Сделка
В ангар престижной Седьмой линии влетел с визгом модный спортивный флаер без номеров.
Сам флаер был тише мыши. Визжал его водитель, подающий надежды манекенщик Виталик. Чем-то он напоминал индейца, нырнувшего в Страну вечной охоты и споткнувшегося на входе.
Хозяин ангара, старый гей Лёша, только что провернул сделку и уже был в интересном состоянии ума.
- Дорогой, ты е***нулся? - ласково спросил он гостя. - Ты мне коврик сдул. Персидский. Три на два. И люстра шатается. Зачем орёшь?
- Беда, Лёшенька. Выручай. Я же знаю, ты хорошо ко мне относишься. На всех показах аплодируешь, как не в себя...
- Компульсия, - коротко объяснил Лёша. - Увижу произведение искусства - и аплодирую. Ничего не могу поделать. Бабу эту, как её... Джоконду увидел в музее - все ладошки отбил. Гадость какая... Не хожу больше.
- Лёшенька. Выручай, родной. Я гаишнику в глаз плюнул.
- Это меняет дело, - хозяин закрыл ворота, подошёл к столу и занюхал дозу цереброморфина. - Ненавижу эту тварь. Значит, так. Покажем твой труп. Издалека. Мусорщикам знакомым позвоню, они на рабочем транспорте приедут, с мигалкой. Пять минут. Возьмут на буксир. Кровью твоей салон измажем, полежишь тихо и с языком наружу...
- Не получится, Лёш. У меня кровь прозрачная. Синтетика.
- Вот зачем ты делаешь ненужные движения в неподходящее время?
- Мне предлагали натуральную. Но тогда печень нужна. Понимаешь, у меня работа, а печень - она же полнит... Я её удалил.
- Идиот ты, Виталик, - горестно выдохнул хозяин. - Была б моя воля изменить всё лет сорок тому... Эх...
Он запихал ещё порошка в себя и, чуть подумав, в гостя. "Теперь-то какая разница..."
Цереброморфин забирал не по-детски. Начинало казаться, что пределов больше нет. Решения - тоже.
Ворота ангара распахнулись на аварийных пиропатронах.
Гаишник был мерзок. Никакого стиля. Пучки чёрных волос в ноздрях и лысина над порослью бровей. Ещё он косолапил, сопел и держал ручной пулемёт.
"Обыскал бы..." - с затаённой тоской подумалось Лёше.
Виталику не думалось вообще. Его плющил адский порошок.
- Юноша, вы находитесь по подозрению в правонарушении по статье 169 "Хулиганство, совершённое с применением транспортного средства общественно опасным способом". Предъявите документы, - провозгласил гаишник. Пафос интонаций перемежался сопением и контрастировал с дурно пошитым кителем.
Или не контрастировал.
- Как вы нас нашли, уважаемый? - спросил Лёша, сдерживая непроизвольные гримасы.
- По маячкам. Юноша сбросил номера на повороте с Бродвея на Седьмую.
- Виталик, ты совсем дурак? Ещё ближе не мог?
- Негде было! Негде! Что, на Бродвее их скидывать, при всех?
- Та да, голяк... - у Лёши вдруг прорезался забытый мелитопольский акцент. - И мой одноклассничек меня вспомнил, схватил волыну, сел в перехватчик и погнал в гости, - лицо его передёрнулось цепью судорог. - Гнида! Гнида! Жопа сраная! Гнилая!
Лёшу трясло уже всем телом, нелепо, как пупса в зубах дурного щенка. "Надо же, синдром Туретта. Впервые вижу", - промелькнуло где-то в Виталике. Гаишник бросил пулемёт и кинулся к изломанной тушке на полу.
- Гражданин Ольховский, вы в порядке? Скорую вызвать?
- Встать помоги. Дурак ты, Мишка. И работа у тебя дурацкая, по тебе. Хуже крысы помоечной, со школы ещё. Всё пытаешься людей под одну гребёнку стричь. И навариться с них же - одновременно. Тьфу тебе в другой глаз.
Красная рожа гаишника резко приобрела сероватый оттенок.
- Не заговаривайся, Лёшенька. И всё будет хорошо, понял меня? На этот раз прощаю, по болезни. А ещё раз будешь укрывать преступников - и твоё потасканное очко станет моим, хотя за него никто и десятки не даст.
Что-то очень жёсткое и телескопическое упёрлось в основание черепа гаишника. До пулемёта было далеко. Виталик стоял за спиной монументом Христа Карающего; метровое и твёрдое росло прямо из-под его брючного ремня.
- Одна фрикция, и я выстрелю, - задумчиво произнесла надежда модельного бизнеса.
- Очко, говоришь... Виталик, дай мне его кредитку.
Виталик, неловко дотянувшись, вытащил карту из кармана служивого. Лёша аккуратно ввёл её в щель приёмника.
Приёмник чавкнул.
- Терминал, запись. Сделка физических лиц. Алексей Ольховский продаёт, а Михаил Раздопуло покупает. Предмет сделки: одно подержанное очко. Цена: десять единиц. Конец записи. Терминал, перевод десяти единиц с карты Раздопуло. Терминал, выдать карту.
Виталик схватил гаишника за кисть и приложил палец к сканеру отпечатков.
Щёлкнули застёжки. Лёша вывинтил изрядно потасканное очко и вместе с картой брезгливо засунул в карман гаишного мундира.
- Поздравь меня, дорогой. Я только сегодня новое купил. Это думал выбросить, да жаль было. Носи на здоровье. Только лишнего не делай. Сейчас над тобой одни налоговики ржут, а тявкнешь - будет весь город. На уже пулемёт твой, иди... велосипедистов пугать.
Топот стих за углом ангара. Взлетел перехватчик. Лёша с Виталиком прислонили дверь ангара к дыре входа.
- Дорогой, сколько у тебя эта штука - метр десять? Метр пятнадцать? Зачем ты вообще её ставил?
- Лёша, ну ты пойми. У меня же работа. Я рекламирую нижнее бельё, ты же знаешь. А в этом сезоне так модно размахивать трусами...
Сам флаер был тише мыши. Визжал его водитель, подающий надежды манекенщик Виталик. Чем-то он напоминал индейца, нырнувшего в Страну вечной охоты и споткнувшегося на входе.
Хозяин ангара, старый гей Лёша, только что провернул сделку и уже был в интересном состоянии ума.
- Дорогой, ты е***нулся? - ласково спросил он гостя. - Ты мне коврик сдул. Персидский. Три на два. И люстра шатается. Зачем орёшь?
- Беда, Лёшенька. Выручай. Я же знаю, ты хорошо ко мне относишься. На всех показах аплодируешь, как не в себя...
- Компульсия, - коротко объяснил Лёша. - Увижу произведение искусства - и аплодирую. Ничего не могу поделать. Бабу эту, как её... Джоконду увидел в музее - все ладошки отбил. Гадость какая... Не хожу больше.
- Лёшенька. Выручай, родной. Я гаишнику в глаз плюнул.
- Это меняет дело, - хозяин закрыл ворота, подошёл к столу и занюхал дозу цереброморфина. - Ненавижу эту тварь. Значит, так. Покажем твой труп. Издалека. Мусорщикам знакомым позвоню, они на рабочем транспорте приедут, с мигалкой. Пять минут. Возьмут на буксир. Кровью твоей салон измажем, полежишь тихо и с языком наружу...
- Не получится, Лёш. У меня кровь прозрачная. Синтетика.
- Вот зачем ты делаешь ненужные движения в неподходящее время?
- Мне предлагали натуральную. Но тогда печень нужна. Понимаешь, у меня работа, а печень - она же полнит... Я её удалил.
- Идиот ты, Виталик, - горестно выдохнул хозяин. - Была б моя воля изменить всё лет сорок тому... Эх...
Он запихал ещё порошка в себя и, чуть подумав, в гостя. "Теперь-то какая разница..."
Цереброморфин забирал не по-детски. Начинало казаться, что пределов больше нет. Решения - тоже.
Ворота ангара распахнулись на аварийных пиропатронах.
Гаишник был мерзок. Никакого стиля. Пучки чёрных волос в ноздрях и лысина над порослью бровей. Ещё он косолапил, сопел и держал ручной пулемёт.
"Обыскал бы..." - с затаённой тоской подумалось Лёше.
Виталику не думалось вообще. Его плющил адский порошок.
- Юноша, вы находитесь по подозрению в правонарушении по статье 169 "Хулиганство, совершённое с применением транспортного средства общественно опасным способом". Предъявите документы, - провозгласил гаишник. Пафос интонаций перемежался сопением и контрастировал с дурно пошитым кителем.
Или не контрастировал.
- Как вы нас нашли, уважаемый? - спросил Лёша, сдерживая непроизвольные гримасы.
- По маячкам. Юноша сбросил номера на повороте с Бродвея на Седьмую.
- Виталик, ты совсем дурак? Ещё ближе не мог?
- Негде было! Негде! Что, на Бродвее их скидывать, при всех?
- Та да, голяк... - у Лёши вдруг прорезался забытый мелитопольский акцент. - И мой одноклассничек меня вспомнил, схватил волыну, сел в перехватчик и погнал в гости, - лицо его передёрнулось цепью судорог. - Гнида! Гнида! Жопа сраная! Гнилая!
Лёшу трясло уже всем телом, нелепо, как пупса в зубах дурного щенка. "Надо же, синдром Туретта. Впервые вижу", - промелькнуло где-то в Виталике. Гаишник бросил пулемёт и кинулся к изломанной тушке на полу.
- Гражданин Ольховский, вы в порядке? Скорую вызвать?
- Встать помоги. Дурак ты, Мишка. И работа у тебя дурацкая, по тебе. Хуже крысы помоечной, со школы ещё. Всё пытаешься людей под одну гребёнку стричь. И навариться с них же - одновременно. Тьфу тебе в другой глаз.
Красная рожа гаишника резко приобрела сероватый оттенок.
- Не заговаривайся, Лёшенька. И всё будет хорошо, понял меня? На этот раз прощаю, по болезни. А ещё раз будешь укрывать преступников - и твоё потасканное очко станет моим, хотя за него никто и десятки не даст.
Что-то очень жёсткое и телескопическое упёрлось в основание черепа гаишника. До пулемёта было далеко. Виталик стоял за спиной монументом Христа Карающего; метровое и твёрдое росло прямо из-под его брючного ремня.
- Одна фрикция, и я выстрелю, - задумчиво произнесла надежда модельного бизнеса.
- Очко, говоришь... Виталик, дай мне его кредитку.
Виталик, неловко дотянувшись, вытащил карту из кармана служивого. Лёша аккуратно ввёл её в щель приёмника.
Приёмник чавкнул.
- Терминал, запись. Сделка физических лиц. Алексей Ольховский продаёт, а Михаил Раздопуло покупает. Предмет сделки: одно подержанное очко. Цена: десять единиц. Конец записи. Терминал, перевод десяти единиц с карты Раздопуло. Терминал, выдать карту.
Виталик схватил гаишника за кисть и приложил палец к сканеру отпечатков.
Щёлкнули застёжки. Лёша вывинтил изрядно потасканное очко и вместе с картой брезгливо засунул в карман гаишного мундира.
- Поздравь меня, дорогой. Я только сегодня новое купил. Это думал выбросить, да жаль было. Носи на здоровье. Только лишнего не делай. Сейчас над тобой одни налоговики ржут, а тявкнешь - будет весь город. На уже пулемёт твой, иди... велосипедистов пугать.
Топот стих за углом ангара. Взлетел перехватчик. Лёша с Виталиком прислонили дверь ангара к дыре входа.
- Дорогой, сколько у тебя эта штука - метр десять? Метр пятнадцать? Зачем ты вообще её ставил?
- Лёша, ну ты пойми. У меня же работа. Я рекламирую нижнее бельё, ты же знаешь. А в этом сезоне так модно размахивать трусами...