот.
(Впрочем, часто так бывает,
Жизнь примеры нам дает:
Идиот с лицом красивым
Чаще выигрыш берет).
Силе, ловкости,отваге
Я значенья не давал.
Херувим с лицом Нарцисса
Был мой первый идеал.
Креп и рос я понемногу,
И настал блаженный час -
Стал совсем мне безразличен
И мой профиль, и мой фас.
Идеал переменился:
Сила рук и сила ног -
Вот единственно чему бы
Позавидовать я мог.
Херувим мне стал противен,
Красота была виной.
Много бедных херувимов
Было сильно бито мной.
Много подвигов чудесных
В эти годы я свершил.
Жаль, что в памяти остались
Лишь два слова: «били», «бил».
Я сейчас не так уж молод...
Ну, а все же иногда
Встрепенется ретивое,
Как в прошедшие года.
Все же я переменился,
Выбрал новый идеал:
Полюбил природу жадно
И бродягой вольным стал.
У меня немало силы,
И отвага в сердце есть.
Много вынес я такого,
Что другим не перенесть.
Хорошо бродить по свету,
Видеть новые места
(Черти тоже понимают,
Что такое красота).
Я люблю воды журчанье,
Но..., милей моей чертовки
Ничего на свете нет.
И она, поди, томится,
Без меня ей нудно жить.
Как ни странно, но и черта
Тоже могут полюбить.
Верю я, что буду счастлив,
Что не вылечу за борт.
Я веселый, некрасивый,
Беззаботный, любый черт.
Алдан Зима 1927 г.
"Таежными тропами" - книга замечательная. Однако ответа на вопрос - задумывался ли когда-нибудь геолог Борис Вронский о наличии связи между веселыми кощунствами, изрыгаемыми подобными ему, отрекшимися от своего первородства детьми Российской империи, и десятками миллионов убитых в 20 веке русских - верующих и неверующих, - в ней нет. Читателю придется додумывать ответ самостоятельно.