Мороженое
Встреча Нового года. «Ула, ула!» - кричал Тотик…
Наступил вечер 31 декабря.
Накрывать на стол вызвались Леонтий Федорович и Анна Николаевна. Девочки закрылись в комнате Люси, и оттуда то и дело доносились взрывы смеха и шушуканье.
К началу двенадцатого стол был накрыт и из «классной» прозвучал звонок, сзывающий к ужину.
- Сейчас! Сейчас! Мы уже готовы! - раздался из-за двери голос Наташи. - Вы все рассаживайтесь, а тогда мы выйдем.
Леонтий Федорович и обе мамы заняли свои места. Доктор, лукаво улыбаясь, вышел из своей комнаты и тоже сел к столу. Дверь из прихожей отворилась, вошел Вася.
- Ну, все уселись? Мы идем!
- Ждем! Ждем!
Дверь распахнулась настежь, и из нее вышли молча, торжественным шагом, держась под руки, все три девочки, одетые в свои самые нарядные платья. Но головы их были замотаны пестрыми платками и шарфами так, что не было видно волос, а лица завешаны двойным слоем марли. На руках были надеты перчатки. На груди у средней был приколот большой лист бумаги, и на нем крупными синими буквами стояло:
УГАДАЙТЕ КТО - КТО???
УГАДЫВАТЬ ПО ОДНОМУ РАЗУ!
Угадавший будет удостоен звания почетного члена «Соленой Католюандо»
- Что ж тут угадывать! - непосредственно вырвалось у Анны Николаевны. - Вот Люся, а вот Наташа, а вот Катя!
- Пф-ф-ф! - дружно фыркнули все три девочки.
- В том-то и сюрприз, что это не так просто, - заметил Леонтий Федорович.
- Ах, они обменялись платьями, - догадалась Анна Николаевна.
- Да. И вы свое право отгадывать уже использовали, Анна Николаевна, - сказал Вася. - А мы спешить не будем. Гм… Надо присмотреться.
Девочки стояли молча.
- Мне кажется, это Наташа, - неуверенно произнесла Софья Михайловна, указывая пальцем на среднюю девочку.
- Пф-ф-ф! - раздалось в ответ.
- Да нет! Это Катя! - убежденно произнес доктор.
- Пф-ф-ф!
- Не угадал? - удивился доктор.
- Ну, - сказал Леонтий Федорович, - теперь уже не трудно догадаться, что средняя - Люся.
Три головы сделали одновременно утвердительный жест.
- А левая… - начал было Вася.
- Стойте! - перебил его Леонтий Федорович. - Остались мы с вами кандидатами на высокое звание. Но, если вы сейчас угадаете, кто левая, - мне уже нечего будет угадывать. Вы скажите свою догадку на ухо Анне Николаевне, я свою - на ухо жене. А они уже произнесут вслух.
- Идет! - сказал Вася и шепнул что-то на ухо Люсиной маме. Леонтий Федорович наклонился к уху жены и зашептал.
- Можно говорить? - спросила она.
- Теперь можно.
- Папа узнал свою дочку в правой девочке, - сказала Софья Михайловна, указывая пальцем.
- Пф-ф-ф! - фыркнули девочки.
- Ура! Я почетный член «Соленой Католюандо»! - закричал Вася и даже подскочил на стуле.
- Верно! Верно! Вася сказал: правая Катя, левая - Наташа! - воскликнула Анна Николаевна. - Ай да Вася! - И все зааплодировали Васе.
Девочки срывали с лиц куски марли.
- Как ты узнал, Вася? Просто наугад?
- Нет, не просто наугад.
- А как? Как? - Девочки обступили Васю.
- По движению головы, - сказал Вася. - Когда вы утвердительно кивнули головами, - кивок Наташи был твердый, уверенный. Твой кивок, Катя, - какой-то робкий, несмелый… Я узнал каждую по ее характеру.
- Что значит художник, - сказала Софья Михайловна.
- Гм… А мне, как юристу, стыдно, что я на это не обратил внимания. Следователь бы из меня не вышел, - покачал головой Леонтий Федорович.
- Будем переодеваться? - спросила Катя.
Все запротестовали: уже половина двенадцатого.
- За стол! За стол! - весело приглашала Софья Михайловна.
Катя подошла к брату.
- А мы теперь пойдем к дедушке, Вася?
- Погоди, - сказал Вася громко. - Товарищи! Сейчас будет мой сюрприз. Девочки, прошу занять места. - И он вышел из «классной».
Через минуту он вошел обратно, слегка подталкивая перед собой за плечи одетого по-праздничному Якова Ивановича. Старый слесарь смущенно улыбался и быстрым взглядом окинул все лица, словно ища поддержки.
- Яков Иванович! - в один голос вырвался у всех радостный крик.
- Дедушка!.. - Катя вся залилась краской и просияла.
- Как хорошо, что вы пришли, милый Яков Иванович! - Софья Михайловна бросилась навстречу к старику и, схватив его за обе руки, подвела к столу.
- Вот… Уговорил Вася… «Иначе, - говорит, - ты нам с Катей весь вечер испортишь», - бормотал между тем Яков Иванович.
- Да вы точно оправдываетесь, - засмеялся Леонтий Федорович. - А поглядите, ведь вам и прибор накрыт. Садитесь скорей.
- И приступайте к закуске, а я пойду за пирогом. - И Софья Михайловна вышла на кухню.
Но тут произошел еще один сюрприз, никем не подготовленный и совершенно непредвиденный. Дверь растворилась, и на пороге появился заспанный Тотик, босиком, в длинной ночной рубашке. Щурясь от яркого света, он возмущенно произнес:
- А почему меня не плигласили?
Через минуту он, с закутанными ножками, сидел на коленях у доктора и внимательными глазами изучал стол.
- Сколько вкусностей! - радостно сказал он.
Мать внесла поднос с пирогом и поставила посреди стола. Леонтий Федорович налил всем взрослым по рюмке вина, но вдруг так и застыл.
- Погоди, Соня, - изумленно сказал он, пристально разглядывая селедку. - Что это у тебя селедка такая странная?
- Чем странная? - удивилась жена.
- Да вы посмотрите, все посмотрите! - не унимался Леонтий Федорович.
Десять пар глаз уставились на селедку, красиво гарнированную на селедочном блюде.
- Селедка как селедка, - сказал Яков Иванович.
И вдруг все от неожиданности вздрогнули: селедочное блюдо вместе с селедкой подскочило вверх и снова встало на место.
- Что такое? - Раздался смех, восклицания.
- Я же говорю: странная, - повторил Леонтий Федорович. А селедка вместе с блюдом снова подпрыгнула и быстро-быстро заплясала на месте.
Тотик вдруг закинул головку и тоже захохотал звонко и заливчато.
- Стланная селедка! Плыгает! Плыгает!
- Папа! Это твой сюрприз! - закричала Наташа. - Как ты это устроил?
- Я? При чем тут я? - удивлялся отец.
И вдруг подскочила и начала плясать на столе большая тарелка с ветчиной.
- И ветчина плыгает! - Тотик был в восторге и хохотал, махая ручками. - И ветчина стланная!
- Папа! - закричала Наташа. - Папа, где твои руки?!.
- Вот! - Леонтий Федорович поднял вверх обе руки. Ветчина остановилась, но зато бурно заплясала фарфоровая доска с сыром и не переставая подскакивала селедка.
- И сыл! И сыл стланный! - ликовал Тотик.
Наташа окинула быстрым взглядом всех сидевших за столом.
- Анна Николаевна! Покажите ваши руки! - крикнула она.
Анна Николаевна подняла руки. Сыр и селедка успокоились, но снова запрыгала ветчина.
- Ага! - кричала Наташа. - Ветчиной управляет папа, а сыром и селедкой - Анна Николаевна. Как вы это устроили?
Ей никто не успел ответить, потому что вдруг раздался выстрел и прямо в блюдо с винегретом шлепнулась большая пробка, и пенистая струя обдала голову Леонтия Федоровича. Это Вася, воспользовавшись тем, что все были поглощены пляшущей едой, откупорил еще один сюрприз - бутылку шампанского.
- Бокалы скорей сюда! - кричал он. - Без минуты двенадцать!
В шумной сутолоке тянули к нему руки с бокалами. Леонтий Федорович тряс мокрыми волосами. Тотик так и заливался.
Часы начали бить. Все вскочили с места, чокались, бегали друг к другу вокруг стола, целовались, кричали все сразу.
- С Новым годом! С Новым годом!
- Ура! Ура!
- Улла! Улла! - громче всех кричал Тотик.
Ужин проходил весело. Шутливым тостам, дурачествам, смеху не было конца.
- Ну, а где же остальные сюрпризы? - спросил Леонтий Федорович.
- Мой я вынесу, когда присудят, кому получать премию, - сказала Анна Николаевна.
- Мой тоже в заключение, - прибавила Софья Михайловна.
- А ваш, доктор?
- А я могу принести и сейчас, - ответил доктор и, передав Тотика отцу, ушел к себе и сейчас же вернулся с огромной миской, которую торжественно поставил на стол.
- Это настоящий украинский «узвар», - громко объявил он, - традиционное наше рождественское блюдо. Собственноручно варил прошлой ночью.
И он сам с важным видом стал разливать «узвар» - компот из сушеных фруктов с орехами и миндалем.
Первую тарелку получил, разумеется, Тотик и, сразу набрав полную ложку, понес ее в рот. И в тот же момент личико его скривилось в гримасу, и он шумно выплюнул все обратно в тарелку.
- Фу! Как невкусно! - закричал он.
Доктор так и застыл со второй тарелкой в одной и суповой ложкой - в другой руке.
- Невкусно? - озадаченно спросил он.
Леонтий Федорович взял ложку и, зачерпнув из Тотиковой тарелки, пригубил.
- Это на Украине так и полагается, чтобы узвар был соленый? - сдерживая смех, спросил он.
- Соленый?! - Доктор выронил суповую ложку в миску. - Как соленый?!!
У него был такой обескураженный вид, что все невольно засмеялись.
- Так вот в чем дело! - воскликнула Софья Михайловна. - Это ваша фарфоровая банка в кухне стояла рядом с моей? Вы спутали банки!
- А в вашей что? - растерянно спросил доктор.
- Соль, милый доктор! Мелкая столовая соль, - не в силах сдержать смех, отвечала Софья Михайловна.
- Что же я наделал? - пробормотал доктор. Он был так растерян и так искренне огорчен, что все наперебой бросились весело утешать его.
- А сладкое все же будет, - говорила Софья Михайловна, - я несу свой сюрприз.
И под гром аплодисментов она внесла мороженицу. Доктор постепенно приходил в себя от смущения и даже заулыбался.
- Узвар за мной! - решительно заявил он. - Все это вышло потому, что я не догадался попробовать…
Когда удавшееся на славу мороженое было съедено, Софья Михайловна сказала.
- Ну, а теперь объясните секрет «стланных» селедки и сыра.
- Да! Да! Показывайте, как это сделано!.. - закричали все.
- Секрет очень простой, но не думайте, что это мое изобретение. Я эту штуку видел в детстве, - сказал Леонтий Федорович, вытаскивая что-то из-под скатерти.
Секрет действительно оказался совсем простым. Из очень тонкой компрессной клеенки были искусно склеены три пакетика, и в них вставлены и наглухо привязаны длинные и очень тоненькие резиновые трубки с резиновым баллончиком на конце. Стоило сжать баллончик - и воздух из него выдавливался через трубку в пакетик, и тот раздувался, как мяч. Подложенный под скатерть, он мог приподнять любую нетяжелую вещь. Девочки с увлечением делали опыты с новой игрушкой, заставляя плясать то одно, то другое.
- Ну, а как же с премией? - вспомнила Люся.
- По-моему, - Васе за то, что привел дедушку! - крикнула Наташа.
Споров не было. Премия была присуждена единогласно старому слесарю и Васе. Яков Иванович смущался, но сиял. Анна Николаевна принесла из своей комнаты банку вишневого варенья.
- Вот! - сказала она и подавила банку на стол перед Яковом Ивановичем.
- Это все нам? - растерялся он.
- А как же? Это же премия. Сама летом варила.
Яков Иванович взял банку в руки и поставил ее перед Софьей Михайловной.
- Получите, завхоз. Кушать будем все вместе.
Шел уже второй час ночи. Тотик уснул на руках у доктора, и мать унесла его в кроватку. Девочек отправили спать, но они еще долго шмыгали через «классную» друг к другу.
Ушел и Вася кончать встречу Нового года в своей студенческой компании.
А взрослым не хотелось расходиться. Они сидели за столом, пили чай с вареньем, и беседа приняла тот теплый, интимный характер, какой бывает только тогда, когда у всех участников хорошо на душе.
- Доктор, - говорил старый слесарь, - а я часто вспоминаю девятьсот пятый год. Много мы тогда самодержцу - «его императорскому величеству» - крови испортили! Ты что тогда делал?
Доктор слегка опешил от этого неожиданного «ты», с которым Яков Иванович обратился к нему, сам того не замечая.
- Помню и я, - ответил он немного растерянно, но вдруг, увлеченный воспоминаниями, заговорил горячо и живо. Он рассказывал, как подавал первую помощь раненным на демонстрациях рабочим и студентам; как прятал от полиции в этой самой квартире революционеров, живших в Петербурге на нелегальном положении; как его однажды вызывал к себе градоначальник для объяснений и как он перед ним разыгрывал обиженного; как, мол, на него могли подумать, что он помогает «крамольникам»?
Все смеялись, а Софья Михайловна заметила:
- Не представляю себе, доктор, - неужели вы умеете притворяться и что-то разыгрывать?
- Перед вами не сумею, - улыбнулся доктор, - а обмануть полицию - это было делом чести.
И он снова увлекся воспоминаниями. Иногда старый слесарь перебивал его и рассказывал случаи из своей жизни, о том, как участвовал в забастовках и демонстрациях и как после 9 января 1905 года вступил в партию большевиков. Рассказы этих двух, таких разных, стариков - это уже была история, и все сидели молча и с интересом слушали.
- Ну, еще, еще! Расскажите еще! - просила Анна Николаевна, ласково прижимаясь к плечу Софьи Михайловны.
- Нет уж, скоро утро, спать пора, - сказал, наконец, Яков Иванович и встал.
Все поднялись с мест, продолжая разговаривать. Доктор отвел Софью Михайловну в сторону и тихо сказал:
- Я сегодня впервые за много лет смог вспомнить этот период своей жизни без боли. Как мне благодарить вас за это?
Софья Михайловна ничего не ответила, только крепко пожала его руку.
- Чудно встретили сорок первый год! - воскликнула Анна Николаевна. - И вот увидите, он весь пройдет радостно и весело и мы еще лучше встретим следующий.
Все охотно согласились с ней. И никто не подозревал, как жестоко она ошибается.
"Три девочки" Елена Верейская