БЛОКАДА
Оригинал взят у aleksandr_mj в БЛОКАДА
Оригинал взят у boris_yakemenko в БЛОКАДА
70 лет назад, 27 января 1944 года, была снята блокада Ленинграда.
Те испытания, что выпали на долю ленинградцев за почти 900 дней блокады, трудно представимы в наше время. Одно из писем Д. С. Лихачева, написанное в январе 1942 года, передает некоторые черты страшного блокадного быта: «Самый тяжелый месяц был январь. Не помню, были ли в январе обстрелы или бомбежки: нам было не до того. Никто не обращал на это никакого внимания. Никто не сходил в бомбоубежище, которое превратили в морг. Один за другим умирали наши знакомые и родные… На рынке мы меняли усиленно вещи: самовар за 100 грамм дуранды, несколько платьев за 200 грамм гороха и т. д. Мы не жалели ничего и этим остались живы. В январе… стал хворать сердцем мой отец, но мы не могли найти врача. Наконец пригласили жившего неподалеку детского врача за 200 грамм гороха. Он осмотрел, но лекарств мы не достали: аптеки не работали… На лестнице у нас лежал труп, перед домом - другой. Ночами мы не спали от дистрофии. Все тело ныло, зудело: это организм съедал свои нервы. В комнате в темноте ночью металась мышь: она не находила крошек и умирала с голода. Я ходил в диетстоловую… Эти часы в столовой были ужасны. Окна были выбиты и заделаны фанерой. В тесноте люди ели, вырывали друг у друга хлеб, карточки, талоны. Раз я тащил в столовую какого-то умирающего по лестнице и очень ослаб после этого. Вообще, стоило сделать лишнее физическое усилие, и заметно слабел; стоило же съесть кусок хлеба, как заметно прибавлялось сил.
Было трудно надеть пальто, особенно застегнуть пуговицы: не слушались пальцы - они были „деревянными“ и „чужими“. Ночью немела и отнималась та сторона тела, на которой спал. Дети выходили гулять минут на 10 по черному ходу, а не по парадной, где лежали мертвые. Они вели себя героями. Мы ввели порядок: не говорить о еде, и они слушались! За столом они никогда не просили есть, не капризничали, стали до жути взрослыми, малоподвижными, серьезными, жались у „буржуйки“, грея ручки (нас всех пронизывал какой-то внутренний холод). Зима казалась невероятно длинной. Мы загадывали на каждую будущую неделю: проживем или нет. 1 марта в страшных мучениях умер мой отец. Мы не могли его похоронить: довезли его на детских саночках до морга в саду Народного дома и оставили среди трупов. Воспоминание об этой поездке и об этом морге до сих пор разъедает мой мозг. В конце месяца я заходил в Институт за карточками. Денег я уже там не получал, так как бухгалтерии не стало (умерли). Здание было до жути пусто, только у титана, греясь, умирал старик швейцар. Многие потом умирали без вести, уйдя из Института и не придя домой. Однажды и я свалился на улице и едва добрел до дому».
Снабжение города было организовано по льду Ладожского озера. «Эту ледовую дорогу, - писал Д. С. Лихачев, - называли дорогой смерти, а вовсе не „дорогой жизни“, как сусально назвали ее наши писатели впоследствии. Немцы ее обстреливали, дорогу заносило снегом, машины часто проваливались в полыньи (ведь ехали ночью). Рассказывали, что одна мать сошла с ума: она ехала во второй машине, а в первой ехали ее дети, и эта первая машина на ее глазах провалилась под лед. Ее машина быстро объехала полынью, где дети корчились под водой, и помчалась дальше, не останавливаясь. Сколько людей умерло от истощения, было убито, провалилось под лед, замерзло или пропало без вести на этой дороге! Один Бог ведает!» По этой дороге в город завозили продовольствие и эвакуировали жителей.
Церковь в блокадном Ленинграде вынесла все ужасы этого страшного времени. Митрополит Алексий (Симанский) все 900 дней блокады оставался со своей паствой в голодном, вымирающем городе, где действовало пять православных церквей. С конца июня 1941 г. ленинградские православные храмы активно стали наполняться людьми. Подавляющее большинство верующих приходили помолиться за своих близких. Теперь, с учетом специфики военного времени, утренние богослужения начинались в 8 часов, а вечерние - в 16 часов, чтобы люди успели вернуться домой до начала комендантского часа. Ежедневно совершались молебны о победе русского оружия. Церковнослужители призывного возраста ушли в действующую армию, вступали в народное ополчение или были направлены на строительство оборонительных сооружений. С оставшимися изучались средства противопожарной и противовоздушной обороны. Отдельные церковнослужители возглавили соответствующие группы прихожан, созданные при каждом храме для противопожарной и противовоздушной обороны.
8 сентября 1941 г. кольцо блокады вокруг Ленинграда сомкнулось, а к концу сентября наступление фашистских войск на подступах к городу было остановлено. В городе почти полностью прекратилась подача электроэнергии, остановился транспорт, многие здания не отапливались. В храмах температура опустилась до нуля, застывало масло в лампадах. «Иногда во время служб раздавались сигналы воздушной тревоги, - вспоминал один из свидетелей событий, - Сначала молящиеся уходили в оборонные убежища, но потом уже настолько свыклись с шумной работой тяжелых зениток, с раскатистым гулом отдаленных фугасных разрывов, с дребезжанием стекол, что продолжали стоять, как ни в чем не бывало, только дежурные МПВО занимали свои места… Особенно тяжело стало с наступлением зимних холодов. Стали трамваи, прекратилась подача электрического света, керосина не было... Иногда в соборе мы заставали с утра весьма неприятную картину. В соборе более 500 стекол, за ночь от упавшей вблизи бомбы воздушной волной выбито несколько стекол, по собору гуляет свежий ветер. Пока шла срочная зашивка фанерой окон, масло в лампадах замерзало, руки стыли».
Начался голод. С каждым днем умирало все больше людей. По свидетельству ленинградского протоиерея Николая Ломакина, «количество отпеваний усопших дошло до невероятной цифры - до нескольких тысяч в день. …Истощенный голодом и необходимостью проходить большие расстояния от дома до храма и обратно, я заболел. За меня исполняли обязанности священника мои два помощника. 7 февраля, в день Родительской субботы, накануне Великого Поста, я впервые после болезни пришел в храм, и открывшаяся моим глазам картина ошеломила меня - храм был окружен грудами тел, частично даже заслонившими вход в храм. Эти груды достигали от 30 до 100 человек. Они были не только у входа, но и вокруг храма. Я был свидетелем, как люди, обессиленные голодом, желая доставить умерших к кладбищу для погребения, не могли этого сделать и сами, обессиленные, падали у праха погибших и тут же умирали. Эти картины мне приходилось наблюдать очень часто...».
От голода и лишений гибли и священнослужители. Только и Князь-Владимирском соборе в 1942 г. умерло 8 служащих и членов клира, среди которых три священника. В Никольском соборе прямо во время богослужения умер регент А.А.Климанов (из 100 соборных певчих зиму 1941/42 гг. пережили только 20 человек), не перенес блокаду и келейник митрополита Алексия инок Евлогий. В целом в годы блокады каждый третий священнослужитель Ленинграда умер от голода и лишений.
Однако службы продолжались. Из-за холода певчие пели в пальто с поднятыми воротниками, закутанные в платки, в валенках, а мужчины в шапках. Так же стояли и молились прихожане. Не хватало свечей, вина, муки для просфор. Перед иконами зажигали только лампады, поскольку веретенное (из нефти) масло еще можно было найти, во время литургии, вопреки церковным канонам, использовались ржаные просфоры, а когда не было вина, брали свекольный сок.
Однако посещаемость храмов не упала, а даже возросла. Люди исповедовались, причащались, крестились, подавали множество записок о здравии и упокоении, постоянно служились общие молебны и панихиды. В чин Божественной Литургии были введены специальные молитвы о «даровании победы нашему воинству» и «избавлении томящихся во вражеской неволе». Служился также и особый молебен «в нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну». Некоторые верующие группами и поодиночке обходили с иконами дома и кварталы города. Так, одна девушка, дочь священника, часто обходила с подругами целые кварталы Петроградской стороны с иконой Богородицы.
Первая Пасха в блокадном Ленинграде пришлась на 5 апреля 1942 г., символично совпав, таким образом, с 700-летием со дня разгрома немецких рыцарей в Ледовом побоище князем Александром Невским, небесным покровителем города на Неве. К Пасхе фашисты специально приурочили особенно мощный налет на Ленинград, во время которого прицельно бомбили действующие храмы. Налет начался накануне, 4 апреля, в 5 часов вечера и продолжался всю ночь. Шедшие на богослужение уцелели только благодаря тому, что оно было перенесено на 6 часов утра. Утром на пасхальное богослужение собралось гораздо меньше жителей города по сравнению с предыдущими годами: очень многие жители умерли или по слабости не могли добраться до храмов, значительная часть была эвакуирована. Однако все служащее духовенство осталось на своих местах. Митрополит Алексий совершил пасхальное богослужение в Николо-Богоявленском соборе. В храме было темно и холодно. Хотя к празднику удалось изготовить несколько десятков свечей, но их не хватало. Слабый свет лампад едва рассеивал мрак. В любую минуту мог снова начаться налет. За литургией было прочитано только что полученное Пасхальное послание митрополита Сергия. Далеко не всем удалось на Пасху сделать хотя бы некое подобие кулича. Поэтому многие верующие освящали вместо куличей кусочки блокадного хлеба.
Ленинградский митрополит Алексий во время бомбежек и обстрелов продолжал служить литургии, молебны, панихиды. Ежедневно с иконой «Знамение» крестным ходом он обходил Никольский собор, и не было случая, чтобы этот крестный ход не состоялся. Владыка проповедовал, беседовал с каждым, кто нуждался в словах ободрения, утешения и напутствия. Всю блокаду он жил в комнате на хорах Николо-Богоявленского собора, а иногда, оставляя у себя в комнате ночевать своих помощников, ложился спать в ванной, накрытой досками. Сестра митрополита, жившая с ним, спала в кухне. Однажды, во время сильного обстрела в 1943 году в собор попали три снаряда, осколки которых врезались в стену кабинета митрополита. Митрополит показал священнослужителям осколок снаряда и сказал: «Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще, об обстрелах надо меньше говорить... Скоро все это кончится. Теперь недолго осталось». Это осколок хранится сейчас в Троице-Сергиевой Лавре. Во время другого обстрела Никольского собора митрополит Алексий, понимая, что у верующих могут не выдержать нервы, и если они побегут из храма, то у дверей будет давка, вышел на хоры и успокоил людей.
Несмотря на запрещение в 1930-е годы колокольного звона, в Серафимовской церкви Ленинграда уцелели колокола. В начале войны их спустили с колокольни, вырыли ямы и осторожно, с молитвой, схоронили. Когда утром 27 января 1944 года жители Ленинграда узнали о снятии блокады, у храма собрались сотни людей. Они раздолбили мерзлую землю, достали колокола, подняли их на колокольню и над Ленинградом послышался колокольный звон, не умолкавший больше суток. Во всех храмах Ленинграда были отслужены благодарственные молебны, перед началом которых настоятели читали слово Митрополита Алексия: «Слава в Вышних Богу, даровавшему нашим доблестным воинам новую блестящую победу на нашем родном, близком нам Ленинградском фронте... Эта победа окрылит дух нашего воинства и, как целительный елей утешения, падет на сердце каждого ленинградца, для которого дорога каждая пядь его родной земли».
До сих пор остается открытым вопрос о точном количестве погибших в блокаду. По официальным данным, блокада унесла жизни около 642 тысяч человек. Однако эти данные сильно занижены. Г. К. Жуков в первом издании своих «Воспоминаний» указывал на то, что в Ленинграде погибло около миллиона человек, но в последующих изданиях эту цифру исключили под влиянием требований бывшего начальника снабжения Ленинграда. В августе 1942 года на совещании в Горисполкоме Ленинграда было заявлено, что только по документам (принятым при регистрации) к августу 1942 года погибло около 1 миллиона 200 тысяч ленинградцев.
Помянем их сегодня. Вечная им память.
(Иллюстрации взяты из: http://www.pervik66.ru/view_post.php?id=1407)
Оригинал взят у boris_yakemenko в БЛОКАДА
70 лет назад, 27 января 1944 года, была снята блокада Ленинграда.
Те испытания, что выпали на долю ленинградцев за почти 900 дней блокады, трудно представимы в наше время. Одно из писем Д. С. Лихачева, написанное в январе 1942 года, передает некоторые черты страшного блокадного быта: «Самый тяжелый месяц был январь. Не помню, были ли в январе обстрелы или бомбежки: нам было не до того. Никто не обращал на это никакого внимания. Никто не сходил в бомбоубежище, которое превратили в морг. Один за другим умирали наши знакомые и родные… На рынке мы меняли усиленно вещи: самовар за 100 грамм дуранды, несколько платьев за 200 грамм гороха и т. д. Мы не жалели ничего и этим остались живы. В январе… стал хворать сердцем мой отец, но мы не могли найти врача. Наконец пригласили жившего неподалеку детского врача за 200 грамм гороха. Он осмотрел, но лекарств мы не достали: аптеки не работали… На лестнице у нас лежал труп, перед домом - другой. Ночами мы не спали от дистрофии. Все тело ныло, зудело: это организм съедал свои нервы. В комнате в темноте ночью металась мышь: она не находила крошек и умирала с голода. Я ходил в диетстоловую… Эти часы в столовой были ужасны. Окна были выбиты и заделаны фанерой. В тесноте люди ели, вырывали друг у друга хлеб, карточки, талоны. Раз я тащил в столовую какого-то умирающего по лестнице и очень ослаб после этого. Вообще, стоило сделать лишнее физическое усилие, и заметно слабел; стоило же съесть кусок хлеба, как заметно прибавлялось сил.
Было трудно надеть пальто, особенно застегнуть пуговицы: не слушались пальцы - они были „деревянными“ и „чужими“. Ночью немела и отнималась та сторона тела, на которой спал. Дети выходили гулять минут на 10 по черному ходу, а не по парадной, где лежали мертвые. Они вели себя героями. Мы ввели порядок: не говорить о еде, и они слушались! За столом они никогда не просили есть, не капризничали, стали до жути взрослыми, малоподвижными, серьезными, жались у „буржуйки“, грея ручки (нас всех пронизывал какой-то внутренний холод). Зима казалась невероятно длинной. Мы загадывали на каждую будущую неделю: проживем или нет. 1 марта в страшных мучениях умер мой отец. Мы не могли его похоронить: довезли его на детских саночках до морга в саду Народного дома и оставили среди трупов. Воспоминание об этой поездке и об этом морге до сих пор разъедает мой мозг. В конце месяца я заходил в Институт за карточками. Денег я уже там не получал, так как бухгалтерии не стало (умерли). Здание было до жути пусто, только у титана, греясь, умирал старик швейцар. Многие потом умирали без вести, уйдя из Института и не придя домой. Однажды и я свалился на улице и едва добрел до дому».
Снабжение города было организовано по льду Ладожского озера. «Эту ледовую дорогу, - писал Д. С. Лихачев, - называли дорогой смерти, а вовсе не „дорогой жизни“, как сусально назвали ее наши писатели впоследствии. Немцы ее обстреливали, дорогу заносило снегом, машины часто проваливались в полыньи (ведь ехали ночью). Рассказывали, что одна мать сошла с ума: она ехала во второй машине, а в первой ехали ее дети, и эта первая машина на ее глазах провалилась под лед. Ее машина быстро объехала полынью, где дети корчились под водой, и помчалась дальше, не останавливаясь. Сколько людей умерло от истощения, было убито, провалилось под лед, замерзло или пропало без вести на этой дороге! Один Бог ведает!» По этой дороге в город завозили продовольствие и эвакуировали жителей.
Церковь в блокадном Ленинграде вынесла все ужасы этого страшного времени. Митрополит Алексий (Симанский) все 900 дней блокады оставался со своей паствой в голодном, вымирающем городе, где действовало пять православных церквей. С конца июня 1941 г. ленинградские православные храмы активно стали наполняться людьми. Подавляющее большинство верующих приходили помолиться за своих близких. Теперь, с учетом специфики военного времени, утренние богослужения начинались в 8 часов, а вечерние - в 16 часов, чтобы люди успели вернуться домой до начала комендантского часа. Ежедневно совершались молебны о победе русского оружия. Церковнослужители призывного возраста ушли в действующую армию, вступали в народное ополчение или были направлены на строительство оборонительных сооружений. С оставшимися изучались средства противопожарной и противовоздушной обороны. Отдельные церковнослужители возглавили соответствующие группы прихожан, созданные при каждом храме для противопожарной и противовоздушной обороны.
8 сентября 1941 г. кольцо блокады вокруг Ленинграда сомкнулось, а к концу сентября наступление фашистских войск на подступах к городу было остановлено. В городе почти полностью прекратилась подача электроэнергии, остановился транспорт, многие здания не отапливались. В храмах температура опустилась до нуля, застывало масло в лампадах. «Иногда во время служб раздавались сигналы воздушной тревоги, - вспоминал один из свидетелей событий, - Сначала молящиеся уходили в оборонные убежища, но потом уже настолько свыклись с шумной работой тяжелых зениток, с раскатистым гулом отдаленных фугасных разрывов, с дребезжанием стекол, что продолжали стоять, как ни в чем не бывало, только дежурные МПВО занимали свои места… Особенно тяжело стало с наступлением зимних холодов. Стали трамваи, прекратилась подача электрического света, керосина не было... Иногда в соборе мы заставали с утра весьма неприятную картину. В соборе более 500 стекол, за ночь от упавшей вблизи бомбы воздушной волной выбито несколько стекол, по собору гуляет свежий ветер. Пока шла срочная зашивка фанерой окон, масло в лампадах замерзало, руки стыли».
Начался голод. С каждым днем умирало все больше людей. По свидетельству ленинградского протоиерея Николая Ломакина, «количество отпеваний усопших дошло до невероятной цифры - до нескольких тысяч в день. …Истощенный голодом и необходимостью проходить большие расстояния от дома до храма и обратно, я заболел. За меня исполняли обязанности священника мои два помощника. 7 февраля, в день Родительской субботы, накануне Великого Поста, я впервые после болезни пришел в храм, и открывшаяся моим глазам картина ошеломила меня - храм был окружен грудами тел, частично даже заслонившими вход в храм. Эти груды достигали от 30 до 100 человек. Они были не только у входа, но и вокруг храма. Я был свидетелем, как люди, обессиленные голодом, желая доставить умерших к кладбищу для погребения, не могли этого сделать и сами, обессиленные, падали у праха погибших и тут же умирали. Эти картины мне приходилось наблюдать очень часто...».
От голода и лишений гибли и священнослужители. Только и Князь-Владимирском соборе в 1942 г. умерло 8 служащих и членов клира, среди которых три священника. В Никольском соборе прямо во время богослужения умер регент А.А.Климанов (из 100 соборных певчих зиму 1941/42 гг. пережили только 20 человек), не перенес блокаду и келейник митрополита Алексия инок Евлогий. В целом в годы блокады каждый третий священнослужитель Ленинграда умер от голода и лишений.
Однако службы продолжались. Из-за холода певчие пели в пальто с поднятыми воротниками, закутанные в платки, в валенках, а мужчины в шапках. Так же стояли и молились прихожане. Не хватало свечей, вина, муки для просфор. Перед иконами зажигали только лампады, поскольку веретенное (из нефти) масло еще можно было найти, во время литургии, вопреки церковным канонам, использовались ржаные просфоры, а когда не было вина, брали свекольный сок.
Однако посещаемость храмов не упала, а даже возросла. Люди исповедовались, причащались, крестились, подавали множество записок о здравии и упокоении, постоянно служились общие молебны и панихиды. В чин Божественной Литургии были введены специальные молитвы о «даровании победы нашему воинству» и «избавлении томящихся во вражеской неволе». Служился также и особый молебен «в нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну». Некоторые верующие группами и поодиночке обходили с иконами дома и кварталы города. Так, одна девушка, дочь священника, часто обходила с подругами целые кварталы Петроградской стороны с иконой Богородицы.
Первая Пасха в блокадном Ленинграде пришлась на 5 апреля 1942 г., символично совпав, таким образом, с 700-летием со дня разгрома немецких рыцарей в Ледовом побоище князем Александром Невским, небесным покровителем города на Неве. К Пасхе фашисты специально приурочили особенно мощный налет на Ленинград, во время которого прицельно бомбили действующие храмы. Налет начался накануне, 4 апреля, в 5 часов вечера и продолжался всю ночь. Шедшие на богослужение уцелели только благодаря тому, что оно было перенесено на 6 часов утра. Утром на пасхальное богослужение собралось гораздо меньше жителей города по сравнению с предыдущими годами: очень многие жители умерли или по слабости не могли добраться до храмов, значительная часть была эвакуирована. Однако все служащее духовенство осталось на своих местах. Митрополит Алексий совершил пасхальное богослужение в Николо-Богоявленском соборе. В храме было темно и холодно. Хотя к празднику удалось изготовить несколько десятков свечей, но их не хватало. Слабый свет лампад едва рассеивал мрак. В любую минуту мог снова начаться налет. За литургией было прочитано только что полученное Пасхальное послание митрополита Сергия. Далеко не всем удалось на Пасху сделать хотя бы некое подобие кулича. Поэтому многие верующие освящали вместо куличей кусочки блокадного хлеба.
Ленинградский митрополит Алексий во время бомбежек и обстрелов продолжал служить литургии, молебны, панихиды. Ежедневно с иконой «Знамение» крестным ходом он обходил Никольский собор, и не было случая, чтобы этот крестный ход не состоялся. Владыка проповедовал, беседовал с каждым, кто нуждался в словах ободрения, утешения и напутствия. Всю блокаду он жил в комнате на хорах Николо-Богоявленского собора, а иногда, оставляя у себя в комнате ночевать своих помощников, ложился спать в ванной, накрытой досками. Сестра митрополита, жившая с ним, спала в кухне. Однажды, во время сильного обстрела в 1943 году в собор попали три снаряда, осколки которых врезались в стену кабинета митрополита. Митрополит показал священнослужителям осколок снаряда и сказал: «Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще, об обстрелах надо меньше говорить... Скоро все это кончится. Теперь недолго осталось». Это осколок хранится сейчас в Троице-Сергиевой Лавре. Во время другого обстрела Никольского собора митрополит Алексий, понимая, что у верующих могут не выдержать нервы, и если они побегут из храма, то у дверей будет давка, вышел на хоры и успокоил людей.
Несмотря на запрещение в 1930-е годы колокольного звона, в Серафимовской церкви Ленинграда уцелели колокола. В начале войны их спустили с колокольни, вырыли ямы и осторожно, с молитвой, схоронили. Когда утром 27 января 1944 года жители Ленинграда узнали о снятии блокады, у храма собрались сотни людей. Они раздолбили мерзлую землю, достали колокола, подняли их на колокольню и над Ленинградом послышался колокольный звон, не умолкавший больше суток. Во всех храмах Ленинграда были отслужены благодарственные молебны, перед началом которых настоятели читали слово Митрополита Алексия: «Слава в Вышних Богу, даровавшему нашим доблестным воинам новую блестящую победу на нашем родном, близком нам Ленинградском фронте... Эта победа окрылит дух нашего воинства и, как целительный елей утешения, падет на сердце каждого ленинградца, для которого дорога каждая пядь его родной земли».
До сих пор остается открытым вопрос о точном количестве погибших в блокаду. По официальным данным, блокада унесла жизни около 642 тысяч человек. Однако эти данные сильно занижены. Г. К. Жуков в первом издании своих «Воспоминаний» указывал на то, что в Ленинграде погибло около миллиона человек, но в последующих изданиях эту цифру исключили под влиянием требований бывшего начальника снабжения Ленинграда. В августе 1942 года на совещании в Горисполкоме Ленинграда было заявлено, что только по документам (принятым при регистрации) к августу 1942 года погибло около 1 миллиона 200 тысяч ленинградцев.
Помянем их сегодня. Вечная им память.
(Иллюстрации взяты из: http://www.pervik66.ru/view_post.php?id=1407)