Как творческая интеллигенция боролась с мистическим террористом в живописи. Часть 2
Начало: Как творческая интеллигенция боролась с мистическим террористом в живописи. Часть 1 - Д-34
Аристарх Лентулов. Чтение стихов. 1930-е. Частное собрание
Стенограмма экстренного заседания правления МОССХ от 23/1-35 года [С сокращениями]
Продолжение:
Тов. Кацман. Вы ведь, тов. Михайлов, были у белых.
Михайлов. То есть, как так у белых? Я там жил, попал туда.
Тов. Кацман. Меня интересует - вы там рисовали?
Михайлов. Нет, я работал по декоративному искусству во Владивостоке и Харбине.
Тов. Перельман. Может быть, вы расскажете подробно весь этот период, что вы делали, где и как?
Михайлов. Когда я окончил школу в 1918 г., казанскую, то мы с тов. Поповым Вас. Никитичем поехали на Дальний Восток. Это была поездка чисто романтического порядка: мы влюбились оба в девушку и, чтобы избавиться от такого чувства, решили хотя бы на край света уехать, и мы с ним поехали на Дальний Восток. По дороге нас застало Чешское восстание, и мы с товарищем решили всеми силами от этой штуки - от мобилизации колчаковщины - освободиться.
Скрывались в бараках переселенческих, потом, когда достигли Владивостока, то как-то было трудно, и, чтобы избавиться от этой мобилизации, я поступил учителем рисования. В школе я был полтора года. Там имеются все документы. В это время Владивосток был у белых.
(Вольтер: Значит вы служили у белых?) Там часто это менялось. Потом, когда стало труднее, стали мобилизовывать и преподавателей, тогда я решил бежать в Китай, и вот тут мне в этом отношении помог наш товарищ Шабль-Табулевич, который дал мне польский паспорт, и я по этому паспорту уехал. (С места: Кто был Шабль-Табулевич?) Тоже работал. (С места: Как же он дал паспорт?) Я с этим паспортом жил и работал в театре в Харбине. (С места: Паспорт был подложный?) Я не знаю, это был польский паспорт, и я с ним скрывался.
По этим вопросам меня неоднократно в ГПУ вызывали, справки наводили, и все совпадает, как я говорил. Этот товарищ сейчас занимает одно из видных мест на Камчатке. Он работник ГПУ. Организатор партизанского отряда. Он может подтвердить весь наш путь. Сведения эти достаточно известны в ГПУ
А затем, когда красные вошли во Владивосток, я сразу приехал во Владивосток и там работал в театре, оформлял первомайские дни <…>, потом приехал специально учиться в Москву. У меня даже имеется специальная выписка, что мне был устроен бенефис в театре для отъезда в Москву. В Москве я поступил во ВХУТЕМАС, но там получилась такая история: меня приняли не на живописный факультет, а на текстильный, поэтому я проучился год не по своей специальности, вышел и стал работать в АХРРе.
Аристарх Лентулов. Обеденный перерыв. 1930-е. [?]
Тов. Кацман. Ведь у белых вы были год-два, почему вы ничего там не рисовали, что, у вас не было потребности? <…>
Михайлов. Я там чувствовал себя беспомощным. Я даже думал, что я брошу живопись и неспособен к работе <…> кому там картины нужны были, абсолютно никому, там об этом и не думали. Я только окончил школу и о картинах думать не мог, я только думал об этюдах.
Тов. Перельман. Сейчас, когда мы расспрашиваем вас, угадываете вы, что это скелет?
Михайлов (смотрит и молчит).
Тов. Вольтер. Больше вопросов нет. Кто желает выступить? [...]
Тов. Машков [11]. Товарищи, когда мы похоронили Грекова, то вечером мы собрались в ВОКСе с финляндскими художниками. <…> Кацман возвратился после разговора по телефону часов в 12 и сообщил мне печальную вещь - об убийстве Кирова. Понятно, сразу все настроение испортилось. Появилось какое-то состояние, которое трудно сейчас описать. Труп Кирова был еще в Ленинграде, а ощущение было такое, как будто он здесь, какой-то озноб был в теле. Я помню, я узнал, что из 40 человек выбрали 15, в том числе и меня. Я почувствовал гордость, честь и счастье, что я в числе 15 и могу рисовать.
(С места: А Михайлову не разрешили. Вольтер: Он не был включен.)
Тов. Машков. Сеанс мой был с 7 вечера до 7 утра, не разгибая ступней я стоял. Не буду рассказывать, что я видел. Тут и прощание Сталина и всех остальных, помню все детально, тут и звуки симфонии, и в обморок падали, большей частью женщины. <…> И когда я увидел эту картину, она мне страшно не понравилась. Потом сказали, написал Михайлов. Не знаю такого художника. Когда описали - я вспомнил. Вот прав Коннов - это скорей напоминает масонскую ложу. А между тем многим партийцам она нравилась. И вот это видение, даже если бы его не было, все равно мне не понравилось бы. Когда я был в Сергиевской лавре, мне дурно сделалось, так и здесь я не могу смотреть. <…>
(С места: Как политически вы расцениваете картину?) Я затрудняюсь что-нибудь добавить к тому, что было сказано. Ясно и безоговорочно это требует осуждения. Картина тогда еще интуитивно мне не понравилась, но я здесь сейчас, после того, как все рассмотрено, я считаю, что нужно вынести ясное и определенное решение, осуждающее то, что в какой-то мере сознательно или бессознательно выявилось реально на холсте. <…> Мне ужасно все это противно. Этот человек (показывает) мне кажется стариком безглазым, безносым, и какая-то растительность на лице, вроде бороды. Так что надо решить окончательно.
Аристарх Лентулов. Крекинг нефтеперегонного завода. 1930-1931. Холст, масло, 192х163. Саратовский государственный художественный музей имени А.Н. Радищева. Source
Тов. Лентулов. Когда мне позвонили по телефону о том, что сегодня экстренное собрание Правления, у меня появилось какое-то предчувствие, создавшее мне неприятное настроение: За последнее время, всем известно, большинство членов Правления мало посещают наши собрания, в том числе и я, может быть, виновен больше, чем большинство присутствующих, но здесь я все бросил и прибежал, и, когда я сюда пришел, я почувствовал после первых разговоров, что что-то случилось очень неприятное в нашей среде.
В самом деле, столько бороться, потратить столько сил на то, что мы последние два года добились, и вдруг такой совершеннейший провал. По-моему, не может быть никакого доказательства в пользу того, что это картина случайная. <…> Михайлов всегда был мистичен. И тут громадную роль сыграло отсутствие политической бдительности, благодаря чему мы пропустили эту картину и целый ряд др.
Михайлов говорит, что это случайно. Этот силуэт напоминает примитивный рисунок скелета. Посмотрите на фигуру, которая поставлена сзади. Нельзя верить человеку, который поставлен в условия оправдываться. (С мест: Правильно!!!) То, что Михайлов скажет, нам заранее известно. <…> Слава и честь тому товарищу, к стыду всех нас, в руках которых находилась линия поведения художественного творчества Михайлова, который это заметил. Мы на 17-м году революции не могли заметить давно какой-то скрытый сокровенный смысл в его работе, который должен быть в нашем творчестве ясным. (С мест:Правильно!!!)
Наш соцреализм заключается в том, как сказал Кацман, что у нас не может быть никаких тайн, наводящих на размышление, часто ласкающих взгляд. С формалистической стороны это может быть сделано неплохо, она, может быть, подкупает, волнует, будит какие-то инстинкты. Допустимо ли подобное в нашем искусстве?
Я предлагаю (не обсуждаю лично судьбы Михайлова) ставить вопрос жестким образом. У меня теперь в душе совершается боязнь, я готов за судьбу нашей страны и каждого нашего шага пожертвовать всю свою жизнь. В этом смысле мы должны следить, кто о чем говорит, за каждым нашим настроением, и только этим товарищам может быть место в нашей среде, а к остальным предлагаю самым жесточайшим и решительным образом применить меры, которые требуются. [...]
Аристарх Лентулов. Пейзаж. Туапсе. 1930-е. Тюменский областной художественный музей. Sourse
Тов. Белянин [16]. <…> Посмотрите, как Михайлов рисует лицо Сталина. Мы знаем, что Михайлов умеет рисовать. А вот, если бы он не сказал, что это колонна, я бы не знал, что это колонна. [...] Теперь, посмотрите, что бросается в глаза с первого взгляда, когда смотришь на эту вещь. Ведь когда хотят сделать карикатуру, что делают. Уменьшают рост и т. д. Первым делом, когда смотришь на гроб, что бросается в глаза? Что это - детский гроб или гроб взрослого человека? Посмотрите фигуру Сталина, стоящего за гробом, он стоит на переднем плане. Что это - нарочно или случайно? [...]
Я считаю, что эти вещи вредные и автор должен понести сугубое наказание. <…>
Тов. Юдин [17]. Сегодняшнее заседание имеет глубоко политический характер, очень серьезный, ответственный, и объект этого заседания - картина, о которой идет речь, прежде всего должна быть расценена политически. [...]
Если логически довести до конца, то выходит, что эта смерть обхватит товарищей Сталина, Ворошилова и Кагановича и потащит за собой, потому что движение вперед дано блестяще. Осталось только этот эскиз передать в руки врагов. Такой путь, такая дорога этих людей. Такова логика. [...]
Я согласен с товарищами Лентуловым, Кацманом, Юоном и другими, что тут никаких расхождений быть не может, что вся картина сделана в одном плане и сделана очень умело, тонко, с определенной задуманной целью. Мерзавцев у нас много, и одним из таких мерзавцев является Михайлов. (С мест: Правильно.) И он, мерзавец, выступает против нас. Нужно поступить с ним так, как поступают с мерзавцами революционеры, ему не место в наших рядах. [...]
Лентулов. Натюрморт с подносом и земляникой. 1936 г. Пермская государственная художественная галерея. Source
Тов. Вольтер. Никакого заключительного слова мы давать не можем, так как Михайлов не является докладчиком, а является обвиняемым, но если у него есть какие-нибудь мотивы, побуждающие выступить перед общим собранием, то мы ему предоставим время для того, чтобы он мог ответить по существу.
Худ. Михайлов. Вообще сейчас решилась вся моя судьба. Положение критическое, но у меня почему-то такое состояние, что этот удар сегодня на меня, он мне пойдет на пользу, потому что это моя мистика, я и все время чувствую, я боролся все эти годы, но мне никто так крепко, как вы сказали сегодня, не давал почувствовать, а сегодня я почувствовал. Оказывается, ужасный минус, с которым нужно здорово бороться. Это относится не только ко мне, но здесь очень много товарищей, в среде которых я варился. Я от всего сердца вам говорю, что получилось, я уже сам вижу, ощущение скелета, это не потому, что я хотел, я от всей души это говорю, но это получилось случайно не потому, что так просто, а из всех моих мистических отрицательных свойств, которые во мне были.
Я не очень строго реагировал на это, а еще больше окунулся в эту мистику, которая дает возможность трактовать тут черт знает что. У меня не было такой ясности, определенности, которая вообще нужна советскому художнику. Пускай я несу большую утрату и лишусь всех вас, товарищи, но я все-таки постараюсь найти в себе мужество за эти годы опалы найти самого себя как нужного художника. (Уходит из зала.)
Тов. Динамов [21]. Я рад, что могу назвать вас товарищами без всяких оговорок, так как Михайлов вышел.
Сегодня прозвучала замечательная фраза о том, что в Кирова был сделан второй выстрел - художниками. Смысл, конечно, в том, что Михайлов своей картиной снова выстрелил в Кирова. [...]
Аристарх Лентулов. Натюрморт с пирожными и фруктами. 1930-е. Продано на MacDougall's Auctions. Source
Председатель т. Вольтер. Товарищи, прежде чем принять резолюцию, я хотел обратить внимание на некоторые моменты, о которых у нас не говорилось.
Прежде всего мне думается, что мы позорно отстали по сравнению с нашими братьями по Украине. Те сведения, которые привезли товарищи, свидетельствуют, что там борьба с формализмом разрешена в гораздо более положительном смысле, там они разоблачены до конца. Мы этой работы не окончили, враг остался недобитым. [...]
Затем, я очень сожалею, что здесь, на таком ответственном собрании очень большая группа членов Правления не только отсутствует, но из присутствующих не выступали, не отмежевались от Михайлова именно те, кто в своих творческих методах и исканиях был близок к так называемому левому фронту изоискусства; это надо было сделать. Кто же выступал? Выступали почти все те, кто всегда борется против заскоков, извращений в нашем искусстве. Все же остальные, с которыми мы сталкиваемся, промолчали.
Я отмечаю, что при принятии резолюции мы не должны быть жалостливыми к Михайлову, который попытался пролить слезы. [...]
Я думаю, товарищи, что, заявив первый раз, что он должен сейчас только одно решение принять - это покончить с собой, он хотел этим взять нас на испуг, а в заключительном слове сказал, что найдет в себе мужество все пережить и он переработается и т. д. Не место ему в нашей среде, и я предлагаю принять следующую резолюцию (читает резолюцию).
(После прочтения резолюции бурные аплодисменты.)
Теперь, товарищи, перед нами стоит большая работа. Разрешите прежде всего сказать, что аплодисменты можно считать за принятие резолюции, но лучше будет, если мы ее проголосуем.
Кто за то, чтобы резолюцию в том виде, в котором я ее зачитал, принять. (Единогласно.)
Кто воздержался? (Никто.)
Кто против? (Никто.)
Какие есть поправки. Тов. Валеев высказал сомнение вот по поводу чего: «Мы советские художники... и ставим перед государственными органами вопрос о недопустимости пребывания этого мерзавца в нашей стране». Есть поправка - «среди советских граждан». Нет возражений? (С мест: Нет.)
В общем и целом резолюция принимается. Добавлений нет? (Нет.) [...]
Аристарх Лентулов. Московские художники. Эскиз, 1927. Пензенская картинная галерея. Source
Михайлов Николай Иванович
1898, Симбирск - 1940, Краснодар
Живописец. Дворянин. Учился в Казанской художественной школе у Н.И. Фешина и П.П. Бенькова (1912-1918). В 1919 поехал на практику в Харбин (Китай), в связи с событиями Гражданской войны оставался там до 1921, оттуда переехал во Владивосток. В . 1924 арестован, две недели провел в тюрьме, выпустили. Переехал в Москву. Вступил в АХР, член СХ с 1932. Писал тематические полотна на революционные сюжеты.
Арестован 27.01.1935. Осужден тройкой УНКВД 1.04.1935.
Из следственного дела: «…в декабре 1934 после злодейского убийства т. Кирова Михайлов Н.И. написал эскиз «У гроба» откровенно контрреволюционного содержания, изображающий т.т. Сталина и Ворошилова у гроба, охваченных и увлекаемых пляшущим скелетом смерти, и передал этот эскиз на выставку…» Художник признал наличие скелета, но не преднамеренное его изображение. Был приговорен к пяти годам ИТЛ.
Срок отбывал сначала в Воркутлаге, затем начальник Ухтпечлага Я.М. Мороз перевел его в лагерь Ухты, в поселок Чибью. Здесь он работал художником в театре, делал эскизы стенных росписей, написал с натуры портрет Мороза. Освободился в 1939. Поселился в Краснодаре, был принят главным художником местного театра, но едва приступил к работе, умер от инсульта.
Сообщение В.Н. Михайлова.
База данных "Репрессированные художники, искусствоведы", Сахаровский центр
====
Комментарий Галины Загянской, публикация 1992 года:
«Чудовищная и нелепая история, с которой познакомился читатель, была в 30-е годы известна в Москве и передавалась в нескольких вариантах. [...]
Когда на выставке, открывшейся всего спустя полтора месяца после убийства Кирова, среди множества картин, написанных на эту тему разными художниками [...], была выделена кем-то из искусствоведов картина молодого АХРРовца Николая Михайлова, то все были довольны. Как рассказывает один из старейших членов Московского Союза художников Виктор Борисович Эльконин, ее сфотографировали и показали Сталину в числе лучших. Однако в серовато-грязной гамме, которая получается в тоновой фотографии, когда в живописи преобладают красные тона (а именно эти тона были преобладающими в оформлении Колонного зала при похоронах Кирова), Сталину почудился скелет. Скелет, хватающий его сзади за горло. Трудно ли вообразить, что он мог при этом подумать,- он, убежденный, что все концы спрятаны в воду, уничтожены все свидетели и никто не догадывается об истинной сути случившегося? И вот теперь - возмездие?..
Сталин дал указание квалифицировать картину как террористический акт, после чего и состоялось экстренное заседание Правления Союза художников. [...]
Есть и более бытовая версия случившегося. Она исходила от друга самого Михайлова, художника Б. Мирецкого, к которому из-за этой дружбы предъявлялось тогда немало претензий. Ему стало страшно, и тогда у него возникло предположение, которое уже в наше время переросло у Мирецкого в убеждение, что Михайлов до этого писал натюрморт с черепом, а уже потом, поверх него, поскольку не было под рукой чистого холста, написал картину «Сталин у гроба Кирова»... Проступивший сквозь новую живопись череп и увидел какой-то бдительный редактор. Но, увы, в стенограмме нет ни малейшего намека на этот простейший ответ, которым в целях самозащиты непременно воспользовался бы и сам обвиняемый... [...]
Больно читать выступления таких известных и замечательных художников, как А. Лентулов, И. Машков, С. Герасимов. В стенограмме нет перечисления всех присутствовавших на заседании членов правления, из которых выступила почти половина. Но нам известно, что на нем были Павел Варфоломеевич Кузнецов и Владимир Андреевич Фаворский. Они молчали.
Это молчание Фаворский не мог простить себе всю жизнь.»
Источник, текст полностью: Журнальный зал // Континент 2011, 148
https://gorbutovich.livejournal.com/209490.html
Аристарх Лентулов. Чтение стихов. 1930-е. Частное собрание
Стенограмма экстренного заседания правления МОССХ от 23/1-35 года [С сокращениями]
Продолжение:
Тов. Кацман. Вы ведь, тов. Михайлов, были у белых.
Михайлов. То есть, как так у белых? Я там жил, попал туда.
Тов. Кацман. Меня интересует - вы там рисовали?
Михайлов. Нет, я работал по декоративному искусству во Владивостоке и Харбине.
Тов. Перельман. Может быть, вы расскажете подробно весь этот период, что вы делали, где и как?
Михайлов. Когда я окончил школу в 1918 г., казанскую, то мы с тов. Поповым Вас. Никитичем поехали на Дальний Восток. Это была поездка чисто романтического порядка: мы влюбились оба в девушку и, чтобы избавиться от такого чувства, решили хотя бы на край света уехать, и мы с ним поехали на Дальний Восток. По дороге нас застало Чешское восстание, и мы с товарищем решили всеми силами от этой штуки - от мобилизации колчаковщины - освободиться.
Скрывались в бараках переселенческих, потом, когда достигли Владивостока, то как-то было трудно, и, чтобы избавиться от этой мобилизации, я поступил учителем рисования. В школе я был полтора года. Там имеются все документы. В это время Владивосток был у белых.
(Вольтер: Значит вы служили у белых?) Там часто это менялось. Потом, когда стало труднее, стали мобилизовывать и преподавателей, тогда я решил бежать в Китай, и вот тут мне в этом отношении помог наш товарищ Шабль-Табулевич, который дал мне польский паспорт, и я по этому паспорту уехал. (С места: Кто был Шабль-Табулевич?) Тоже работал. (С места: Как же он дал паспорт?) Я с этим паспортом жил и работал в театре в Харбине. (С места: Паспорт был подложный?) Я не знаю, это был польский паспорт, и я с ним скрывался.
По этим вопросам меня неоднократно в ГПУ вызывали, справки наводили, и все совпадает, как я говорил. Этот товарищ сейчас занимает одно из видных мест на Камчатке. Он работник ГПУ. Организатор партизанского отряда. Он может подтвердить весь наш путь. Сведения эти достаточно известны в ГПУ
А затем, когда красные вошли во Владивосток, я сразу приехал во Владивосток и там работал в театре, оформлял первомайские дни <…>, потом приехал специально учиться в Москву. У меня даже имеется специальная выписка, что мне был устроен бенефис в театре для отъезда в Москву. В Москве я поступил во ВХУТЕМАС, но там получилась такая история: меня приняли не на живописный факультет, а на текстильный, поэтому я проучился год не по своей специальности, вышел и стал работать в АХРРе.
Аристарх Лентулов. Обеденный перерыв. 1930-е. [?]
Тов. Кацман. Ведь у белых вы были год-два, почему вы ничего там не рисовали, что, у вас не было потребности? <…>
Михайлов. Я там чувствовал себя беспомощным. Я даже думал, что я брошу живопись и неспособен к работе <…> кому там картины нужны были, абсолютно никому, там об этом и не думали. Я только окончил школу и о картинах думать не мог, я только думал об этюдах.
Тов. Перельман. Сейчас, когда мы расспрашиваем вас, угадываете вы, что это скелет?
Михайлов (смотрит и молчит).
Тов. Вольтер. Больше вопросов нет. Кто желает выступить? [...]
Тов. Машков [11]. Товарищи, когда мы похоронили Грекова, то вечером мы собрались в ВОКСе с финляндскими художниками. <…> Кацман возвратился после разговора по телефону часов в 12 и сообщил мне печальную вещь - об убийстве Кирова. Понятно, сразу все настроение испортилось. Появилось какое-то состояние, которое трудно сейчас описать. Труп Кирова был еще в Ленинграде, а ощущение было такое, как будто он здесь, какой-то озноб был в теле. Я помню, я узнал, что из 40 человек выбрали 15, в том числе и меня. Я почувствовал гордость, честь и счастье, что я в числе 15 и могу рисовать.
(С места: А Михайлову не разрешили. Вольтер: Он не был включен.)
Тов. Машков. Сеанс мой был с 7 вечера до 7 утра, не разгибая ступней я стоял. Не буду рассказывать, что я видел. Тут и прощание Сталина и всех остальных, помню все детально, тут и звуки симфонии, и в обморок падали, большей частью женщины. <…> И когда я увидел эту картину, она мне страшно не понравилась. Потом сказали, написал Михайлов. Не знаю такого художника. Когда описали - я вспомнил. Вот прав Коннов - это скорей напоминает масонскую ложу. А между тем многим партийцам она нравилась. И вот это видение, даже если бы его не было, все равно мне не понравилось бы. Когда я был в Сергиевской лавре, мне дурно сделалось, так и здесь я не могу смотреть. <…>
(С места: Как политически вы расцениваете картину?) Я затрудняюсь что-нибудь добавить к тому, что было сказано. Ясно и безоговорочно это требует осуждения. Картина тогда еще интуитивно мне не понравилась, но я здесь сейчас, после того, как все рассмотрено, я считаю, что нужно вынести ясное и определенное решение, осуждающее то, что в какой-то мере сознательно или бессознательно выявилось реально на холсте. <…> Мне ужасно все это противно. Этот человек (показывает) мне кажется стариком безглазым, безносым, и какая-то растительность на лице, вроде бороды. Так что надо решить окончательно.
Аристарх Лентулов. Крекинг нефтеперегонного завода. 1930-1931. Холст, масло, 192х163. Саратовский государственный художественный музей имени А.Н. Радищева. Source
Тов. Лентулов. Когда мне позвонили по телефону о том, что сегодня экстренное собрание Правления, у меня появилось какое-то предчувствие, создавшее мне неприятное настроение: За последнее время, всем известно, большинство членов Правления мало посещают наши собрания, в том числе и я, может быть, виновен больше, чем большинство присутствующих, но здесь я все бросил и прибежал, и, когда я сюда пришел, я почувствовал после первых разговоров, что что-то случилось очень неприятное в нашей среде.
В самом деле, столько бороться, потратить столько сил на то, что мы последние два года добились, и вдруг такой совершеннейший провал. По-моему, не может быть никакого доказательства в пользу того, что это картина случайная. <…> Михайлов всегда был мистичен. И тут громадную роль сыграло отсутствие политической бдительности, благодаря чему мы пропустили эту картину и целый ряд др.
Михайлов говорит, что это случайно. Этот силуэт напоминает примитивный рисунок скелета. Посмотрите на фигуру, которая поставлена сзади. Нельзя верить человеку, который поставлен в условия оправдываться. (С мест: Правильно!!!) То, что Михайлов скажет, нам заранее известно. <…> Слава и честь тому товарищу, к стыду всех нас, в руках которых находилась линия поведения художественного творчества Михайлова, который это заметил. Мы на 17-м году революции не могли заметить давно какой-то скрытый сокровенный смысл в его работе, который должен быть в нашем творчестве ясным. (С мест:Правильно!!!)
Наш соцреализм заключается в том, как сказал Кацман, что у нас не может быть никаких тайн, наводящих на размышление, часто ласкающих взгляд. С формалистической стороны это может быть сделано неплохо, она, может быть, подкупает, волнует, будит какие-то инстинкты. Допустимо ли подобное в нашем искусстве?
Я предлагаю (не обсуждаю лично судьбы Михайлова) ставить вопрос жестким образом. У меня теперь в душе совершается боязнь, я готов за судьбу нашей страны и каждого нашего шага пожертвовать всю свою жизнь. В этом смысле мы должны следить, кто о чем говорит, за каждым нашим настроением, и только этим товарищам может быть место в нашей среде, а к остальным предлагаю самым жесточайшим и решительным образом применить меры, которые требуются. [...]
Аристарх Лентулов. Пейзаж. Туапсе. 1930-е. Тюменский областной художественный музей. Sourse
Тов. Белянин [16]. <…> Посмотрите, как Михайлов рисует лицо Сталина. Мы знаем, что Михайлов умеет рисовать. А вот, если бы он не сказал, что это колонна, я бы не знал, что это колонна. [...] Теперь, посмотрите, что бросается в глаза с первого взгляда, когда смотришь на эту вещь. Ведь когда хотят сделать карикатуру, что делают. Уменьшают рост и т. д. Первым делом, когда смотришь на гроб, что бросается в глаза? Что это - детский гроб или гроб взрослого человека? Посмотрите фигуру Сталина, стоящего за гробом, он стоит на переднем плане. Что это - нарочно или случайно? [...]
Я считаю, что эти вещи вредные и автор должен понести сугубое наказание. <…>
Тов. Юдин [17]. Сегодняшнее заседание имеет глубоко политический характер, очень серьезный, ответственный, и объект этого заседания - картина, о которой идет речь, прежде всего должна быть расценена политически. [...]
Если логически довести до конца, то выходит, что эта смерть обхватит товарищей Сталина, Ворошилова и Кагановича и потащит за собой, потому что движение вперед дано блестяще. Осталось только этот эскиз передать в руки врагов. Такой путь, такая дорога этих людей. Такова логика. [...]
Я согласен с товарищами Лентуловым, Кацманом, Юоном и другими, что тут никаких расхождений быть не может, что вся картина сделана в одном плане и сделана очень умело, тонко, с определенной задуманной целью. Мерзавцев у нас много, и одним из таких мерзавцев является Михайлов. (С мест: Правильно.) И он, мерзавец, выступает против нас. Нужно поступить с ним так, как поступают с мерзавцами революционеры, ему не место в наших рядах. [...]
Лентулов. Натюрморт с подносом и земляникой. 1936 г. Пермская государственная художественная галерея. Source
Тов. Вольтер. Никакого заключительного слова мы давать не можем, так как Михайлов не является докладчиком, а является обвиняемым, но если у него есть какие-нибудь мотивы, побуждающие выступить перед общим собранием, то мы ему предоставим время для того, чтобы он мог ответить по существу.
Худ. Михайлов. Вообще сейчас решилась вся моя судьба. Положение критическое, но у меня почему-то такое состояние, что этот удар сегодня на меня, он мне пойдет на пользу, потому что это моя мистика, я и все время чувствую, я боролся все эти годы, но мне никто так крепко, как вы сказали сегодня, не давал почувствовать, а сегодня я почувствовал. Оказывается, ужасный минус, с которым нужно здорово бороться. Это относится не только ко мне, но здесь очень много товарищей, в среде которых я варился. Я от всего сердца вам говорю, что получилось, я уже сам вижу, ощущение скелета, это не потому, что я хотел, я от всей души это говорю, но это получилось случайно не потому, что так просто, а из всех моих мистических отрицательных свойств, которые во мне были.
Я не очень строго реагировал на это, а еще больше окунулся в эту мистику, которая дает возможность трактовать тут черт знает что. У меня не было такой ясности, определенности, которая вообще нужна советскому художнику. Пускай я несу большую утрату и лишусь всех вас, товарищи, но я все-таки постараюсь найти в себе мужество за эти годы опалы найти самого себя как нужного художника. (Уходит из зала.)
Тов. Динамов [21]. Я рад, что могу назвать вас товарищами без всяких оговорок, так как Михайлов вышел.
Сегодня прозвучала замечательная фраза о том, что в Кирова был сделан второй выстрел - художниками. Смысл, конечно, в том, что Михайлов своей картиной снова выстрелил в Кирова. [...]
Аристарх Лентулов. Натюрморт с пирожными и фруктами. 1930-е. Продано на MacDougall's Auctions. Source
Председатель т. Вольтер. Товарищи, прежде чем принять резолюцию, я хотел обратить внимание на некоторые моменты, о которых у нас не говорилось.
Прежде всего мне думается, что мы позорно отстали по сравнению с нашими братьями по Украине. Те сведения, которые привезли товарищи, свидетельствуют, что там борьба с формализмом разрешена в гораздо более положительном смысле, там они разоблачены до конца. Мы этой работы не окончили, враг остался недобитым. [...]
Затем, я очень сожалею, что здесь, на таком ответственном собрании очень большая группа членов Правления не только отсутствует, но из присутствующих не выступали, не отмежевались от Михайлова именно те, кто в своих творческих методах и исканиях был близок к так называемому левому фронту изоискусства; это надо было сделать. Кто же выступал? Выступали почти все те, кто всегда борется против заскоков, извращений в нашем искусстве. Все же остальные, с которыми мы сталкиваемся, промолчали.
Я отмечаю, что при принятии резолюции мы не должны быть жалостливыми к Михайлову, который попытался пролить слезы. [...]
Я думаю, товарищи, что, заявив первый раз, что он должен сейчас только одно решение принять - это покончить с собой, он хотел этим взять нас на испуг, а в заключительном слове сказал, что найдет в себе мужество все пережить и он переработается и т. д. Не место ему в нашей среде, и я предлагаю принять следующую резолюцию (читает резолюцию).
(После прочтения резолюции бурные аплодисменты.)
Теперь, товарищи, перед нами стоит большая работа. Разрешите прежде всего сказать, что аплодисменты можно считать за принятие резолюции, но лучше будет, если мы ее проголосуем.
Кто за то, чтобы резолюцию в том виде, в котором я ее зачитал, принять. (Единогласно.)
Кто воздержался? (Никто.)
Кто против? (Никто.)
Какие есть поправки. Тов. Валеев высказал сомнение вот по поводу чего: «Мы советские художники... и ставим перед государственными органами вопрос о недопустимости пребывания этого мерзавца в нашей стране». Есть поправка - «среди советских граждан». Нет возражений? (С мест: Нет.)
В общем и целом резолюция принимается. Добавлений нет? (Нет.) [...]
Аристарх Лентулов. Московские художники. Эскиз, 1927. Пензенская картинная галерея. Source
Михайлов Николай Иванович
1898, Симбирск - 1940, Краснодар
Живописец. Дворянин. Учился в Казанской художественной школе у Н.И. Фешина и П.П. Бенькова (1912-1918). В 1919 поехал на практику в Харбин (Китай), в связи с событиями Гражданской войны оставался там до 1921, оттуда переехал во Владивосток. В . 1924 арестован, две недели провел в тюрьме, выпустили. Переехал в Москву. Вступил в АХР, член СХ с 1932. Писал тематические полотна на революционные сюжеты.
Арестован 27.01.1935. Осужден тройкой УНКВД 1.04.1935.
Из следственного дела: «…в декабре 1934 после злодейского убийства т. Кирова Михайлов Н.И. написал эскиз «У гроба» откровенно контрреволюционного содержания, изображающий т.т. Сталина и Ворошилова у гроба, охваченных и увлекаемых пляшущим скелетом смерти, и передал этот эскиз на выставку…» Художник признал наличие скелета, но не преднамеренное его изображение. Был приговорен к пяти годам ИТЛ.
Срок отбывал сначала в Воркутлаге, затем начальник Ухтпечлага Я.М. Мороз перевел его в лагерь Ухты, в поселок Чибью. Здесь он работал художником в театре, делал эскизы стенных росписей, написал с натуры портрет Мороза. Освободился в 1939. Поселился в Краснодаре, был принят главным художником местного театра, но едва приступил к работе, умер от инсульта.
Сообщение В.Н. Михайлова.
База данных "Репрессированные художники, искусствоведы", Сахаровский центр
====
Комментарий Галины Загянской, публикация 1992 года:
«Чудовищная и нелепая история, с которой познакомился читатель, была в 30-е годы известна в Москве и передавалась в нескольких вариантах. [...]
Когда на выставке, открывшейся всего спустя полтора месяца после убийства Кирова, среди множества картин, написанных на эту тему разными художниками [...], была выделена кем-то из искусствоведов картина молодого АХРРовца Николая Михайлова, то все были довольны. Как рассказывает один из старейших членов Московского Союза художников Виктор Борисович Эльконин, ее сфотографировали и показали Сталину в числе лучших. Однако в серовато-грязной гамме, которая получается в тоновой фотографии, когда в живописи преобладают красные тона (а именно эти тона были преобладающими в оформлении Колонного зала при похоронах Кирова), Сталину почудился скелет. Скелет, хватающий его сзади за горло. Трудно ли вообразить, что он мог при этом подумать,- он, убежденный, что все концы спрятаны в воду, уничтожены все свидетели и никто не догадывается об истинной сути случившегося? И вот теперь - возмездие?..
Сталин дал указание квалифицировать картину как террористический акт, после чего и состоялось экстренное заседание Правления Союза художников. [...]
Есть и более бытовая версия случившегося. Она исходила от друга самого Михайлова, художника Б. Мирецкого, к которому из-за этой дружбы предъявлялось тогда немало претензий. Ему стало страшно, и тогда у него возникло предположение, которое уже в наше время переросло у Мирецкого в убеждение, что Михайлов до этого писал натюрморт с черепом, а уже потом, поверх него, поскольку не было под рукой чистого холста, написал картину «Сталин у гроба Кирова»... Проступивший сквозь новую живопись череп и увидел какой-то бдительный редактор. Но, увы, в стенограмме нет ни малейшего намека на этот простейший ответ, которым в целях самозащиты непременно воспользовался бы и сам обвиняемый... [...]
Больно читать выступления таких известных и замечательных художников, как А. Лентулов, И. Машков, С. Герасимов. В стенограмме нет перечисления всех присутствовавших на заседании членов правления, из которых выступила почти половина. Но нам известно, что на нем были Павел Варфоломеевич Кузнецов и Владимир Андреевич Фаворский. Они молчали.
Это молчание Фаворский не мог простить себе всю жизнь.»
Источник, текст полностью: Журнальный зал // Континент 2011, 148
https://gorbutovich.livejournal.com/209490.html