Перевел для читателей еще несколько отрывков
из мемуаров бригадного генерала Ифтаха Спектора, про его непосредственный опыт службы.
«Такой подход был редкостью на заре ВВС Израиля. В те дни полеты на самолетах-истребителях были для многих приключением, а не профессией. Инструкторы и ведущие водили своих курсантов на “штурмовки” поездов и автомобилей на дорогах. И оставаясь сами по себе курсанты начинали делать тоже самое. Однажды я вез домой опытного пилота, и во время полета он попросил передать ему управление бипланом “Стирман”. Затем он по-отечески показал мне как надо пролетать под линиями электропередач “как подобает настоящему пилоту”. На обратном пути в Хацор я шел на бреющем над Изреельской долиной и привез с собой на пропеллере и шасси лоскуты кукурузы и трав, мой самолет пах полями.
"Стирман" и "Гарвард" - два основных учебных самолета ВВС Израиля в те годы
Только в случаях, когда кто-то выделывал совсем уж безумные вещи, например, пикировал на биплане прямо на вертолет с командующим ВВС, принимались какие-то дисциплинарные меры, но никогда ничего серьезного. Однажды летчик нарушил вообще все существующие правила и устроил авиашоу прямо над центром аэродрома. Его оштрафовали на десять израильских фунтов, но при этом его непосредственный командир уважительно похлопал его по плечу. Через несколько дней, во время повторного шоу, его самолет вошел в землю.
Мы жили в атмосфере многочисленных так называемых “инцидентов при тренировках”. Когда кто-то заикался о правилах и ограничения его немедленно затыкали высокомерным “мы пилоты или какие-то профессора?”. Более утонченные из нас использовали другой аргумент: “Этого требует безопасность Израиля!”. Иными словами, для того чтобы быть подготовленными должным образом к защите нашей страны мы обязательно должны были плевать на все запреты.
Мы велись на это дерьмо со всей готовностью. Зная правила, мы нарушали их практически все время. Мы любили летать, и никто не протестовал против того, что полеты на пределе возможного все время путали с откровенным воздушным хулиганством.»
***
«Из 31-го выпуска ЗББ стал четвертой жертвой из пятнадцати молодых людей, получивших свои крылья на мундиры (еще двое разбились еще раньше на учебных самолетах “Гарвард”), а войны еще даже не начинались. Это была высокая цена, но она не считалась из ряда вон выходящей.
В те дни катастрофы и потери считались необходимым злом, частью процесса становления летчика, а не болезнью, с которой требовалось бороться. И когда случались катастрофы, твои друзья уходили в штопор, сталкивались в воздухе или теряли пространственную ориентацию, это было их вкладом в оборону Израиля. Я это принимал точно также, как и все мои друзья. Как пропавший над Средиземным морем Хатива, как Якир, упавший в Галлилейское море прямо на моих глазах, и сегодня как Зур Бен Барак, вывалившийся из облаков позади меня. Это жизнь. Что тут поделаешь? Остается только верить в лучшее.
Сложно поверить, но меня поражало, когда кто-то думавший противоположное не боялся высказать это в лицо командирам и всему миру.
Это случилось еще на заре моей карьеры, когда мы все были новичками в “Скорпионах”, летая на “Супер Мистерах”. Умш прошел через стаю птиц и его двигатель встал. Он катапультировался и приземлился на парашюте. Когда его привезли назад в эскадрилью целым и невредимым мы все скучковались вокруг него, чтобы послушать о произошедшем. Потом мы радостно увидели, что командир эскадрильи пишет в аварийном рапорте причину аварии “в следствие непреодолимых сил природы”.
Super Mystère B2 ВВС Израиля
Капитан Йозеф Салант поднял руку и возразил: “Это вина пилота.”
Мы все застыли. Птицы, с этим то что поделаешь?
“И в чем моя вина?” - спросил Умш - “Я летел в строю на высокой скорости, как я мог заметить этих мелких птиц?”. Все раздраженно посмотрели на Йозефа, но он не был человеком, который легко поддавался на провокации.
Он спросил: “Умшифф, виновен ли самолет?”
“Нет.”
“Может птицы?”
“Конечно нет, но…”
“Тогда кто у нас остается?”
Умш зло выпалил: “Тут сегодня кто-то козлит. Что мне полагалось делать, если тренировочный вылет предусматривал полет на высокой скорости там, где птицы?”
“А кто тебе приказал лететь на высокой скорости в районе, где птицы?”
“Приказ отдал командир, но…”
“Ну тогда это вина командира” - сказал Салант голосом учителя, пишущего ответ математического уравнения на доске. Мы все одарили его взглядом, но у всех у нас ушло слишком много времени, чтобы понять, о чем он говорил.»
***
«Была всего одна эскадрилья, которой я хотел командовать. “Первая истребительная”, первая и единственная. Моя эскадрилья.
27-го мая 1970 года мое желание исполнилось. Я стоял напротив Марома на рулежной дорожке Хацора. Сто с чем-то человек личного состава эскадрильи стояли в три шеренги по стойке смирно. Пилоты стояли в строю в своих обычных серых, мятых летных комбинезонах, а механики в своих спецовках, с масляными пятнами на локтях и коленях. Я покосился на механиков и внезапно осознал, что я теперь и им командир, и в мои обязанности теперь входит и обеспечение обслуживания и боевой готовности “Миражей”, а не только полеты на них.
Я отсалютовал генерал-майору Моти Ходу, командующему ВВС, и он взял черно-красный флаг эскадрильи с изображенным на нем крылатым черепом из рук Марома и передал его мне. Моти и Маром отсалютовали мне в ответ, развернулись и пошли к машине Яка. Трое старших офицеров потом уехали прямиков в офис командира базы, а я остался со своими подчиненными. Моя эскадрилья, наконец-то.
Скоро я войду в свой новый кабинет и сяду в “кресло Зорика”. Над моей головой будут висеть фото первого командира “Первой истребительной”, молодой и симпатичный Мотти Алона, который разобьется и погибнет на “Мессершмите” в 1948 во время “Войны за Независимость”. Затем череда серьезных лиц, среди них молодой Эзер Вейцман, смотрящий куда-то вдаль, его кучерявые волосы развеваются на ветру. Тут и Бенни Пелед, командир эскадрилья во время боев на Синае. Его “Мистер” был сбит за линией фронта, но его спасли в ходе потрясающей спасательной операции. И еще множество лиц.
Эзра Вейцман
Теперь мой черед.
Я глубоко вдохнул, достал из кармана листок бумаги и покашлял чтобы привлечь внимание. Это будет моя первая речь в качестве командира. У меня было множество планов и я собирался прочесть своим подчиненным основные моменты и цели, к которым я поведу эскадрилью. Прямо в этот момент раздался хлопок сжатого воздуха из ангара. Весь парад застыл, и сотня голов повернулась чтобы посмотреть, что происходит. Завыла сирена и стали раскручиваться, завывая турбинами реактивные двигатели. Пара “Миражей” выскочила из ангара и рванула в сторону ближайшей полосы. Пилоты включили форсажи и взмыли в небо. Еще один раскат грома, еще громче и сильнее, раздался со стороны другой полосы, и по ней побежала на взлет пара F-4 “Фантомов” соседней эскадрильи (“Соколы” под командованием Сэма Хетца). Черные дымовые следы “Фантомов” вытянулись за маленькими “Миражами”, исчезающими в небе в западном направлении.
“Кто в этой паре?” - спросил я, красноречиво смотря на моего нового заместителя капитана Менахема Шарона, который стоял перед строем пилотов. “Резервисты” - ответил Шарон, подбегая ко мне. “Все пилоты действительной службы на церемонии. На боевое дежурство мы назначили резервистов”. Внезапно он спросил: “Надеюсь, мы сделали все правильно?”
Так, это уже вопрос ко мне.
“Все хорошо, все нормально” - осторожно ответил я. “Продолжаем по распорядку”. Но мои ноги уже не стояли на месте. Я свернул бумажку и положил ее назад в карман, выдав лишь сильно сокращенный вариант речи. Я про молчал про свои идеи, над проверкой которых я трудился последние годы, и о том, как собираюсь улучшить “Первую истребительную”, оставив свой след в истории эскадрильи. Времени на это прямо сейчас не было, всем надо было идти.
“Вольно! Разойдись!”
Парадные коробки распались по всем направлениям, все побежали по своим местам, и только новый командир “Первой истребительной” пошел медленным шагом, всеми силами удерживая себя от перехода на бег. Ему надо было показать всем, что все идет как надо, что он доверяет своим людям и он абсолютно спокоен. Я медленно спустился по ступенькам в оперативный центр последним, все остальные уже сгрудились вокруг гудевшего радио.
“Ну” - подумал я- “Ста дней на акклиматизацию мне не дали, я на самом деле не получил и 15 минут”. “Вечером” - успокаивал я себя - “будет потише и я найду время спокойно посидеть в своем новом кабинете, подумать, разложить все по полочкам в своей голове.”
О, если бы я знал.»