Корвин вспоминает прошлое, проходя Образ Ребмы (Stable Diffusion).
Я видел похожую на пергамент кожу мертвых узников Аушвица, их конечности, похожие на палки.
Я присутствовал на суде в Нюрнберге, я помнил это.
...я видел мамашу Кураж на сцене в ночь премьеры брехтовского спектакля;
...я видел, как ракеты выползают вверх из своих металлических гнезд: Пенемюнде, Ванденберг, мыс Кеннеди, Кызылкум в Казахстане...
… собственными руками я касался Великой Китайской стены.
Мы пили пиво и вино, и Шахпур сам сказал мне, что мертвецки пьян.
Забравшись в зеленые леса Западной резервации, я за один день снял три скальпа.
Еще три шага, и в руке у меня откуда-то появилась окровавленная шпага; я увидел троих мертвецов и собственную павшую лошадь - я бежал от Великой французской революции.
Мертвецы. Они окружали меня со всех сторон. Чудовищный запах разлагающейся плоти висел в воздухе; я услышал истошный визг собаки, забитой ногами до смерти. Клубы черного дыма застилали небо, свистел ледяной ветер, несущий мелкий противный дождь. Горло мое горело, руки дрожали, голова была как в огне. Я, спотыкаясь, брел по пустынным улицам, перед глазами плыл туман: меня пожирала лихорадка.
Потом какая-то девица схватила меня за руку, и я разглядел череп - точнее, кольцо с черепом у нее на пальце. Она отвела меня к себе, но обнаружилось, что у меня, во-первых, нет денег, а во-вторых, я в бреду. По размалеванному лицу женщины пробежала гримаса ужаса, на губах задрожала блуждающая улыбка, она выбежала из комнаты, а я упал на ее постель и потерял сознание.
Позже - и снова я не знал, сколько времени прошло, - какой-то здоровенный мужик, видимо, сутенер той самой девицы, явился и стал бить меня по лицу, рывком. пытаясь поставить меня на ноги. Я вцепился в его правое плечо мертвой хваткой и буквально повис на нем. Этот тип уже почти вышвырнул меня за дверь, но когда до меня дошло, что я вот-вот снова окажусь на холодной улице, я еще теснее прижался к нему, как бы протестуя против такой несправедливости. Я сжимал его плечо изо всех оставшихся еще во мне сил, бормоча едва слышные и полубредовые мольбы.
Потом опять вышел в ночь. То была Ночь Чумы, поразившей Лондон…
Я действительно был принцем Амбера. Нас было пятнадцать братьев - шестеро из них уже умерли - и восемь сестер; две из них тоже ушли в мир иной, а может быть, и четыре.