«Сын Саула»: рецензия+интервью с исполнителем главной роли
НОМЕР 7005. УЛЫБКА АНТИГОНЫ
«Вот, например, концлагеря. Единственный истинный фильм о них, который никогда не был и не будет снят, потому что он был бы невыносим, это фильм о лагере с точки зрения палачей с их повседневными заботами. Как засунуть двухметровое человеческое тело в пятидесятисантиметровый гроб? Как вывезти десять тонн рук и ног в трехтонном вагоне? Как сжечь сто женщин, если бензина хватит на десятерых? Надо бы показать машинисток, которые все это регистрируют. Невыносим был бы не исходящий от этих сцен ужас, а, наоборот, их совершенно нормальный, человеческий аспект».
Жан-Люк Годар, гений и провокатор мирового кино, написал это более полувека назад. В прошлом году венгерский режиссер Ласло Немеш предпринял достойную попытку воплощения предложенной Годаром идеи, сняв свой первый полнометражный фильм «Сын Саула». Но, конечно, Гран-при Канн, «Золотой глобус» и «Оскар» 39-летнему дебютанту дали не за провокацию.
Главный герой фильма - не из палачей, а невольный их помощник, участник зондеркоманды - группы заключенных, которая заводит других узников в газовые камеры, сортирует их вещи, убирает тела, выполняет почти все подсобные работы в лагере.
Мы ничего не знаем о прошлом этого человека, о его семье, лишь имя - Саул, город рождения - Ужгород и номер - 7005. Фамилия, которой он представляется - Ауслендер - переводится с идиша и немецкого как «иностранец»; однако в лагере - все иностранцы, все чужие. Какие-либо чувства на его лице, искаженном истощением и герпесом, невозможно обнаружить, но это отстраненность бездны: актер Геза Рёриг делает ее эмоционально видимой.
Мир Саула уменьшен до расстояния прикосновения, до рутинных занятий и потребностей. Именно поэтому почти вся картина снята на крупном плане с размытым фоном. Первый кадр абсолютно нечеткий, в него входит герой, и камера Матьяша Эрдея бросается за ним, не отступая ни на шаг, создавая сумасшедшую динамику, буквально втискивающую зрителя в кресло (нужно заметить, насколько это технически сложно, ведь фильм снят тяжелой - несколько десятков килограммов - камерой формата 35 мм). Психологическая и типажная точность присуща всем исполнителям; эти лица, как и цветовая пластика кадра, имеют наследуют полотна экспрессионистов: ужас и масштаб происходящего можно передать именно так. Так же и на аудиодорожке практически каждый звук дополняет общую атмосферу необходимыми акцентами: невыносимо низкое пыхтение паровоза, резкие, как собачий лай, команды, нарастающая волна плача и криков через закрытые двери камеры, гудение огня в печах складываются в жуткую симфонию уничтожения.
Для Саула смертельная суета обрывается, когда из газовой камеры выносят еще не умершего подростка. Мальчик живет лишь несколько минут, пока эсэсовец его не добивает. Но этого хватает, чтобы в самом Сауле и его мире изменилось абсолютно все. У героя вдруг появляется цель, кроме борьбы за выживание: он хочет достойно похоронить ребенка, для чего даже ищет раввина, рискуя собственной головой. Это очень человеческое стремление уже хотя бы потому, что животные не хоронят своих умерших, но и больше. В месте, где убитых называют «кусками», где старых и малых тысячами сжигают и развеивают по ветру, такое намерение является исключительным вызовом. Выживание в газовой камере - это чудо. Чудо жизни - вот что хочет спасти Саул, пусть и символически. Вот почему он отстаивает эти похороны до последнего и называет мальчика своим сыном. Жизнь человека - понятие, находящееся вне физики, то есть метафизическое, и именно эта метафизика отрицает ад, созданный нацистами.
Конечно, сюжет отсылает к античному мифу об Антигоне, похоронившей тело своего брата вопреки запрету правителя-тирана. Эта архетипическая история, которая воплощается вновь и вновь, - о том, как через смерть утверждаются жизнь и человеческое достоинство. Не важно, удастся ли протагонисту похоронить ребенка согласно всем ритуалам. Вырвав его из лагерного конвейера, он уже победил.
Поэтому одна-единственная финальная улыбка в этом фильме принадлежит Саулу. Улыбка Антигоны.
«МЫ ХОТЕЛИ СОЗДАТЬ ФИЛЬМ, КОТОРЫЙ БЫЛ БЫ БЛИЖЕ ВСЕГО К РЕАЛЬНОСТИ»
Геза Рёриг (11.05.1967, Будапешт, сейчас в Нью-Йорке) - венгерский писатель и актер. Саул - его первая большая роль. После премьеры в Киеве он пообщался со зрителями, а также ответил на мои вопросы.
- Меня как бывшего рок-журналиста заинтересовала одна деталь из вашей юности: во времена коммунистической власти в Венгрии вы играли в группе, концерты которой запрещали. Не могли бы вы немного об этом рассказать?
- Тогда в Венгрии находилось 150 тысяч советских солдат. Я очень не люблю политику, но меня выгнали из гимназии именно по политическим соображениям, потому что я никогда не признавал, что партия должна быть одна. Поэтому я покрасил волосы в синий цвет, создал панк-группу, и мы репетировали и играли в разных местах и под разными названиями - потому что полиция все время то свет выключала, то еще как-то срывала наши концерты.
- Что же вас подтолкнуло стать актером?
- Я не искал этого. Меня нашел режиссер.
- Но Саул - не первая ваша роль.
- Мне был 21 год, когда я действительно сыграл свою первую роль, но потом был перерыв до 47 лет, поэтому, можно сказать, я начал с чистого листа. Правда, я знал Немеша до того.
- Почему он обратился к вам?
- Искал лицо, которое не было бы слишком узнаваемым.
- Вы литератор, то есть сам себе начальник, а когда снимаетесь, то вами командуют. Как вы решаете эту коллизию для себя?
- Действительно, это могло бы создать проблемы, если бы я не играл в таком фильме. Но в «Сыне Саула» герой уже практически лишен эмоций, поскольку, словно робот, выполняет страшную монотонную работу. Мне оставалось просто вжиться в его характер, но при этом избегать эмоциональной окраски.
- Звучит как серьезный актерский вызов.
- Согласен, это действительно трудная задача.
- Кем были те, кто оказывался в зондеркоманде?
- Это должны были быть мужчины в хорошей физической форме от 20 до 40 лет. Жили в отдельном карантине. Они не шли в зондеркоманды по доброй воле, их на самом деле обманывали: везли в лагерь в вагонах долгое время без еды, как скот, и спрашивали - не хотели бы они жить в лучших условиях? Многие поднимали руку. Кого-то даже не спрашивали. Они до последнего момента не знали, что будут делать.
- Что это была за работа?
- Помочь раздеться вновь прибывшим узникам перед газовой камерой, причем не говоря этим людям ни слова. Потом они должны были срезать волосы у женщин, посмотреть, есть ли золотые зубы, остались ли какие-то ценности на телах. Позже должны были вывезти и сжечь тела, а газовую камеру привести в порядок, чтобы следующая партия поверила, что это душевая. Чтобы выполнять такую работу, приходилось прятать свое сердце в панцирь. Удавалось это далеко не всем, поэтому большинство из них пытались совершить самоубийство, но в лагере это было почти невозможно. Есть зафиксированный случай, когда из камеры вытолкали одного из таких самоубийц, чтобы он давал показания о произошедшем. Вообще многие зондеркомандо считали это своей миссией - даже вели тайные записи.
- Вас кто-то консультировал?
- Это еврей из Греции, бывший член зондеркоманды, ему сейчас 93 года. Он поделился со мной многими воспоминаниями. Именно это знакомство помогло играть роль.
- Как вообще проходила работа над фильмом?
- Мы снимали всего 28 дней вместо желаемых 40, с очень маленьким бюджетом, но это лишь улучшило результат. Обычно нарезка полнометражной картины - это 200-300 кадров, у нас же получилось около 70, то есть съемка одной сцены могла длиться 1-1,5 минуты, и потому следовало сделать очень качественную хореографию каждой сцены, как в балете, чтобы уложиться в это время. Но, конечно, самым тяжелым было наше переживание этой истории.
- А почему вы, собственно, согласились на роль?
- Я поверил в сценарий. Я видел много фильмов о Второй мировой, вообще о войнах, которые считаю неправдивыми, даже китчевыми. А Немеш хотел потрясти аудиторию, но не ради того, чтобы выдавить лишние слезы, а чтобы в глубине души зрителя что-то дрогнуло, чтобы все действительно услышали послание, которое несет «Сын Саула». Мы хотели создать фильм, который был бы ближе всего к реальности.
- «Список Шиндлера» входит в число упомянутых вами неправдивых фильмов?
- Понимаете, это не та история, которую я слышал от своего дедушки: у него 43 члена семьи погибли во время Холокоста. «Список Шиндлера» начинается как цветной, продолжается как черно-белый и потом опять становится цветным. Почему его любят немцы и американцы? Потому что авторы дают надежду, создают эмоциональную связь между зрителями и известными актерами, чьи герои, конечно, должны спастись. Я в это не верю. Выживание было случайностью.
- Какие же фильмы вам нравятся?
- Я мог бы назвать другие картины, но если бы точное попадание уже произошло, мы не должны были бы снимать «Сына Саула».
- Насколько эта роль изменила вас?
- Совсем не изменила. Не то чтобы я был нечувствительным, однако эта тема уже давно в моей жизни, из моих восьми книг две - об Освенциме.
- Как повлияло на вас посещение Освенцима?
- Я утратил веру в человека. В моей жизни словно образовался вакуум. Я понял, что без веры жить нельзя.
- Напоследок вопрос, возникающий всегда в таких случаях: почему, на ваш взгляд, стал возможен Холокост?
- По таким же причинам, что и Гулаг. Потому что мы потеряли связь с Богом. Не с церковью, не с религией, а с Богом.
Дмитрий Десятерик, «День»
«Вот, например, концлагеря. Единственный истинный фильм о них, который никогда не был и не будет снят, потому что он был бы невыносим, это фильм о лагере с точки зрения палачей с их повседневными заботами. Как засунуть двухметровое человеческое тело в пятидесятисантиметровый гроб? Как вывезти десять тонн рук и ног в трехтонном вагоне? Как сжечь сто женщин, если бензина хватит на десятерых? Надо бы показать машинисток, которые все это регистрируют. Невыносим был бы не исходящий от этих сцен ужас, а, наоборот, их совершенно нормальный, человеческий аспект».
Жан-Люк Годар, гений и провокатор мирового кино, написал это более полувека назад. В прошлом году венгерский режиссер Ласло Немеш предпринял достойную попытку воплощения предложенной Годаром идеи, сняв свой первый полнометражный фильм «Сын Саула». Но, конечно, Гран-при Канн, «Золотой глобус» и «Оскар» 39-летнему дебютанту дали не за провокацию.
Главный герой фильма - не из палачей, а невольный их помощник, участник зондеркоманды - группы заключенных, которая заводит других узников в газовые камеры, сортирует их вещи, убирает тела, выполняет почти все подсобные работы в лагере.
Мы ничего не знаем о прошлом этого человека, о его семье, лишь имя - Саул, город рождения - Ужгород и номер - 7005. Фамилия, которой он представляется - Ауслендер - переводится с идиша и немецкого как «иностранец»; однако в лагере - все иностранцы, все чужие. Какие-либо чувства на его лице, искаженном истощением и герпесом, невозможно обнаружить, но это отстраненность бездны: актер Геза Рёриг делает ее эмоционально видимой.
Мир Саула уменьшен до расстояния прикосновения, до рутинных занятий и потребностей. Именно поэтому почти вся картина снята на крупном плане с размытым фоном. Первый кадр абсолютно нечеткий, в него входит герой, и камера Матьяша Эрдея бросается за ним, не отступая ни на шаг, создавая сумасшедшую динамику, буквально втискивающую зрителя в кресло (нужно заметить, насколько это технически сложно, ведь фильм снят тяжелой - несколько десятков килограммов - камерой формата 35 мм). Психологическая и типажная точность присуща всем исполнителям; эти лица, как и цветовая пластика кадра, имеют наследуют полотна экспрессионистов: ужас и масштаб происходящего можно передать именно так. Так же и на аудиодорожке практически каждый звук дополняет общую атмосферу необходимыми акцентами: невыносимо низкое пыхтение паровоза, резкие, как собачий лай, команды, нарастающая волна плача и криков через закрытые двери камеры, гудение огня в печах складываются в жуткую симфонию уничтожения.
Для Саула смертельная суета обрывается, когда из газовой камеры выносят еще не умершего подростка. Мальчик живет лишь несколько минут, пока эсэсовец его не добивает. Но этого хватает, чтобы в самом Сауле и его мире изменилось абсолютно все. У героя вдруг появляется цель, кроме борьбы за выживание: он хочет достойно похоронить ребенка, для чего даже ищет раввина, рискуя собственной головой. Это очень человеческое стремление уже хотя бы потому, что животные не хоронят своих умерших, но и больше. В месте, где убитых называют «кусками», где старых и малых тысячами сжигают и развеивают по ветру, такое намерение является исключительным вызовом. Выживание в газовой камере - это чудо. Чудо жизни - вот что хочет спасти Саул, пусть и символически. Вот почему он отстаивает эти похороны до последнего и называет мальчика своим сыном. Жизнь человека - понятие, находящееся вне физики, то есть метафизическое, и именно эта метафизика отрицает ад, созданный нацистами.
Конечно, сюжет отсылает к античному мифу об Антигоне, похоронившей тело своего брата вопреки запрету правителя-тирана. Эта архетипическая история, которая воплощается вновь и вновь, - о том, как через смерть утверждаются жизнь и человеческое достоинство. Не важно, удастся ли протагонисту похоронить ребенка согласно всем ритуалам. Вырвав его из лагерного конвейера, он уже победил.
Поэтому одна-единственная финальная улыбка в этом фильме принадлежит Саулу. Улыбка Антигоны.
«МЫ ХОТЕЛИ СОЗДАТЬ ФИЛЬМ, КОТОРЫЙ БЫЛ БЫ БЛИЖЕ ВСЕГО К РЕАЛЬНОСТИ»
Геза Рёриг (11.05.1967, Будапешт, сейчас в Нью-Йорке) - венгерский писатель и актер. Саул - его первая большая роль. После премьеры в Киеве он пообщался со зрителями, а также ответил на мои вопросы.
- Меня как бывшего рок-журналиста заинтересовала одна деталь из вашей юности: во времена коммунистической власти в Венгрии вы играли в группе, концерты которой запрещали. Не могли бы вы немного об этом рассказать?
- Тогда в Венгрии находилось 150 тысяч советских солдат. Я очень не люблю политику, но меня выгнали из гимназии именно по политическим соображениям, потому что я никогда не признавал, что партия должна быть одна. Поэтому я покрасил волосы в синий цвет, создал панк-группу, и мы репетировали и играли в разных местах и под разными названиями - потому что полиция все время то свет выключала, то еще как-то срывала наши концерты.
- Что же вас подтолкнуло стать актером?
- Я не искал этого. Меня нашел режиссер.
- Но Саул - не первая ваша роль.
- Мне был 21 год, когда я действительно сыграл свою первую роль, но потом был перерыв до 47 лет, поэтому, можно сказать, я начал с чистого листа. Правда, я знал Немеша до того.
- Почему он обратился к вам?
- Искал лицо, которое не было бы слишком узнаваемым.
- Вы литератор, то есть сам себе начальник, а когда снимаетесь, то вами командуют. Как вы решаете эту коллизию для себя?
- Действительно, это могло бы создать проблемы, если бы я не играл в таком фильме. Но в «Сыне Саула» герой уже практически лишен эмоций, поскольку, словно робот, выполняет страшную монотонную работу. Мне оставалось просто вжиться в его характер, но при этом избегать эмоциональной окраски.
- Звучит как серьезный актерский вызов.
- Согласен, это действительно трудная задача.
- Кем были те, кто оказывался в зондеркоманде?
- Это должны были быть мужчины в хорошей физической форме от 20 до 40 лет. Жили в отдельном карантине. Они не шли в зондеркоманды по доброй воле, их на самом деле обманывали: везли в лагерь в вагонах долгое время без еды, как скот, и спрашивали - не хотели бы они жить в лучших условиях? Многие поднимали руку. Кого-то даже не спрашивали. Они до последнего момента не знали, что будут делать.
- Что это была за работа?
- Помочь раздеться вновь прибывшим узникам перед газовой камерой, причем не говоря этим людям ни слова. Потом они должны были срезать волосы у женщин, посмотреть, есть ли золотые зубы, остались ли какие-то ценности на телах. Позже должны были вывезти и сжечь тела, а газовую камеру привести в порядок, чтобы следующая партия поверила, что это душевая. Чтобы выполнять такую работу, приходилось прятать свое сердце в панцирь. Удавалось это далеко не всем, поэтому большинство из них пытались совершить самоубийство, но в лагере это было почти невозможно. Есть зафиксированный случай, когда из камеры вытолкали одного из таких самоубийц, чтобы он давал показания о произошедшем. Вообще многие зондеркомандо считали это своей миссией - даже вели тайные записи.
- Вас кто-то консультировал?
- Это еврей из Греции, бывший член зондеркоманды, ему сейчас 93 года. Он поделился со мной многими воспоминаниями. Именно это знакомство помогло играть роль.
- Как вообще проходила работа над фильмом?
- Мы снимали всего 28 дней вместо желаемых 40, с очень маленьким бюджетом, но это лишь улучшило результат. Обычно нарезка полнометражной картины - это 200-300 кадров, у нас же получилось около 70, то есть съемка одной сцены могла длиться 1-1,5 минуты, и потому следовало сделать очень качественную хореографию каждой сцены, как в балете, чтобы уложиться в это время. Но, конечно, самым тяжелым было наше переживание этой истории.
- А почему вы, собственно, согласились на роль?
- Я поверил в сценарий. Я видел много фильмов о Второй мировой, вообще о войнах, которые считаю неправдивыми, даже китчевыми. А Немеш хотел потрясти аудиторию, но не ради того, чтобы выдавить лишние слезы, а чтобы в глубине души зрителя что-то дрогнуло, чтобы все действительно услышали послание, которое несет «Сын Саула». Мы хотели создать фильм, который был бы ближе всего к реальности.
- «Список Шиндлера» входит в число упомянутых вами неправдивых фильмов?
- Понимаете, это не та история, которую я слышал от своего дедушки: у него 43 члена семьи погибли во время Холокоста. «Список Шиндлера» начинается как цветной, продолжается как черно-белый и потом опять становится цветным. Почему его любят немцы и американцы? Потому что авторы дают надежду, создают эмоциональную связь между зрителями и известными актерами, чьи герои, конечно, должны спастись. Я в это не верю. Выживание было случайностью.
- Какие же фильмы вам нравятся?
- Я мог бы назвать другие картины, но если бы точное попадание уже произошло, мы не должны были бы снимать «Сына Саула».
- Насколько эта роль изменила вас?
- Совсем не изменила. Не то чтобы я был нечувствительным, однако эта тема уже давно в моей жизни, из моих восьми книг две - об Освенциме.
- Как повлияло на вас посещение Освенцима?
- Я утратил веру в человека. В моей жизни словно образовался вакуум. Я понял, что без веры жить нельзя.
- Напоследок вопрос, возникающий всегда в таких случаях: почему, на ваш взгляд, стал возможен Холокост?
- По таким же причинам, что и Гулаг. Потому что мы потеряли связь с Богом. Не с церковью, не с религией, а с Богом.
Дмитрий Десятерик, «День»