Gemäldegalerie, SMB
Помните, в «Осени» Хейзинга любовался млекоточением Богородицы Меленского диптиха. Меня же привлекла боковая деталь. На левой створке диптиха Фуке изобразил господина генерального сюринтенданта и его небесного покровителя. Чудны дела Твои, Господи! Снаряд каменования Первомученика из простого булыжника превратился в красивую друзу полевого шпата. Такую реликвию не стыдно и донатору явить.
Жан Фуке. Этьен Шевалье и св. Стефан. Около 1454 г.
Берлинская картинная галерея.
Одно из ранних изображений гульфика в европейском искусстве принадлежит кисти ван дер Гуса. Бархатный, расшитый золотом и перлами гульфик царя Мельхиора (это могло бы служить предметом самой искренней клятвы некоторых моих знакомых) с анатомической точностью повторяет то, что за ним скрывается. Настолько точно, что у внимательного зрителя не остаётся сомнений, - волхвы прибыли поклонится Царю, родившемуся у иудеев, издалека. О гендерной и потестерной семантике барочного фаллокрипта всякий любопытствующий может найти у Вилла Фишера.
Хуго ван дер Гус. Поклонение волхвов. Около 1474 г.
Берлинская картинная галерея
Если кто и выиграл от соперничества Караваджо и Бальоне, то это семейство Джустиниани. В 1602 году Караваджо пишет для маркиза Винченцо Джустиниани «Всепобеждающую любовь». По мне, иллюстрация к Вергилию слишком смелая, но маркизу, говорят, очень нравилась. Эроту посвящали мадригалы, с него писали многочисленные копии. Видя такой успех, Джованни Бальоне пишет для кардинала Бенедетто Джустиниани, брата маркиза, «Любовь небесную». Любовь горняя, предстаёт в образе архангела Михаила поражающего Купидона Караваджо. Не смотря на то, что Бальоне публично высмеивал манеру живописи Караваджо, тут он аккуратно копирует его кьяроскуро. Более того, на копии, написанной двумя годами позже (снова для семьи Джустиниани), Бальоне разворачивает дьявола лицом к зрителю и придаёт ему шаржированный черты Караваджо. Это был открытый вызов. После нескольких дуэлей был суд. Джентилески, защищая учителя на суде, вспоминал:
Я друг всех этих живописцев, хотя и возникает среди нас некоторое соперничество: например, когда я написал образ св. Михаила Архангела для церкви Сан Джованни де Фьорентини, он [Бальоне], соревнуясь со мной, поместил насупротив другой образ с Божественной любовью, а написал он его, соперничая с Земной любовью Микеланджело да Караваджо; «Божественную любовь» эту Бальоне посвятил кардиналу Джустиниани. Если я не ошибаюсь, работа его понравилась меньше, чем работа Микеланджело, тем не менее, как я слышал, кардинал пожаловал ему за нее (золотую) цепь. В работе этой много недостатков, на которые я ему указывал: так изобразил он там взрослого человека в доспехах вместо обнаженного мальчика…
Забавно, что сейчас Джованни Бальоне включают в караваджийский круг. Спустя сорок лет он напишет биографию своего соперника. Воля ваша, но сколько не смотрю на эту картину, я не вижу битву Эроса и Антероса. Архангел Бальоне нежно улыбается удивлённому Купидону Караваджо. Не более. Гримасу ужаса поражения, каноничную для сцен побития, имеет только дьявол, который присутствует в сцене весьма формально. Даже если исключить гомоэротические интенции, картина очень странная. Сочетание христианского и языческого меня не смущает, это обычно для ренессансного мышления. Непонятно, то ли профанное содержание проступает сквозь сакральную форму, то ли земное, плотское скрывает что высокое и невыразимое. Раздумывая над этим, я вдруг понял, что уже ощущал такое противоречие в барокко. Через полвека эту сцену повторит Бернини в «Экстазе святой Терезы».
Джованни Бальоне. Любовь небесная, побеждающая Любовь земную. Около 1602 г.
Берлинская картинная галерея.