Таки ехай уже!

Aug 25, 2020 19:35





Фото Ханса Орлеманса. 1976

Вот первая история из тех, что случились здесь, на углу Комсомольской и Тираспольской, примерно в те времена, когда была сделана эта фотография.

История - не о трамвае, не о домах, не о брусчатке, не о гастрономе даже (хотя со всем этим тоже разных событий на моей памяти было - мама не горюй).

Сегодня - о Пушкине и о трамвайной стрелке. То есть, о стрелочнице. То есть... да ладно, проще рассказать.



Видите слева у края дороги железную коробку и вертикальную трубу над ней?

Это - стрелка. Почти современная. Практически нанотехнологии.

До нее была совсем другая.

Но я - такой старый пердун, что помню времена, когда вообще никакой не было.

Тогда эта история тут и произошла.

Вот здесь - на углу Комсомольской и Тираспольской - трамваи разъезжались в три стороны: двадцать восьмой (что на фотке) шел прямо, пятый поворачивал налево - на Дзержинского, а четвертый и двадцать первый - направо, на Тираспольскую.

Делалось это так.

Трамвай подъезжал к развилке и останавливался.

Выходил вагоновожатый (их звали ватманами) или кондуктор с ломиком, перебрасывал перо на нужный маршрут, залезал обратно, и трамвай скрипел дальше.

Подъезжал следующий. Выходил кондуктор...

Вагоновожатым и кондукторам было дико лень в любую погоду вылезать и шуровать ломом.

Рабочий коллектив третьего трамвайного депо поставил вопрос перед руководством.

Руководство задумчиво выслушало мат и внесло рацпредложение.

Буквально в метре за правым срезом этой фотки построили крошечную будку в лучшей дачно-сортирной архитектурной традиции.

Приехало начальство депо, торжественно перерезало ленточку, по случаю завершения строительства в очередной раз попыталось сняться для "Вечерней Одессы", в который раз убедилось, что шайба у него по-прежнему не влезает в кадр, и обиженно уехало.

Поймали какую-то ковыляющую мимо сильно поддатую тетку, вручили ей переводной ломик, обозвали стрелочницей и засунули в эту будку жить и свершать трудовые подвиги.

Место, надо сказать, к трудовым подвигам предрасполагало. Будка стояла прямо там, где когда-то был таможенный пост (с точно такой же - только полосатой - будкой), через который Пушкин въехал в Одессу.

Тетка вряд ли об этом знала. Но подспудно наверняка смутно чувствовала сопричастность чему-то великому. Поэтому каждые полчаса бегала через дорогу на Тираспольскую накатить «писят грамм».

У кондукторов началась новая, яркая жизнь.

Раньше трамвай подъезжал к разъезду, останавливался, они выходили с ломиком и перекидывали перо на свой маршрут. Долго, муторно и тяжело.

Теперь все стало куда проще: метров за пятьдесят до разъезда трамвай звонил. И всё.

Ну, почти всё.

Теперь трамвай звеня подъезжал к стрелке.

Останавливался.

Выходил кондуктор с ломиком. И пытался одной рукой перевести стрелку, другой при этом заталкивая обратно в будку нажравшуюся до зеленых чертей выпадающую тетку.

Тетка кокетливо отмахивалась своим ломом и материлась.

Никакой делириум тременс не мог заставить ее забыть о рабочем долге. Поэтому она изо всех сил рвалась из будки и при этом зычно орала басом вагоновожатому: "Таки уже ехай, уже можно, я ж уже перевела!"

Подъезжал следующий трамвай - и все повторялось.

Мы, дети, врали родителям, что будем гулять во дворе. А сами бегали смотреть на тетку.

На наших глазах ежедневно разворачивалась драма трудовых свершений, борьбы и побед этой скромной труженицы лома.

К сожалению, во многих взрослых детство умирает.

Кондукторы не разделили нашего детского восхищения героической теткой, а снова поставили вопрос перед руководством.

Руководство задумчиво выслушало мат и внесло рацпредложение.

У того места, где на фотке новомодная стрелка, к стенке дома пришпандорили ее предшественника: огромный железный ящик, в котором здоровенное реле бабахало как пушка.

Стрелочницу уволили. Будку разломали.

Никогда не приходящая в сознание тетка так и не осознала перемен.

Каждое утро она добросовестно приволакивалась к этому новому ящику, становилась навытяжку рядом и ждала.

Как только в ящике бабахало, тетка подпрыгивала, махала руками и орала на всю улицу подъезжаещему трамваю: "Таки ехай уже! Уже можно! Ехай-ехай!".

Отлучалась она только раз в полчаса - накатить пятьдесят - и бегом возвращалась на свой пост.

Так прошло еще с полгода. Потом тетка то ли случайно протрезвела, то ли нашла себе новую будку - в общем, она пропала.

Пропала внезапно и навсегда.

Но яркий след в сердцах обитателей ближайших кварталов она оставила на десятилетия.

Даже в конце восьмидесятых я иногда слышал, как на улице доставшему зануде галантно рекомендовали:

- Алё, таки уже ехай.

Если зануда вырос не на нашем пятачке - в районе трех-четырех кварталов от угла Комсомольской и Тираспольской - то он начинал вертеть головой, недоуменно глядя на окружающих с немым вопросом.

И тогда какой-нибудь другой абориген в ответ на этот взгляд невозмутимо пожимал плечами и подтверждал:

- Ехай-ехай. Уже таки можно! Он тебе уже перевел!

В раньшее время

Previous post Next post
Up