СВОБОДНО И КРАСИВО (итоги 65 берлинского кинофестиваля)
СВОБОДНО И КРАСИВО
(итоги 65 берлинского кинофестиваля)
Каждый раз, начиная разговор о Берлинале, приходится оговаривать его важную особенность: из всех кинофорумов класса «А» он наиболее политически заангажирован. Основанный в Западном Берлине, будучи демонстративным праздником искусства за Стеной, после падения коммунизма он трансформировался в площадку для встречи культур, для диалога о мировых бедах. Это сказывается и при формировании программ, и при распределении призов.
Потому, например, в основном конкурсе есть определенные квоты, согласно которым там всегда находится место азиатскому, латиноамериканскому или восточноевропейскому кино. Украина в квоты не попала, однако все же была представлена.
В фестивальной версии авторитетного международного киноиздания The Hollywood Reporter появилась заметка «Пять восточноевропейских фильмов, которые нельзя пропустить на Европейском кинорынке (EFM)». Третьим идет новый проект Мирослава Слабошпицкого «Люксембург» (участвовал в секции совместной продукции), охарактеризованный как «психологическая драма про переживающего сложный период милиционера, которая целиком будет снята в радиоактивной зоне отчуждения, занимающей территорию размером с Люксембург».
На той же странице российский режиссер Алексей Герман-младший («Под электрическими облаками», Россия-Украина-Польша) отвечает на вопрос, не мешала ли ему при съемках ситуация в отношениях между двумя странами. Политическое давление режиссер отрицает, хотя и сетует, что с обеих сторон найдется немало людей, которые горазды обвинить его в измене.
Проблема «Электрических облаков», впрочем, не в «измене» и не в войне. Просто с первых же минут создается ощущение, что смотришь неуклюжую пародию на постановки Чехова. Герои стоят с отрешенными лицами, к ним подходят другие герои, дабы изложить книжную реплику и удалиться в туман. Сюжеты разваливаются. Ощущение фальши звенит в каждом эпизоде, до самого конца, где тянут макет лошади по песку под песню Шевчука - надо полагать, знак надежды. Хотя могли бы тащить и не лошадь, а зеленого слоника, и петь не Шевчука, а Михалка. В песочнице плохой режиссуры возможны куличи любой формы.
Единственно интересный компонент «Облаков» - визуальная среда фильма, холодноватая картинка с преобладанием белого, коричневого, серого - тона ползучей антиутопии, в которой живут герои. Заслуга в этом принадлежит операторам - россиянину Евгению Привину и украинцу Сергею Михальчуку. Им, вместе с Стурле Брандтом Гревленом (криминальный триллер "Виктория", Германия) жюри присудило «Серебряного медведя» за выдающийся художественный вклад.
42-летний Сергей Михальчук на сегодня, наверно, самый известный украинский оператор. Начав с видеоклипов и рекламных роликов, он перешел к телевизионным, документальным, игровым фильмам. Нынешний «Медведь» - первая награда такого уровня отечественному кинематографисту за все время Независимости; остается надеяться, что - в ближайшем будущем - не последняя.
Что касается обладателя «Золотого медведя» за лучший фильм, то, будучи иранским режиссером, он свою страну - авторитарную Исламскую республику - фактически не представлял, ведь Джафара Панахи на родине обвинили в антиправительственной деятельности и на 20 лет запретили снимать, общаться с прессой и выезжать за рубеж. Однако «Такси» - третья полнометражная работа после объявления приговора.
Перед Панахи стояла задача сложнейшего разбора: снять фильм, не снимая его. Что же он сделал? Устроился работать таксистом. А в такси есть видеорегистратор - обязательный элемент безопасности. Водитель ничего не снимает - он всего лишь следит за безопасностью. Его племянница Хана, бойкая и острая на язык девушка (она вышла получать награду), которая подсаживается позднее и играет саму себя, всего лишь учится режиссуре и потому фиксирует все, что видит на свою бытовую камеру.
И это не Панахи, а подобранный им разбитной толстячок - продавец дисков Омид - снимает на камеру телефона то, что происходит в салоне, а происходит то, что туда вваливается орущая благим матом дама с окровавленным мужем, чтобы ехать в больницу, потому что бедняга пострадал в дорожном инциденте и хочет записать завещание на видео, что все оставляет любимой жене, хотя на самом деле умирать не собирается.
Периодически Панахи узнают - о, вот он, знаменитый Панахи - и спрашивают: спор между учительницей и вором, который считает, что других воров нужно вешать - это же ведь на самом деле сцена, которую он срежиссировал, точно, это автоцитата из его «Багрового золота»? А какие фильмы стоит посмотреть? А у меня для вас есть новый диск. Вот 5 сезон Walking Dead, а вот «Полночь в Париже». Мания кино комична, как и мания власти регулировать кино, но тут тот случай, когда и людоеды бывают смешны.
Простой и многократно использованный прием: таксист возит людей, и в его машине разворачиваются разные истории - у Панахи обретает свежесть местами просто обжигающую, потому что он - прекрасный не только режиссер, но и актер - работает на стыке повседневности и кино, документа и игры, одновременно создает истории и думает вслух о сути своего ремесла. На повседневную действительность и на фикцию кино накладывается выморочная реальность идеологии - и Панахи виртуозно управляется со всеми тремя, постоянно их сталкивая и при каждом таком столкновении добывая энергию настоящего искусства. Так акт обмана цензуры превращается в ажурной красоты фильм - одновременно и комедию, и высокую драму, и манифест сопротивления.
Второй всеобщий любимец, «Вулкан Иксканул», был двойным дебютом: во-первых, Гватемала ранее не участвовала в Берлинале, а, во-вторых, для 38-летнего Хайро Бустаманте это первый полный метр.
Герои - крестьяне, индейцы майя. Зарабатывают сбором кофе на плантации; труд не из легких. Рядом - действующий вулкан, который нужно задабривать молитвами и жертвоприношениями. На кукурузном поле ничего не посеешь и не пожнешь, потому что оно кишит змеями. Бедность - вопиющая. Всем заправляет хозяин плантации, который может оставить целую семью без пропитания и жилья. Чиновникам из города наплевать. Единственный способ устроиться - бежать нелегалом в США или отдать дочь Марию за босса. Фильм, собственно, и начинается сценой, когда на обеде по случаю помолвки все обсуждают героиню как товар.
Бустаманте не поддался соблазну устроить аттракцион фольклорной или пейзажной экзотики (тот же вулкан никогда не появляется в кадре целиком). Для него главное - рассказать историю. Все актеры - органичны и внятны, все природные красоты, равно и городские интерьеры, уместны как среда героев, по-разному подчеркивают их бесправность, но и волю к жизни тоже. Избежал Бустаманте и другой опасности: сочинить сказку про Золушку или чернуху про обесчещенную простолюдинку. Прошел по середине, нигде не пережал. Мария жертвует собой - не вулкану, а семье, и жертва оказывается достаточно большой, чтобы хоть что-то изменилось к лучшему - но тонкий, сдержанный финал все равно полон скрытой, но от того не менее глубокой скорби. «Иксканул» - не погремушка «поэтического кино», а честная и выдержанная по форме социальная драма. Бустаманте сделал больше, чем просто хороший фильм. Он дал голос своей общине. Вывел поэтику не из шаманских обрядов и забавных туземцев, а из обыденного героизма этих людей; потому и приз Альфреда Бауэра за открытие новых путей в искусстве он заслужил.
Сюжет «Тела» польки Малгожаты Шумовской также движется конфликтом младшей со старшими, в данном случае - дочери с отцом. Они оба одержимы человеческим телом, хотя очень по-разному. Отец-следователь с полным равнодушием способен осматривать и протоколировать места самых чудовищных преступлений. Правда, много пьет. А дочь истерически боится потолстеть и потому занимается самоистязанием - беспрерывно что-то ест и беспрерывно съеденное выблевывает, доводя себя до потери сознания. Еще она ненавидит отца, которому, на первый взгляд, все равно. Объединяет их одно горе: умершая мать. Мириться они пытаются через посредство эксцентричного психотерапевта, которая считает себя медиумом, способным контактировать с умершими.
К потенциально безнадежной ситуации Шумовска примешивает просчитанную дозу иронии, добавляет щепоть мистики, не забывает про убедительную долю драмы, и получает трогательную, однако свободную от сантиментов историю со смешным и непошлым финальным примирением.
Впрочем, «Медведя» за лучшую режиссуру жюри решило разделить между «Телом» и румынским «Браво!» (Раду Жуде) - черно-белой костюмированной драмой о том, как в 1835 году мачо-констебль и его астеничный сын гонятся за крепостным народности рома, убежавшим от своего боярина. Здесь та же беда, что у всех исторических картин - герои служат приложением к антуражу. Фильм мог быть и не черно-белым - это никак не мотивировано его эстетикой, да и первая треть позапрошлого века не соответствует такому воплощению: это время не фотографии, а классической живописи, то есть подробного богатства красок. Но, похоже, именно цветовая сдержанность, а также изуверский финал решили дело, и неиссякаемая «румынская волна» получила еще одно фестивальное поощрение.
Американский режиссер-затворник Терренс Малик, кумир кинематографических эстетов (особенно после «Золотой пальмы» в Каннах за «Древо жизни» (2011)), остался без призов, так же, как и живая легенда кинематографического постмодернизма - британец Питер Гринуэй.
Терренс в «Рыцаре чаш» решил не только поупражняться на истасканную тему про земное бытие как сон, но и повоевать - успешно - с линейным сюжетом. Кристиан Бэйл играет пресыщенного голливудского комедиографа (кстати, с юмором Малик никогда дружил) в поисках смысла жизни; однако поиск этот сводится к укладыванию в постель очередной красавицы, очередной вечеринке или очередной ссоре с отцом - все под проникновенные закадровые монологи, растянутые на 2 часа экранного времени. Ласкающие глаз планы городских и природных пейзажей, роскошные панорамы, проплывы и пролеты камеры, очевидно, призваны создать нужный градус визионерства, но результатом становится лишь помесь телеканала «Дискавери» и конкурса мокрых костюмов от кутюр.
Гринуэй наконец-то перестал превращать свои фильмы в каталоги и цитатники, а снял традиционную биографическую драму напополам с любовной историей. Конечно, «Эйзенштейн в Гуанахуато» насыщен привычными трюками: полиэкранами и титрами, костюмированными массовками и километрами цитат, фронтальными живописными планами и анимационными вставками, лекциями на темы политики и культуры. Но при этом и смыслы, и образы четко организованы вокруг фигуры героя. Эйзенштейн по Гринуэю (в исполнении Эльмера Бака) - гениальный эксцентрик, бунтарь, божий клоун, который не знает ни минуты покоя, беспрерывно говорит, кричит, ест, пьет, ворует вилки, занимается сексом, танцует в мексиканском городке, раскрашенном в ностальгические цвета классического «Техниколора». Фабулу можно уложить в одну фразу: Эйзенштейн влюбляется в красавца-гида, у которого есть жена и двое детей, но разлука неизбежна. Согласно режиссеру, это «Десять дней, потрясших Эйзенштейна», но на самом деле это 105 минут, частично возобновивших интерес к Гринуэю. Правда, не настолько, чтобы вновь вернуть его в фокус массового внимания синефилов.
Визуальной рифмой к картине Малика кажется «Перламутровая пуговица» патриарха чилийского неигрового кино, 74-летнего Патрисио Гусмана - документальный эпос о воде и смерти. Здесь также в изображении царят красивости в духе просветительских телеканалов и закадровый монолог сцепляет воедино видеоряд, читая проникновенную проповедь о физике, метафизике и метафорике воды, о побережье Патагонии (тысячи фьордов и островов, изумительные съемки с воздуха), об индейцах, способных проплыть на каноэ тысячи километров по штормовому океану, о почти полном уничтожении этого уникального народа белыми поселенцами при помощи правительства, о диктатуре Пиночета, об острове, ставшем сначала последней резервацией аборигенов, а потом концлагерем для противников режима. История замыкается на одних и тех же местах, а наиболее впечатляющая сюжетная связка устанавливается между двумя перламутровыми пуговицами - сначала за их пригоршню купили индейца в 19 веке (Джемми Баттон - Button с английского и переводится как «пуговица»), чтобы сделать из него «джентльмена», в итоге искалечив его психически и нравственно; те пуговицы как две капли воды похожи на пуговицу с рубашки жертвы Пиночета, найденную на дне моря; а еще в космосе есть водная туманность, в 120 миллионов раз больше Мирового океана Земли, и, может, хоть там найдется место для всех бесприютных индейских душ, чьи обладатели верили, что после смерти превратятся в звезды.
Фильм Гусмана - образчик интересно задуманного повествования при посредственном визуальном воплощении. Жюри отметило именно драматургию - «Медведем» за лучший сценарий. Но и в фильме другого чилийца, Пабло Ларраина, - «Клубе», внезапно награжденном вторым по значимости Гран-при жюри, сценарий хорош, а вот все остальное едва ли достойно упоминания. История о проштрафившихся католических священниках в провинциальной ссылке, которая начинается как комедия, продолжается как психологическая драма, перерастает в триллер, завершаясь как антицерковный памфлет, снята некачественно до удивления, ведь Ларраин в 2012 году прославился вполне профессионально сделанной мейнстримной политической драмой «Нет». Вероятно, здесь и восторжествовала вышеупомянутая политическая линия Берлинале: уязвить погрязший в скандалах Ватикан для людей искусства из основного жюри было делом чести.
Всего берлинский конкурс составили 20 участников; но выше затронуты наиболее интересные фильмы, и их, похоже, вполне достаточно, чтобы с уверенностью сделать два вывода: на 65 Берлинале эстетическое в разумных пределах возобладало над политическим, а лидерство захватили страны, которые раньше относились к «развивающимся» или же посткоммунистическим.
Иными словами, Третий мир, свобода и искусство взяли верх. И это хорошо.
Дмитрий Десятерик, «День», Берлин-Киев
(итоги 65 берлинского кинофестиваля)
Каждый раз, начиная разговор о Берлинале, приходится оговаривать его важную особенность: из всех кинофорумов класса «А» он наиболее политически заангажирован. Основанный в Западном Берлине, будучи демонстративным праздником искусства за Стеной, после падения коммунизма он трансформировался в площадку для встречи культур, для диалога о мировых бедах. Это сказывается и при формировании программ, и при распределении призов.
Потому, например, в основном конкурсе есть определенные квоты, согласно которым там всегда находится место азиатскому, латиноамериканскому или восточноевропейскому кино. Украина в квоты не попала, однако все же была представлена.
В фестивальной версии авторитетного международного киноиздания The Hollywood Reporter появилась заметка «Пять восточноевропейских фильмов, которые нельзя пропустить на Европейском кинорынке (EFM)». Третьим идет новый проект Мирослава Слабошпицкого «Люксембург» (участвовал в секции совместной продукции), охарактеризованный как «психологическая драма про переживающего сложный период милиционера, которая целиком будет снята в радиоактивной зоне отчуждения, занимающей территорию размером с Люксембург».
На той же странице российский режиссер Алексей Герман-младший («Под электрическими облаками», Россия-Украина-Польша) отвечает на вопрос, не мешала ли ему при съемках ситуация в отношениях между двумя странами. Политическое давление режиссер отрицает, хотя и сетует, что с обеих сторон найдется немало людей, которые горазды обвинить его в измене.
Проблема «Электрических облаков», впрочем, не в «измене» и не в войне. Просто с первых же минут создается ощущение, что смотришь неуклюжую пародию на постановки Чехова. Герои стоят с отрешенными лицами, к ним подходят другие герои, дабы изложить книжную реплику и удалиться в туман. Сюжеты разваливаются. Ощущение фальши звенит в каждом эпизоде, до самого конца, где тянут макет лошади по песку под песню Шевчука - надо полагать, знак надежды. Хотя могли бы тащить и не лошадь, а зеленого слоника, и петь не Шевчука, а Михалка. В песочнице плохой режиссуры возможны куличи любой формы.
Единственно интересный компонент «Облаков» - визуальная среда фильма, холодноватая картинка с преобладанием белого, коричневого, серого - тона ползучей антиутопии, в которой живут герои. Заслуга в этом принадлежит операторам - россиянину Евгению Привину и украинцу Сергею Михальчуку. Им, вместе с Стурле Брандтом Гревленом (криминальный триллер "Виктория", Германия) жюри присудило «Серебряного медведя» за выдающийся художественный вклад.
42-летний Сергей Михальчук на сегодня, наверно, самый известный украинский оператор. Начав с видеоклипов и рекламных роликов, он перешел к телевизионным, документальным, игровым фильмам. Нынешний «Медведь» - первая награда такого уровня отечественному кинематографисту за все время Независимости; остается надеяться, что - в ближайшем будущем - не последняя.
Что касается обладателя «Золотого медведя» за лучший фильм, то, будучи иранским режиссером, он свою страну - авторитарную Исламскую республику - фактически не представлял, ведь Джафара Панахи на родине обвинили в антиправительственной деятельности и на 20 лет запретили снимать, общаться с прессой и выезжать за рубеж. Однако «Такси» - третья полнометражная работа после объявления приговора.
Перед Панахи стояла задача сложнейшего разбора: снять фильм, не снимая его. Что же он сделал? Устроился работать таксистом. А в такси есть видеорегистратор - обязательный элемент безопасности. Водитель ничего не снимает - он всего лишь следит за безопасностью. Его племянница Хана, бойкая и острая на язык девушка (она вышла получать награду), которая подсаживается позднее и играет саму себя, всего лишь учится режиссуре и потому фиксирует все, что видит на свою бытовую камеру.
И это не Панахи, а подобранный им разбитной толстячок - продавец дисков Омид - снимает на камеру телефона то, что происходит в салоне, а происходит то, что туда вваливается орущая благим матом дама с окровавленным мужем, чтобы ехать в больницу, потому что бедняга пострадал в дорожном инциденте и хочет записать завещание на видео, что все оставляет любимой жене, хотя на самом деле умирать не собирается.
Периодически Панахи узнают - о, вот он, знаменитый Панахи - и спрашивают: спор между учительницей и вором, который считает, что других воров нужно вешать - это же ведь на самом деле сцена, которую он срежиссировал, точно, это автоцитата из его «Багрового золота»? А какие фильмы стоит посмотреть? А у меня для вас есть новый диск. Вот 5 сезон Walking Dead, а вот «Полночь в Париже». Мания кино комична, как и мания власти регулировать кино, но тут тот случай, когда и людоеды бывают смешны.
Простой и многократно использованный прием: таксист возит людей, и в его машине разворачиваются разные истории - у Панахи обретает свежесть местами просто обжигающую, потому что он - прекрасный не только режиссер, но и актер - работает на стыке повседневности и кино, документа и игры, одновременно создает истории и думает вслух о сути своего ремесла. На повседневную действительность и на фикцию кино накладывается выморочная реальность идеологии - и Панахи виртуозно управляется со всеми тремя, постоянно их сталкивая и при каждом таком столкновении добывая энергию настоящего искусства. Так акт обмана цензуры превращается в ажурной красоты фильм - одновременно и комедию, и высокую драму, и манифест сопротивления.
Второй всеобщий любимец, «Вулкан Иксканул», был двойным дебютом: во-первых, Гватемала ранее не участвовала в Берлинале, а, во-вторых, для 38-летнего Хайро Бустаманте это первый полный метр.
Герои - крестьяне, индейцы майя. Зарабатывают сбором кофе на плантации; труд не из легких. Рядом - действующий вулкан, который нужно задабривать молитвами и жертвоприношениями. На кукурузном поле ничего не посеешь и не пожнешь, потому что оно кишит змеями. Бедность - вопиющая. Всем заправляет хозяин плантации, который может оставить целую семью без пропитания и жилья. Чиновникам из города наплевать. Единственный способ устроиться - бежать нелегалом в США или отдать дочь Марию за босса. Фильм, собственно, и начинается сценой, когда на обеде по случаю помолвки все обсуждают героиню как товар.
Бустаманте не поддался соблазну устроить аттракцион фольклорной или пейзажной экзотики (тот же вулкан никогда не появляется в кадре целиком). Для него главное - рассказать историю. Все актеры - органичны и внятны, все природные красоты, равно и городские интерьеры, уместны как среда героев, по-разному подчеркивают их бесправность, но и волю к жизни тоже. Избежал Бустаманте и другой опасности: сочинить сказку про Золушку или чернуху про обесчещенную простолюдинку. Прошел по середине, нигде не пережал. Мария жертвует собой - не вулкану, а семье, и жертва оказывается достаточно большой, чтобы хоть что-то изменилось к лучшему - но тонкий, сдержанный финал все равно полон скрытой, но от того не менее глубокой скорби. «Иксканул» - не погремушка «поэтического кино», а честная и выдержанная по форме социальная драма. Бустаманте сделал больше, чем просто хороший фильм. Он дал голос своей общине. Вывел поэтику не из шаманских обрядов и забавных туземцев, а из обыденного героизма этих людей; потому и приз Альфреда Бауэра за открытие новых путей в искусстве он заслужил.
Сюжет «Тела» польки Малгожаты Шумовской также движется конфликтом младшей со старшими, в данном случае - дочери с отцом. Они оба одержимы человеческим телом, хотя очень по-разному. Отец-следователь с полным равнодушием способен осматривать и протоколировать места самых чудовищных преступлений. Правда, много пьет. А дочь истерически боится потолстеть и потому занимается самоистязанием - беспрерывно что-то ест и беспрерывно съеденное выблевывает, доводя себя до потери сознания. Еще она ненавидит отца, которому, на первый взгляд, все равно. Объединяет их одно горе: умершая мать. Мириться они пытаются через посредство эксцентричного психотерапевта, которая считает себя медиумом, способным контактировать с умершими.
К потенциально безнадежной ситуации Шумовска примешивает просчитанную дозу иронии, добавляет щепоть мистики, не забывает про убедительную долю драмы, и получает трогательную, однако свободную от сантиментов историю со смешным и непошлым финальным примирением.
Впрочем, «Медведя» за лучшую режиссуру жюри решило разделить между «Телом» и румынским «Браво!» (Раду Жуде) - черно-белой костюмированной драмой о том, как в 1835 году мачо-констебль и его астеничный сын гонятся за крепостным народности рома, убежавшим от своего боярина. Здесь та же беда, что у всех исторических картин - герои служат приложением к антуражу. Фильм мог быть и не черно-белым - это никак не мотивировано его эстетикой, да и первая треть позапрошлого века не соответствует такому воплощению: это время не фотографии, а классической живописи, то есть подробного богатства красок. Но, похоже, именно цветовая сдержанность, а также изуверский финал решили дело, и неиссякаемая «румынская волна» получила еще одно фестивальное поощрение.
Американский режиссер-затворник Терренс Малик, кумир кинематографических эстетов (особенно после «Золотой пальмы» в Каннах за «Древо жизни» (2011)), остался без призов, так же, как и живая легенда кинематографического постмодернизма - британец Питер Гринуэй.
Терренс в «Рыцаре чаш» решил не только поупражняться на истасканную тему про земное бытие как сон, но и повоевать - успешно - с линейным сюжетом. Кристиан Бэйл играет пресыщенного голливудского комедиографа (кстати, с юмором Малик никогда дружил) в поисках смысла жизни; однако поиск этот сводится к укладыванию в постель очередной красавицы, очередной вечеринке или очередной ссоре с отцом - все под проникновенные закадровые монологи, растянутые на 2 часа экранного времени. Ласкающие глаз планы городских и природных пейзажей, роскошные панорамы, проплывы и пролеты камеры, очевидно, призваны создать нужный градус визионерства, но результатом становится лишь помесь телеканала «Дискавери» и конкурса мокрых костюмов от кутюр.
Гринуэй наконец-то перестал превращать свои фильмы в каталоги и цитатники, а снял традиционную биографическую драму напополам с любовной историей. Конечно, «Эйзенштейн в Гуанахуато» насыщен привычными трюками: полиэкранами и титрами, костюмированными массовками и километрами цитат, фронтальными живописными планами и анимационными вставками, лекциями на темы политики и культуры. Но при этом и смыслы, и образы четко организованы вокруг фигуры героя. Эйзенштейн по Гринуэю (в исполнении Эльмера Бака) - гениальный эксцентрик, бунтарь, божий клоун, который не знает ни минуты покоя, беспрерывно говорит, кричит, ест, пьет, ворует вилки, занимается сексом, танцует в мексиканском городке, раскрашенном в ностальгические цвета классического «Техниколора». Фабулу можно уложить в одну фразу: Эйзенштейн влюбляется в красавца-гида, у которого есть жена и двое детей, но разлука неизбежна. Согласно режиссеру, это «Десять дней, потрясших Эйзенштейна», но на самом деле это 105 минут, частично возобновивших интерес к Гринуэю. Правда, не настолько, чтобы вновь вернуть его в фокус массового внимания синефилов.
Визуальной рифмой к картине Малика кажется «Перламутровая пуговица» патриарха чилийского неигрового кино, 74-летнего Патрисио Гусмана - документальный эпос о воде и смерти. Здесь также в изображении царят красивости в духе просветительских телеканалов и закадровый монолог сцепляет воедино видеоряд, читая проникновенную проповедь о физике, метафизике и метафорике воды, о побережье Патагонии (тысячи фьордов и островов, изумительные съемки с воздуха), об индейцах, способных проплыть на каноэ тысячи километров по штормовому океану, о почти полном уничтожении этого уникального народа белыми поселенцами при помощи правительства, о диктатуре Пиночета, об острове, ставшем сначала последней резервацией аборигенов, а потом концлагерем для противников режима. История замыкается на одних и тех же местах, а наиболее впечатляющая сюжетная связка устанавливается между двумя перламутровыми пуговицами - сначала за их пригоршню купили индейца в 19 веке (Джемми Баттон - Button с английского и переводится как «пуговица»), чтобы сделать из него «джентльмена», в итоге искалечив его психически и нравственно; те пуговицы как две капли воды похожи на пуговицу с рубашки жертвы Пиночета, найденную на дне моря; а еще в космосе есть водная туманность, в 120 миллионов раз больше Мирового океана Земли, и, может, хоть там найдется место для всех бесприютных индейских душ, чьи обладатели верили, что после смерти превратятся в звезды.
Фильм Гусмана - образчик интересно задуманного повествования при посредственном визуальном воплощении. Жюри отметило именно драматургию - «Медведем» за лучший сценарий. Но и в фильме другого чилийца, Пабло Ларраина, - «Клубе», внезапно награжденном вторым по значимости Гран-при жюри, сценарий хорош, а вот все остальное едва ли достойно упоминания. История о проштрафившихся католических священниках в провинциальной ссылке, которая начинается как комедия, продолжается как психологическая драма, перерастает в триллер, завершаясь как антицерковный памфлет, снята некачественно до удивления, ведь Ларраин в 2012 году прославился вполне профессионально сделанной мейнстримной политической драмой «Нет». Вероятно, здесь и восторжествовала вышеупомянутая политическая линия Берлинале: уязвить погрязший в скандалах Ватикан для людей искусства из основного жюри было делом чести.
Всего берлинский конкурс составили 20 участников; но выше затронуты наиболее интересные фильмы, и их, похоже, вполне достаточно, чтобы с уверенностью сделать два вывода: на 65 Берлинале эстетическое в разумных пределах возобладало над политическим, а лидерство захватили страны, которые раньше относились к «развивающимся» или же посткоммунистическим.
Иными словами, Третий мир, свобода и искусство взяли верх. И это хорошо.
Дмитрий Десятерик, «День», Берлин-Киев