Семья. Юлиус Эвола
Лица
19.05.2008 00:00
Вставить в блог
Версия для печатиЮлиус Эвола: Семья как героический союз
Тема: ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ
Одной из опасностей, грозящей движениям, направленным против сил разложения и хаоса, иссушающих нашу цивилизацию и общественную жизнь, является стремление к упрощению изначальных форм, или даже попытка их буржуазного одомашнивания. Многие неоднократно указывали на упаднический характер морализаторства сравнительно с высшими формами закона и жизни.
В самом деле, «порядок», имеющий ценность, не должен сводиться ни к рутине, ни к обезличивающей механистичности. Необходимо присутствие изначально неукрощённых сил, каковые определённым образом и до некой степени сохраняют свою изначальную природу, наряду со строжайшим соблюдением дисциплины. Только тогда порядок - плодотворен. Образно говоря, нечто подобное происходит с взрывчатой смесью, которая максимально эффективна на предельном пространстве, тогда как на беспредельном, её действие почти утрачивает свою силу. Именно в этом смысле Гёте говорил о «пределе, который созидает», как и о том, что именно в умении соблюдать предел, проявляет себя мастер. Стоит ли напоминать, что в классическом мировоззрении идея предела - peiras - была связана с идеей совершенства и считалась высочайшим идеалом не только в этическом, но также в метафизическом смысле
Эти соображения можно было бы применить к различным областям жизни. Но здесь мы остановимся только на одном частном случае - семье.
Семья является институтом, основательно поврежденным индивидуализмом, свойственным новейшей космополитической цивилизации, подорванным в самих своих основах феминизмом, американизмом и советизмом, и нуждающимся в восстановлении. Но здесь также возникает вышеупомянутая проблема выбора. Любой социальный институт представляет собой относительно гибкую форму, в пределах которого кристаллизуется субстанция, текучая по своей природе. Именно такое состояние есть то изначальное состояние, каковое требует восстановления в ситуации, когда жизненные возможности, присущие определённому циклу цивилизации, кажутся исчерпанными. Но только сила, действующая изнутри, как некий смысл, может действовать как сила созидательная. В таком случае, возникает вопрос, какой смысл несёт в себе семья, во имя чего мы должны желать её сохранения?
Чем является семья в обычном, буржуазном смысле общеизвестно, так что вряд ли стоит останавливаться на этом более подробно, также как и лишний раз говорить о том, что в таком понимании она является малопригодной опорой для тех целей, которые потребны для формирования новой цивилизации. Возможно, имеет смысл сохранять некоторые её аспекты, но в целом, не стоит закрывать глаза на то, что этого «слишком мало», что речь идёт о чём-то большем. Если попытаться понять причины процесса упадка и разложения семьи, наблюдаемого в последнее время, легко заметить, что одной из них и немаловажной является общее состояние самого общества, в котором семья свелась к чему-то почти незначительному и основной её опорой сегодня являются исключительно условность, мещанство, сентиментальность, лицемерие и оппортунизм,
В данном случае, как и во многих других для понимания того, что требуется сделать в этой области, нам следует прямо обратиться не просто к прошлому, но к истокам. И эти истоки нам доступны. В частности, поскольку наша, римская традиция семьи является одной из тех, которая ведёт к высшему и первозданному пониманию этого института.
Согласно изначальным представлениям, семья представляет собой не натуралистический, не сентиментальный, но по сути своей героический союз. Известно, что по самому своему происхождению слово отец (pater) отсылает нас к понятию, каковым обозначался вождь или царь. Уже поэтому семейный союз понимался, как союз группы людей, мужественно объединившихся вокруг главы, который почитался не как существо, наделённое чисто животной силой, но обладающее высшим достоинством, внушающим почитание и верность. Это легко подтверждается тем фактом, что в индоевропейской цивилизации отец - не говоря уже о вожде - был не только тем, кто обладал всей полнотой властью над своими, но и одновременно нёс за них абсолютную ответственность перед лицом горней силы; он был в своём роде жрецом, священником своего рода, своего народа, тем, кто в большей степени, нежели кто-либо другой отвечал за них перед лицом богов, хранителем священного огня, который в патрицианских семьях служил символом сверхъестественного влияния, незримо связанного с кровью и передающегося через эту кровь. Не изнеженные чувства, не общественные условности, но нечто героико-мистическое лежало в основании семейной или родовой солидарности, заставляя всех членов семьи или рода добровольно выступать как сплочённое целое против любого, кто затрагивал или оскорблял их честь. Так, де Куланж, подытоживая свои исследования этого вопроса, с полным основанием пришёл к выводу о том, что традиционная семья предоставляла собой скорее религиозный союз, нежели единство природного или кровного характера.
Сегодня многим известно, что брачная церемония была таинством и до наступления христианства, но немногие знают, что это таинство носило не чисто условный или социально-юридический характер, но служило своего рода крещением, которое преображало и наделяло женщину особым достоинством, позволяющим ей стать причастной «тайной душе» того рода или племени, к которому принадлежал её супруг. В соответствии с символическим индоевропейским обрядом, первым супругом женщины был Агни, мистический домашний огонь. Именно благодаря этому, муж считался господином жены, поскольку их связывало нечто значительно большее, нежели то, что предполагается выродившимся и обессиленным буржуазным представлением о супружеской верности. Женщина древности, отдававшая себя целиком и ничего не требовавшая взамен, тем самым выражала свою героическую сущность, мистическую или «аскетическую» по своей природе, но отнюдь не страстную или чувственную, и, тем самым, преображала себя. Древнее изречение: «Не существует особого обряда или учения для женщины. Почитая своего супруга как божество, обретёт она своё место на небесах», почти полностью совпадает с другой традицией, согласно которой бессмертие обретают не только воины, павшие на поле битвы и вожди божественного происхождения, но и женщины, умершие во время родов сына; это рассматривалось как особого рода жертвоприношение, столь же действенно преображающее человеческую природу, как и подвиги героев.
Здесь было бы неплохо рассмотреть также смысл деторождения, но это завело бы нас слишком далеко. Поэтом ограничимся только упоминание древнего правила, согласно которому первенец считался не сыном любви, но сыном долга. И этот долг также носил как мистический, так и героический характер. Речь шла не только о рождении нового «царя», должного обеспечить благоденствие и могущество рода, но о даровании жизни тому, кто должен взять на себя священное обязательство перед лицом предков и всех, кто внёс свой вклад в могущество рода, символом коего служил семейный очаг. Поэтому есть немало традиций, в которых можно встретить идею о сознательном воспроизведении в подлинном смысле этого слова, о деторождении, понимаемом не как тёмное и полусознательное телесное действие, но как деяние, совершаемое не только в плоти, но одновременно и в духе, и дарующее - в буквальном смысле - жизнь новому существу, благодаря которому, точнее, его незримой функции, его предки продолжают пребывать в славе и бессмертии.
Из всего сказанного вытекает представление о семье, равно далёкое как от конформистко- моралистической буржуазной посредственности и индивидуалистической чепухи, так и от сентиментализма, страстности и всего связанного с чисто социальным или натуралистическим пониманием этого института. Только героическое основание может стать высшим узаконением для института семьи. Необходимо понять, что индивидуализм это не сила, но бессилие. Следует признать кровное родство в качестве прочного основания; основания, требующего артикуляции и персонализации, подкреплённых отношениями повелевания и подчинения, верности, преемственности и, скажем, почти воинской солидарности, и, наконец, теми силами, которые ведут к внутреннему преображению. Только в этом случае семья обретёт новую жизнь и окрепнет, вновь станет первичной и основной клеткой того высшего организма, каковое представляет собой государство.
Перевод Виктории Ванюшкиной
Публикация приурочена к 110-летию со дня рождения Юлиуса Эволы.(с) Перепечатано с сайта Новые хроники
19.05.2008 00:00
Вставить в блог
Версия для печатиЮлиус Эвола: Семья как героический союз
Тема: ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ
Одной из опасностей, грозящей движениям, направленным против сил разложения и хаоса, иссушающих нашу цивилизацию и общественную жизнь, является стремление к упрощению изначальных форм, или даже попытка их буржуазного одомашнивания. Многие неоднократно указывали на упаднический характер морализаторства сравнительно с высшими формами закона и жизни.
В самом деле, «порядок», имеющий ценность, не должен сводиться ни к рутине, ни к обезличивающей механистичности. Необходимо присутствие изначально неукрощённых сил, каковые определённым образом и до некой степени сохраняют свою изначальную природу, наряду со строжайшим соблюдением дисциплины. Только тогда порядок - плодотворен. Образно говоря, нечто подобное происходит с взрывчатой смесью, которая максимально эффективна на предельном пространстве, тогда как на беспредельном, её действие почти утрачивает свою силу. Именно в этом смысле Гёте говорил о «пределе, который созидает», как и о том, что именно в умении соблюдать предел, проявляет себя мастер. Стоит ли напоминать, что в классическом мировоззрении идея предела - peiras - была связана с идеей совершенства и считалась высочайшим идеалом не только в этическом, но также в метафизическом смысле
Эти соображения можно было бы применить к различным областям жизни. Но здесь мы остановимся только на одном частном случае - семье.
Семья является институтом, основательно поврежденным индивидуализмом, свойственным новейшей космополитической цивилизации, подорванным в самих своих основах феминизмом, американизмом и советизмом, и нуждающимся в восстановлении. Но здесь также возникает вышеупомянутая проблема выбора. Любой социальный институт представляет собой относительно гибкую форму, в пределах которого кристаллизуется субстанция, текучая по своей природе. Именно такое состояние есть то изначальное состояние, каковое требует восстановления в ситуации, когда жизненные возможности, присущие определённому циклу цивилизации, кажутся исчерпанными. Но только сила, действующая изнутри, как некий смысл, может действовать как сила созидательная. В таком случае, возникает вопрос, какой смысл несёт в себе семья, во имя чего мы должны желать её сохранения?
Чем является семья в обычном, буржуазном смысле общеизвестно, так что вряд ли стоит останавливаться на этом более подробно, также как и лишний раз говорить о том, что в таком понимании она является малопригодной опорой для тех целей, которые потребны для формирования новой цивилизации. Возможно, имеет смысл сохранять некоторые её аспекты, но в целом, не стоит закрывать глаза на то, что этого «слишком мало», что речь идёт о чём-то большем. Если попытаться понять причины процесса упадка и разложения семьи, наблюдаемого в последнее время, легко заметить, что одной из них и немаловажной является общее состояние самого общества, в котором семья свелась к чему-то почти незначительному и основной её опорой сегодня являются исключительно условность, мещанство, сентиментальность, лицемерие и оппортунизм,
В данном случае, как и во многих других для понимания того, что требуется сделать в этой области, нам следует прямо обратиться не просто к прошлому, но к истокам. И эти истоки нам доступны. В частности, поскольку наша, римская традиция семьи является одной из тех, которая ведёт к высшему и первозданному пониманию этого института.
Согласно изначальным представлениям, семья представляет собой не натуралистический, не сентиментальный, но по сути своей героический союз. Известно, что по самому своему происхождению слово отец (pater) отсылает нас к понятию, каковым обозначался вождь или царь. Уже поэтому семейный союз понимался, как союз группы людей, мужественно объединившихся вокруг главы, который почитался не как существо, наделённое чисто животной силой, но обладающее высшим достоинством, внушающим почитание и верность. Это легко подтверждается тем фактом, что в индоевропейской цивилизации отец - не говоря уже о вожде - был не только тем, кто обладал всей полнотой властью над своими, но и одновременно нёс за них абсолютную ответственность перед лицом горней силы; он был в своём роде жрецом, священником своего рода, своего народа, тем, кто в большей степени, нежели кто-либо другой отвечал за них перед лицом богов, хранителем священного огня, который в патрицианских семьях служил символом сверхъестественного влияния, незримо связанного с кровью и передающегося через эту кровь. Не изнеженные чувства, не общественные условности, но нечто героико-мистическое лежало в основании семейной или родовой солидарности, заставляя всех членов семьи или рода добровольно выступать как сплочённое целое против любого, кто затрагивал или оскорблял их честь. Так, де Куланж, подытоживая свои исследования этого вопроса, с полным основанием пришёл к выводу о том, что традиционная семья предоставляла собой скорее религиозный союз, нежели единство природного или кровного характера.
Сегодня многим известно, что брачная церемония была таинством и до наступления христианства, но немногие знают, что это таинство носило не чисто условный или социально-юридический характер, но служило своего рода крещением, которое преображало и наделяло женщину особым достоинством, позволяющим ей стать причастной «тайной душе» того рода или племени, к которому принадлежал её супруг. В соответствии с символическим индоевропейским обрядом, первым супругом женщины был Агни, мистический домашний огонь. Именно благодаря этому, муж считался господином жены, поскольку их связывало нечто значительно большее, нежели то, что предполагается выродившимся и обессиленным буржуазным представлением о супружеской верности. Женщина древности, отдававшая себя целиком и ничего не требовавшая взамен, тем самым выражала свою героическую сущность, мистическую или «аскетическую» по своей природе, но отнюдь не страстную или чувственную, и, тем самым, преображала себя. Древнее изречение: «Не существует особого обряда или учения для женщины. Почитая своего супруга как божество, обретёт она своё место на небесах», почти полностью совпадает с другой традицией, согласно которой бессмертие обретают не только воины, павшие на поле битвы и вожди божественного происхождения, но и женщины, умершие во время родов сына; это рассматривалось как особого рода жертвоприношение, столь же действенно преображающее человеческую природу, как и подвиги героев.
Здесь было бы неплохо рассмотреть также смысл деторождения, но это завело бы нас слишком далеко. Поэтом ограничимся только упоминание древнего правила, согласно которому первенец считался не сыном любви, но сыном долга. И этот долг также носил как мистический, так и героический характер. Речь шла не только о рождении нового «царя», должного обеспечить благоденствие и могущество рода, но о даровании жизни тому, кто должен взять на себя священное обязательство перед лицом предков и всех, кто внёс свой вклад в могущество рода, символом коего служил семейный очаг. Поэтому есть немало традиций, в которых можно встретить идею о сознательном воспроизведении в подлинном смысле этого слова, о деторождении, понимаемом не как тёмное и полусознательное телесное действие, но как деяние, совершаемое не только в плоти, но одновременно и в духе, и дарующее - в буквальном смысле - жизнь новому существу, благодаря которому, точнее, его незримой функции, его предки продолжают пребывать в славе и бессмертии.
Из всего сказанного вытекает представление о семье, равно далёкое как от конформистко- моралистической буржуазной посредственности и индивидуалистической чепухи, так и от сентиментализма, страстности и всего связанного с чисто социальным или натуралистическим пониманием этого института. Только героическое основание может стать высшим узаконением для института семьи. Необходимо понять, что индивидуализм это не сила, но бессилие. Следует признать кровное родство в качестве прочного основания; основания, требующего артикуляции и персонализации, подкреплённых отношениями повелевания и подчинения, верности, преемственности и, скажем, почти воинской солидарности, и, наконец, теми силами, которые ведут к внутреннему преображению. Только в этом случае семья обретёт новую жизнь и окрепнет, вновь станет первичной и основной клеткой того высшего организма, каковое представляет собой государство.
Перевод Виктории Ванюшкиной
Публикация приурочена к 110-летию со дня рождения Юлиуса Эволы.(с) Перепечатано с сайта Новые хроники