«Ничего не может быть презреннее устройства китайской военной силы…» Часть I
Оригинал взят у alter_vij в «Ничего не может быть презреннее устройства китайской военной силы…» Часть I
XIX век Китай, в лице Цинской империи, встретил в зените могущества, стремительно переходящем в неумолимый закат. К началу позапрошлого века, кроме современной территории, включая Тибет, Синьцзян и Тайвань, границы маньчжурской империи охватывали Монголию, Корею, Вьетнам, Бирму, Непал, ныне российскую Туву, российское Приморье и - что удивит нашего читателя - остров Куедао, т.е. Сахалин (о том, что эта земля имеет и японское имя Карафуто у нас ещё помнят, про китайское имя забыли, а зря…) Япония сёгунов, оставаясь политически независимой, являлась по сути культурной провинцией Китая, взирая снизу вверх на великую «страну поэтов и философов».
В XVIII веке, практически избавленный от войн (отдельные «миротворческие операции» кавалерии маньчжур на границах не в счёт) Китай пережил демографический бум, его народонаселение выросло в пять раз и превышало население всей Европы; уровень жизни на тот период также оценивался современниками выше европейского. Европа же в свою очередь отдала дань моде на китайский стиль - от увлечения европейских просветителей древнекитайской философией до обязательных «китайских комнат» во дворцах европейских монархов и русских царей.
В Европе гремели наполеоновские войны, а покой Поднебесной охраняла миллионная армия. По численности она равнялась армии Наполеона на начало 1812 года, в момент наивысшего военного напряжения французской империи, контролировавшей почти всю Западную и Центральную Европу.
Военный бюджет Китая в 1812 году составил 51 миллион рублей серебром или 25 200 275 лян серебром ( Лян - весовая единица в Китае XIX века, 37 грам; серебряный лян, т.е. слиток серебря весом 37 грамм, служил основной денежной единицей Китая того времени) ), плюс такая неопределяемая ныне сумма как 5 608 676 мешков риса. Даже без этих мешков данная сумма соответствует военным расходам Российской империи в том году, когда французы сожгли Москву.
Данные цифры приведены в книге Егора Ковалевского «Путешествие в Китай», СПб, 1853 г. на основании официального отчета Бин-бу - «Военной палаты» Маньчжурского имперского правительства. Кстати, после 1812 г. отчеты о содержании китайской армии открыто более не публиковались.
Таким образом, с цифрами у Китая было всё в порядке. Хуже было другое - эта огромная армия оставалась абсолютно средневековой. Уровень её военной техники и тактики соответствовал в лучшем случае европейской Тридцатилетней войне (1618-48 гг.), а в отношении артиллерии и стрелкового оружия - пожалуй, даже и последнему периоду Столетней войны.
Маньчжур из императорской гвардии, фото XIX века
Благостный застой XVIII века в следующем столетии превратился в кризис - в откровенную деградацию экономической системы и разложение всего государственного аппарата Цинской империи. Не удивительно, что современник наполеоновских войн, русский подданный, американец ирландского происхождения Пётр Добель (Питер Дюбель), посетивший Китай по торгово-дипломатическим делам в 1818 году, оставил первое в России того времени и очень показательное описание цинского войска:
«Ничего не может быть презреннее устройства китайской военной силы… Оружие китайской пехоты есть: длинные пики, ружья с фитилями, короткие сабли и широкие топоры, насаженные на длинном топорище. Конница их также имеет сабли; но самое лучшее их оружие суть лук и стрелы, которыми, а также и топорами, они владеют с великим искусством. Луки огромной величины, стрелы крепкие и с зубчатым острием; китайцы бросают стрелы с великою силою и весьма метко попадают в цель на далекое расстояние.
По собранным мною сведениям выходит, что в армии богдыхана числится более миллиона воинов. Это может быть и справедливо, но положительно могу уверить всех, что нигде и никогда не существовало войска, при такой многочисленности столь слабого и малоспособного защищать государство и столь совершенно несведущего в воинском искусстве.
Ружья их никуда годные; их кладут на подставку неподвижно, и зажигают порох на полке фитилем; европейский солдат успеет десять раз выстрелить, пока китаец зарядит свое ружье и установит его. Артиллерия их весьма малочисленна в сравнении с пехотою и конницею; притом же она в самом худом состоянии. Пушки ставятся на большой деревянной колоде неподвижно, так что их нельзя повернуть ни в которую сторону, а куда наведены, туда и палят, хотя бы на воздух. Точно также поставлены бывают пушки и на кораблях; часто от выстрела они сдвигаются с места и даже опрокидываются, и тогда надобно человек десять или пятнадцать, чтоб поставить ее опять на место. Если корабль на ходу, из него стрелять бесполезно, разве неприятельское судно подойдет к самому борту...
Военные экзерциции делаются с таким беспорядком, какого и вообразить трудно; особливо артиллерия китайцев в самом жалком состоянии: она управляется людьми неискусными и сущими невеждами в сей трудной части воинского дела. Странно, что народ, знавший употребление пороха задолго прежде европейцев, делает оный до сего времени самого дурного качества.
…Может быть не было никогда народа, столь многолюдного в одном государстве, и вместе столь слабого и беззащитного, как китайцы. При таком устройстве их армии, к чему служит ее многочисленность? Крайнее невежество китайцев в военном деле, глупое их презрение ко всем нововведениям по сей части, худая дисциплина, непривычка к трудностям воинским, изнеженность и природная трусость: всё сие делает многочисленную их армию совершенно нестрашною для искусного и воинственного неприятеля, и только в тягость народу. Я уверен, что всякая европейская держава, если б только решилась вести войну с китайцами, могла бы весьма легко покорить страну сию; и я надеюсь еще дожить до сей эпохи…»
Надменный, но наблюдательный европеец Дюбель оказался хорошим аналитиком и действительно дожил «до сей эпохи», когда, наверняка не без удовлетворения читал известия о первой опиумной войне. Пока же, за четверть века до столкновения Британской и Китайской империй, он пророчествовал:
«Долговременный мир, коим наслаждаются китайцы со стороны соседей, много способствовал к растлению нравов и ослаблению духа бодрости и мужества. Может быть, нет в свете народа менее воинственного, как китайцы. История завоевания сего государства татарами служит тому доказательством. И если бы Китай не был окружен морем и слабейшими соседями, то бы давно сделался добычею первого отважного завоевателя. Но вот приближается к ним от запада сосед, которого должны они страшиться, и против которого нет никакой обороны. Я разумею британцев в Ост-Индии; владения их в сей стране придвинулись уже к самим границам Китая…»
Накануне близкой встречи с европейцами вооруженные силы Китая оставались по форме всё той же армией, с которой маньчжурский союз племён покорял империю Мин два века тому.
Еще в 1601 году объединитель маньчжурских племен хан Нурхаци, разгромив и подчинив родовую аристократию, начал военную реформу, подобную той, что четырьмя веками ранее несколько западнее проводил Чингисхан. Место племенного ополчения заняла жесткая военно-административная организация.
В основе реорганизованной системы находилась «ниру», рота (в переводе с маньчжурского - стрела) низшая военно-административная единица от 100 до 300 человек, обычно 150. Из пяти рот составлялся полк (маньчж. «чалэ»), а из пяти «чалэ» - корпус, «знамя» (маньчж. «гуса»). У каждого «гуса» был свой отличительный цвет стяга - Желтый, Красный, Белый, Синий.
В 1615 г. в связи с ростом населения маньчжурского ханства четыре первоначальных «знамени»-корпуса были разделены на «основной» и «окаймленный» каждый. Таким образом, маньчжурское войско получило свою оригинальную структуру из 8 знаменных корпусов, остававшуюся практические неизменной до начала XX века. Старшие знамена («шань»): Желтое, Желтое с красной каймой и Белое. Младшие знамена («ся»): Белое с синей каймой, Красное, Красное с жёлтой каймой, Синее и Синее с белой каймой.
В год, когда в Европе началась тридцатилетняя война, маньчжуры начали свою 65-летнюю войну с минским Китаем. 22 февраля 1626 г. в шесть часов утра маньчжуры впервые ощутили на себе современное европейское оружие. Когда, отборные части маньчжурской пехоты в металлических доспехах, прикрываясь поставленными на колеса обшитыми воловьей кожей бревенчатыми щитами, двинулись к стенам китайской крепости Нинюань, их встретил огонь закупленных у португальцев пушек. Трижды португальские пушки (фоланьцз-и-пао, были еще голландские - хун-и-пао) отражали маньчжурский штурм, пока 27 февраля не был смертельно ранен сам основатель маньчжурской династии Нурхаци.
Новый хан Абахай был вынужден прибегнуть к чрезвычайной мобилизации - военнообязанными стали все мужчины в возрасте от 13 до 70 лет. В армию стали призывать союзных и пленных монголов, а также китайских перебежчиков. Маньчжурскими «ниру» соответствовали монгольские «суманы» и китайские «цзолины». В итоге, к 1643 г. система «Восьми знамен» была окончательно сформирована и включала в себя 24 дивизии - 8 маньчжурских, 8 монгольских и 8 китайских, сведенных в 8 знаменных корпусов, ставших опорой режима династии Цин.
Многочисленные монгольские и тунгусские знамена, не вошедшие в знаменные корпуса, представляли собой территориальное ополчение. Образованные после 1644 г. из китайских перебежчиков «войска Зеленого знамени» (кит. «Луциин» или «Луин», иначе - Китайское войско, по-китайски «ханьцзюнь» или «учжэнь чоха» по-маньчжурски) также являлись территориальными подразделениями и служили для усиления собственно восьми знаменных корпусов.
Победе маньчжуров над династией Мин способствовало вспыхнувшее в Китае грандиозное крестьянское восстание, когда повстанцы взяли Пекин, а последний минский император повесился. При помощи китайских феодалов маньчжуры разгромили повстанцев и в 1644 г. провозгласили в «северной столице» Пекине власть династии Цин (просуществовавшей до 1912 г.) Некоторое время центром сопротивления захватчикам была «южная столица» Нанкин, но антиманьчжурская «война трёх принцев» - князей, «ванов» из династии Мин - закончилась победой маньчжур из-за разногласий в лагере сопротивления.
К этому времени относится и первое вооруженное столкновение русских и маньчжур - в марте 1652 г. четыре сотни казаков Ерофея Хабарова на Амуре у Ачанского острога (основанного на месте захваченной ими даурской деревеньки) разгромили двухтысячный отряд маньчжурского князя Изенея, попытавшегося вытеснить русских конкистадоров из маньчжурской сферы влияния. Казаки убили семь сотен маньчжур и захватили трофеи - две пушки, 17 ружей и 830 лошадей.
Завязшие в Китае маньчжуры не имели возможности справиться с новым (первоначально русские фигурировали в маньчжурских донесениях, как «неизвестное амурское племя») крайне боеспособным противником. Для защиты своей родной Маньчжурии, цины даже соорудили внушительную оборонительную линию, так называемый «Ивовый палисад», протяженностью более чем в 1300 километров.
В 1683 г. с захватом Тайваня и подавлением последних очагов сопротивления (когда из-за приказа цинского правительства ликвидировать их самостоятельные войска восстали подчинённые маньчжурам китайские «князья-данники») Китай полностью перешел под власть маньчжурской династии.
Это позволило цинам, перебросив часть сил на север, успешно завершить и более чем тридцатилетнюю маньчжуро-казачью войну на Амуре. Пленные китайцы, захваченные в субтропиках Тайваня, гибли, штурмуя казачьи остроги в заснеженной тайге. Используя численное превосходство, цины выбили казаков с Амура, обезопасив границы Маньчжурии и, в свою очередь, обязавшись перед русским царем не заселять приамурские земли. Русское же государство в конце XVII века было куда более заинтересовано в организации сверхприбыльной транзитной торговли с покорившимся маньчжурам богатым Китаем (по сути новой версии «великого шёлкового пути»), чем в освоении еще одной ясачной территории. Это и предопределило установление полуторавекового осторожного русско-китайского нейтралитета.
Численность этнических маньчжур составляла немногим более 3% от числа населения новообразованной Цинской империи, однако костяк сухопутной армии составляли именно маньчжурские части. В 1685 году в состав «старшего» Жёлтого с красной каймой знамени вошло и несколько десятков русских казаков, взятых маньчжурами в плен при долгой осаде Албазина (маньчжуры называли его Якса). Спустя два столетия, русский военный специалист конца XIX века писал, что потомки албазинцев «исповедуют православие, но сделались совершенно маньчжурами».
Падение Албазина, рисунок современного китайского художника
Ещё в первый период маньчжуро-китайской войны хан Абахай приказал перевести на маньчжурский язык канон китайской военной мысли - трактат «У-цзин». Вскоре начинается перевод хроник правления киданьской династии Ляо, чжурчжэньской Цзинь и монгольской Юань, что помогло маньчжурским полководцам ознакомится с боевой практикой своих предшественников, ранее покорявших Китай.
Маньчжуры того периода обладали дисциплинированной и боеспособной армией, действовавшей под четким и целеустремленным политическим руководством, использовавшем любые противоречия в стане противника и умело сочетавшим чисто военные меры с политическими и экономическими.
Корейская позднесредневековая повесть «Сказание о госпоже Пак» описывает вооружение и снаряжение маньчжурских войск при штурме горной крепости Намхан: «Вдруг небо и земля сотряслись от грома пушечных залпов. Одетые в броню всадники, словно стальные клещи, с четырех сторон окружили крепость. Вот они уже приставили к стенам длинные осадные лестницы, вот тянут вверх ружья и пушки, а вот уже железные ядра градом посыпались на головы защищавших крепость».
Маньчжурские воины, как правило, имели на вооружении пластинчатые панцири типа «куяк», железные шишаки с бармицей, однотипные с монгольскими или русскими XIV-XVI веков.
Основными видами холодного оружия были пика и меч, каждый воин должен был иметь лук. Популярны были мечи и сабли, изготовленные по типу японской «катаны». Часть этих мечей, изготовленных в Корее по японскому образцу, маньчжуры закупали для нужд своих военных, часть - ковали самостоятельно, правда, они не могли сравниться по качеству с лучшими японскими образцами. Мощные композитные луки монгольского типа дополняли вооружение как пеших, так и конных частей. Помимо штатного оружия использовались и такие специфические образцы, как боевые цепы, алебарды, секиры и т.д. Для ведения полевого боя с китайскими и корейскими войсками, плохо подготовленными для рукопашной схватки, этого вооружения было вполне достаточно.
В основу тактики маньчжурских войск была положена т.н. Чжэцзянская тактика, разработанная китайским военачальником и одним из легендарных мастеров ушу Ци Цзигуаном в 60-х годах XVI века, во время боевых действий против японских пиратов в приморских провинциях Чжэцзян и Фуцзянь. Подобная тактика являлась общеизвестной и применялась всеми региональными державами (Китаем, Кореей, Японией, Джунгарией), аналогичная тактика существовала и в Европе до XVIII века. Ее основу составлял строй стрелков из аркебуз, прикрытый лучниками и пикинёрами. Конница располагалась во второй линии и на флангах. Общевойсковой бой традиционно строился от обороны: после того, как противник, понеся тяжелые потери от залповой стрельбы вооруженной огнестрельным оружием пехоты, замедлял темп наступления, его атаковала конница. Завязку боя и преследование противника осуществляла легкая конница, состоявшая из тунгусских и монгольских всадников, вооруженных луками и саблями. Однако, при наличии выгодных условий для атаки конницы, маньчжурские войска могли пренебречь шаблоном и атаковать сразу же в конном строю, максимально использовав свое преимущество в скорости и маневре.
Для обеспечения пехоты и артиллерии от атак вражеской кавалерии маньчжурами активно применялись искусственные заграждения и полевые укрепления.
Задачу атаки вражеских стрелков, занявших укрепленные позиции, маньчжурские военачальники пытались решить путем быстрого сокращения дистанции с противником и переходом в рукопашную, в которой неизменно имели перевес. Однако, эта практика не всегда бывала успешной. Так, в сражении при горе Квангёсан в 1637 г. корейский стрелок убил командующего маньчжурским отрядом Янгули, и его солдаты в панике бежали с поля боя (но это не помешало упорным маньчжурам в том же году покорить Корею).
С 1631 г. все атаки маньчжурских войск стали сопровождаться действиями только что организованной маньчжурской артиллерии. Первые пушки отливали корейские и китайские мастера. Маньчжуры стремились постоянно использовать артиллерию не только при осадах и оборонах крепостей, но и в полевых сражениях. Даже в ходе маневренной войны с джунгарами в Монголии они постоянно использовали тяжелые орудия. Артиллерийские позиции прикрывали рогатками против кавалерии.
Кавалерийская тактика строилась на сочетании рассыпного и сомкнутого строёв. В основу построения была положена кавалерийская «дивизия», развернутая в две линии. В каждую линию выстраивался целый полк (900 человек). К месту боя подходили в колоннах. Строй панцирной кавалерии прикрывался рассыпным строем монгольской легкой конницы. Атаку панцирной кавалерии отличали слаженность и порядок - атаковали ровными рядами, вырываться из строя запрещалось под страхом смертной казни. Для разрушения сомкнутого боевого порядка противника предписывалось атаковать, разворачиваться, перестраиваться и повторять атаку по необходимости несколько раз. Применялось также построение клином, причем в голове клина шли отборные всадники в полной броне. После того, как бой завершался, конница снова перестраивалась в колонны и начинала организованное преследование противника, выслав вперед по несколько человек от каждого эскадрона в рассыпном строю для обнаружения остатков войск противника и боевого охранения.
В действиях против крепостей маньчжурские войска стремились максимально избежать больших потерь. Для этого применяли атаки в темное время суток, ложные демонстрации, действия, направленные на деморализацию противника, использование пленных в качестве проводников. В случае если противник оказывал упорное организованное сопротивление (как казаки в Албазине), стремились обойтись блокадой, возведя циркумвалационную и контрвалационную линии. В качестве штурмовых отрядов использовались специально обученные подразделения, имевшие доспехи и щиты особой конструкции, составленные из пленных китайцев, которых было не жалко.
Военно-морские силы в Цинской империи строились по образцу и подобию военно-морских сил империи Мин. На раннем этапе к операциям часто привлекали флот вассальной Кореи. Однако уже к 1660-м годам Цины смогли создать собственные военно-морские силы, причём основную силу их флота составили перешедшие к маньчжурам китайские флотоводцы. Корабли сдавшихся адмиралов были использованы для захвата Тайваня. Маньчжуры четко придерживались традиционного разделения флота на три тактически группы - авангард, центр и арьергард. Устоявшейся тактикой боя на воде был обстрел неприятеля из луков, ружей и пушек с целью нанести максимальные потери, а затем вступить в абордажную схватку.
Маньчжуры хорошо понимали значение огнестрельного оружия и внимательно относились к проблеме перевооружения своей армии. При помощи европейских миссионеров-иезуитов отливали даже такое сверхсовременное для тех лет оружие, как артиллерийские гранаты (впрочем, уже в XVIII веке, после изгнания иезуитов, вмешавшихся в придворные интриги, об этом новшестве прочно забыли).
Конница имела на вооружении многоствольные ручницы «саньянцян», созданные по корейскому образцу.
Ружья маньчжурских войск также производились по образцу средневековых корейских ружей, которые восходили по своей конструкции к аркебузам, завезенным в Китай из Португалии в начале XVI века. Установленный к началу XIX в. калибр ружья составлял 5 фэн (15 мм.), вес пули - 6 фэн (22,4 г.), а заряда - 3,5 фэн (13 г.) . Фэн - одновременно и линейная мера и мера веса. Как линейная равнялась 3,2 мм (1/100 часть «чи»), как мера веса - 3,73 г., то есть 1/10 часть ляна.
Длинный ствол маньчжурской аркебузы позволял достичь высокой начальной скорости пули, что повышало дальнобойность и точность огня. Однако, в свою очередь, вследствие повышенной длины ствола при незначительных размерах ложа маньчжуры были вынуждены применить сошки, чтобы облегчить стрельбу со стационарных позиций. Незначительный же для подобного оружия вес пули и заряда не позволял эффективно пробивать доспехи, чем, наряду с относительно малым распространением ручного огнестрельного оружия, и объясняется сохранение защитных доспехов на вооружении маньчжурской армии до 2-й половины XIX века.
Фото XIX века
продолжение завтра
XIX век Китай, в лице Цинской империи, встретил в зените могущества, стремительно переходящем в неумолимый закат. К началу позапрошлого века, кроме современной территории, включая Тибет, Синьцзян и Тайвань, границы маньчжурской империи охватывали Монголию, Корею, Вьетнам, Бирму, Непал, ныне российскую Туву, российское Приморье и - что удивит нашего читателя - остров Куедао, т.е. Сахалин (о том, что эта земля имеет и японское имя Карафуто у нас ещё помнят, про китайское имя забыли, а зря…) Япония сёгунов, оставаясь политически независимой, являлась по сути культурной провинцией Китая, взирая снизу вверх на великую «страну поэтов и философов».
В XVIII веке, практически избавленный от войн (отдельные «миротворческие операции» кавалерии маньчжур на границах не в счёт) Китай пережил демографический бум, его народонаселение выросло в пять раз и превышало население всей Европы; уровень жизни на тот период также оценивался современниками выше европейского. Европа же в свою очередь отдала дань моде на китайский стиль - от увлечения европейских просветителей древнекитайской философией до обязательных «китайских комнат» во дворцах европейских монархов и русских царей.
В Европе гремели наполеоновские войны, а покой Поднебесной охраняла миллионная армия. По численности она равнялась армии Наполеона на начало 1812 года, в момент наивысшего военного напряжения французской империи, контролировавшей почти всю Западную и Центральную Европу.
Военный бюджет Китая в 1812 году составил 51 миллион рублей серебром или 25 200 275 лян серебром ( Лян - весовая единица в Китае XIX века, 37 грам; серебряный лян, т.е. слиток серебря весом 37 грамм, служил основной денежной единицей Китая того времени) ), плюс такая неопределяемая ныне сумма как 5 608 676 мешков риса. Даже без этих мешков данная сумма соответствует военным расходам Российской империи в том году, когда французы сожгли Москву.
Данные цифры приведены в книге Егора Ковалевского «Путешествие в Китай», СПб, 1853 г. на основании официального отчета Бин-бу - «Военной палаты» Маньчжурского имперского правительства. Кстати, после 1812 г. отчеты о содержании китайской армии открыто более не публиковались.
Таким образом, с цифрами у Китая было всё в порядке. Хуже было другое - эта огромная армия оставалась абсолютно средневековой. Уровень её военной техники и тактики соответствовал в лучшем случае европейской Тридцатилетней войне (1618-48 гг.), а в отношении артиллерии и стрелкового оружия - пожалуй, даже и последнему периоду Столетней войны.
Маньчжур из императорской гвардии, фото XIX века
Благостный застой XVIII века в следующем столетии превратился в кризис - в откровенную деградацию экономической системы и разложение всего государственного аппарата Цинской империи. Не удивительно, что современник наполеоновских войн, русский подданный, американец ирландского происхождения Пётр Добель (Питер Дюбель), посетивший Китай по торгово-дипломатическим делам в 1818 году, оставил первое в России того времени и очень показательное описание цинского войска:
«Ничего не может быть презреннее устройства китайской военной силы… Оружие китайской пехоты есть: длинные пики, ружья с фитилями, короткие сабли и широкие топоры, насаженные на длинном топорище. Конница их также имеет сабли; но самое лучшее их оружие суть лук и стрелы, которыми, а также и топорами, они владеют с великим искусством. Луки огромной величины, стрелы крепкие и с зубчатым острием; китайцы бросают стрелы с великою силою и весьма метко попадают в цель на далекое расстояние.
По собранным мною сведениям выходит, что в армии богдыхана числится более миллиона воинов. Это может быть и справедливо, но положительно могу уверить всех, что нигде и никогда не существовало войска, при такой многочисленности столь слабого и малоспособного защищать государство и столь совершенно несведущего в воинском искусстве.
Ружья их никуда годные; их кладут на подставку неподвижно, и зажигают порох на полке фитилем; европейский солдат успеет десять раз выстрелить, пока китаец зарядит свое ружье и установит его. Артиллерия их весьма малочисленна в сравнении с пехотою и конницею; притом же она в самом худом состоянии. Пушки ставятся на большой деревянной колоде неподвижно, так что их нельзя повернуть ни в которую сторону, а куда наведены, туда и палят, хотя бы на воздух. Точно также поставлены бывают пушки и на кораблях; часто от выстрела они сдвигаются с места и даже опрокидываются, и тогда надобно человек десять или пятнадцать, чтоб поставить ее опять на место. Если корабль на ходу, из него стрелять бесполезно, разве неприятельское судно подойдет к самому борту...
Военные экзерциции делаются с таким беспорядком, какого и вообразить трудно; особливо артиллерия китайцев в самом жалком состоянии: она управляется людьми неискусными и сущими невеждами в сей трудной части воинского дела. Странно, что народ, знавший употребление пороха задолго прежде европейцев, делает оный до сего времени самого дурного качества.
…Может быть не было никогда народа, столь многолюдного в одном государстве, и вместе столь слабого и беззащитного, как китайцы. При таком устройстве их армии, к чему служит ее многочисленность? Крайнее невежество китайцев в военном деле, глупое их презрение ко всем нововведениям по сей части, худая дисциплина, непривычка к трудностям воинским, изнеженность и природная трусость: всё сие делает многочисленную их армию совершенно нестрашною для искусного и воинственного неприятеля, и только в тягость народу. Я уверен, что всякая европейская держава, если б только решилась вести войну с китайцами, могла бы весьма легко покорить страну сию; и я надеюсь еще дожить до сей эпохи…»
Надменный, но наблюдательный европеец Дюбель оказался хорошим аналитиком и действительно дожил «до сей эпохи», когда, наверняка не без удовлетворения читал известия о первой опиумной войне. Пока же, за четверть века до столкновения Британской и Китайской империй, он пророчествовал:
«Долговременный мир, коим наслаждаются китайцы со стороны соседей, много способствовал к растлению нравов и ослаблению духа бодрости и мужества. Может быть, нет в свете народа менее воинственного, как китайцы. История завоевания сего государства татарами служит тому доказательством. И если бы Китай не был окружен морем и слабейшими соседями, то бы давно сделался добычею первого отважного завоевателя. Но вот приближается к ним от запада сосед, которого должны они страшиться, и против которого нет никакой обороны. Я разумею британцев в Ост-Индии; владения их в сей стране придвинулись уже к самим границам Китая…»
Накануне близкой встречи с европейцами вооруженные силы Китая оставались по форме всё той же армией, с которой маньчжурский союз племён покорял империю Мин два века тому.
Еще в 1601 году объединитель маньчжурских племен хан Нурхаци, разгромив и подчинив родовую аристократию, начал военную реформу, подобную той, что четырьмя веками ранее несколько западнее проводил Чингисхан. Место племенного ополчения заняла жесткая военно-административная организация.
В основе реорганизованной системы находилась «ниру», рота (в переводе с маньчжурского - стрела) низшая военно-административная единица от 100 до 300 человек, обычно 150. Из пяти рот составлялся полк (маньчж. «чалэ»), а из пяти «чалэ» - корпус, «знамя» (маньчж. «гуса»). У каждого «гуса» был свой отличительный цвет стяга - Желтый, Красный, Белый, Синий.
В 1615 г. в связи с ростом населения маньчжурского ханства четыре первоначальных «знамени»-корпуса были разделены на «основной» и «окаймленный» каждый. Таким образом, маньчжурское войско получило свою оригинальную структуру из 8 знаменных корпусов, остававшуюся практические неизменной до начала XX века. Старшие знамена («шань»): Желтое, Желтое с красной каймой и Белое. Младшие знамена («ся»): Белое с синей каймой, Красное, Красное с жёлтой каймой, Синее и Синее с белой каймой.
В год, когда в Европе началась тридцатилетняя война, маньчжуры начали свою 65-летнюю войну с минским Китаем. 22 февраля 1626 г. в шесть часов утра маньчжуры впервые ощутили на себе современное европейское оружие. Когда, отборные части маньчжурской пехоты в металлических доспехах, прикрываясь поставленными на колеса обшитыми воловьей кожей бревенчатыми щитами, двинулись к стенам китайской крепости Нинюань, их встретил огонь закупленных у португальцев пушек. Трижды португальские пушки (фоланьцз-и-пао, были еще голландские - хун-и-пао) отражали маньчжурский штурм, пока 27 февраля не был смертельно ранен сам основатель маньчжурской династии Нурхаци.
Новый хан Абахай был вынужден прибегнуть к чрезвычайной мобилизации - военнообязанными стали все мужчины в возрасте от 13 до 70 лет. В армию стали призывать союзных и пленных монголов, а также китайских перебежчиков. Маньчжурскими «ниру» соответствовали монгольские «суманы» и китайские «цзолины». В итоге, к 1643 г. система «Восьми знамен» была окончательно сформирована и включала в себя 24 дивизии - 8 маньчжурских, 8 монгольских и 8 китайских, сведенных в 8 знаменных корпусов, ставших опорой режима династии Цин.
Многочисленные монгольские и тунгусские знамена, не вошедшие в знаменные корпуса, представляли собой территориальное ополчение. Образованные после 1644 г. из китайских перебежчиков «войска Зеленого знамени» (кит. «Луциин» или «Луин», иначе - Китайское войско, по-китайски «ханьцзюнь» или «учжэнь чоха» по-маньчжурски) также являлись территориальными подразделениями и служили для усиления собственно восьми знаменных корпусов.
Победе маньчжуров над династией Мин способствовало вспыхнувшее в Китае грандиозное крестьянское восстание, когда повстанцы взяли Пекин, а последний минский император повесился. При помощи китайских феодалов маньчжуры разгромили повстанцев и в 1644 г. провозгласили в «северной столице» Пекине власть династии Цин (просуществовавшей до 1912 г.) Некоторое время центром сопротивления захватчикам была «южная столица» Нанкин, но антиманьчжурская «война трёх принцев» - князей, «ванов» из династии Мин - закончилась победой маньчжур из-за разногласий в лагере сопротивления.
К этому времени относится и первое вооруженное столкновение русских и маньчжур - в марте 1652 г. четыре сотни казаков Ерофея Хабарова на Амуре у Ачанского острога (основанного на месте захваченной ими даурской деревеньки) разгромили двухтысячный отряд маньчжурского князя Изенея, попытавшегося вытеснить русских конкистадоров из маньчжурской сферы влияния. Казаки убили семь сотен маньчжур и захватили трофеи - две пушки, 17 ружей и 830 лошадей.
Завязшие в Китае маньчжуры не имели возможности справиться с новым (первоначально русские фигурировали в маньчжурских донесениях, как «неизвестное амурское племя») крайне боеспособным противником. Для защиты своей родной Маньчжурии, цины даже соорудили внушительную оборонительную линию, так называемый «Ивовый палисад», протяженностью более чем в 1300 километров.
В 1683 г. с захватом Тайваня и подавлением последних очагов сопротивления (когда из-за приказа цинского правительства ликвидировать их самостоятельные войска восстали подчинённые маньчжурам китайские «князья-данники») Китай полностью перешел под власть маньчжурской династии.
Это позволило цинам, перебросив часть сил на север, успешно завершить и более чем тридцатилетнюю маньчжуро-казачью войну на Амуре. Пленные китайцы, захваченные в субтропиках Тайваня, гибли, штурмуя казачьи остроги в заснеженной тайге. Используя численное превосходство, цины выбили казаков с Амура, обезопасив границы Маньчжурии и, в свою очередь, обязавшись перед русским царем не заселять приамурские земли. Русское же государство в конце XVII века было куда более заинтересовано в организации сверхприбыльной транзитной торговли с покорившимся маньчжурам богатым Китаем (по сути новой версии «великого шёлкового пути»), чем в освоении еще одной ясачной территории. Это и предопределило установление полуторавекового осторожного русско-китайского нейтралитета.
Численность этнических маньчжур составляла немногим более 3% от числа населения новообразованной Цинской империи, однако костяк сухопутной армии составляли именно маньчжурские части. В 1685 году в состав «старшего» Жёлтого с красной каймой знамени вошло и несколько десятков русских казаков, взятых маньчжурами в плен при долгой осаде Албазина (маньчжуры называли его Якса). Спустя два столетия, русский военный специалист конца XIX века писал, что потомки албазинцев «исповедуют православие, но сделались совершенно маньчжурами».
Падение Албазина, рисунок современного китайского художника
Ещё в первый период маньчжуро-китайской войны хан Абахай приказал перевести на маньчжурский язык канон китайской военной мысли - трактат «У-цзин». Вскоре начинается перевод хроник правления киданьской династии Ляо, чжурчжэньской Цзинь и монгольской Юань, что помогло маньчжурским полководцам ознакомится с боевой практикой своих предшественников, ранее покорявших Китай.
Маньчжуры того периода обладали дисциплинированной и боеспособной армией, действовавшей под четким и целеустремленным политическим руководством, использовавшем любые противоречия в стане противника и умело сочетавшим чисто военные меры с политическими и экономическими.
Корейская позднесредневековая повесть «Сказание о госпоже Пак» описывает вооружение и снаряжение маньчжурских войск при штурме горной крепости Намхан: «Вдруг небо и земля сотряслись от грома пушечных залпов. Одетые в броню всадники, словно стальные клещи, с четырех сторон окружили крепость. Вот они уже приставили к стенам длинные осадные лестницы, вот тянут вверх ружья и пушки, а вот уже железные ядра градом посыпались на головы защищавших крепость».
Маньчжурские воины, как правило, имели на вооружении пластинчатые панцири типа «куяк», железные шишаки с бармицей, однотипные с монгольскими или русскими XIV-XVI веков.
Основными видами холодного оружия были пика и меч, каждый воин должен был иметь лук. Популярны были мечи и сабли, изготовленные по типу японской «катаны». Часть этих мечей, изготовленных в Корее по японскому образцу, маньчжуры закупали для нужд своих военных, часть - ковали самостоятельно, правда, они не могли сравниться по качеству с лучшими японскими образцами. Мощные композитные луки монгольского типа дополняли вооружение как пеших, так и конных частей. Помимо штатного оружия использовались и такие специфические образцы, как боевые цепы, алебарды, секиры и т.д. Для ведения полевого боя с китайскими и корейскими войсками, плохо подготовленными для рукопашной схватки, этого вооружения было вполне достаточно.
В основу тактики маньчжурских войск была положена т.н. Чжэцзянская тактика, разработанная китайским военачальником и одним из легендарных мастеров ушу Ци Цзигуаном в 60-х годах XVI века, во время боевых действий против японских пиратов в приморских провинциях Чжэцзян и Фуцзянь. Подобная тактика являлась общеизвестной и применялась всеми региональными державами (Китаем, Кореей, Японией, Джунгарией), аналогичная тактика существовала и в Европе до XVIII века. Ее основу составлял строй стрелков из аркебуз, прикрытый лучниками и пикинёрами. Конница располагалась во второй линии и на флангах. Общевойсковой бой традиционно строился от обороны: после того, как противник, понеся тяжелые потери от залповой стрельбы вооруженной огнестрельным оружием пехоты, замедлял темп наступления, его атаковала конница. Завязку боя и преследование противника осуществляла легкая конница, состоявшая из тунгусских и монгольских всадников, вооруженных луками и саблями. Однако, при наличии выгодных условий для атаки конницы, маньчжурские войска могли пренебречь шаблоном и атаковать сразу же в конном строю, максимально использовав свое преимущество в скорости и маневре.
Для обеспечения пехоты и артиллерии от атак вражеской кавалерии маньчжурами активно применялись искусственные заграждения и полевые укрепления.
Задачу атаки вражеских стрелков, занявших укрепленные позиции, маньчжурские военачальники пытались решить путем быстрого сокращения дистанции с противником и переходом в рукопашную, в которой неизменно имели перевес. Однако, эта практика не всегда бывала успешной. Так, в сражении при горе Квангёсан в 1637 г. корейский стрелок убил командующего маньчжурским отрядом Янгули, и его солдаты в панике бежали с поля боя (но это не помешало упорным маньчжурам в том же году покорить Корею).
С 1631 г. все атаки маньчжурских войск стали сопровождаться действиями только что организованной маньчжурской артиллерии. Первые пушки отливали корейские и китайские мастера. Маньчжуры стремились постоянно использовать артиллерию не только при осадах и оборонах крепостей, но и в полевых сражениях. Даже в ходе маневренной войны с джунгарами в Монголии они постоянно использовали тяжелые орудия. Артиллерийские позиции прикрывали рогатками против кавалерии.
Кавалерийская тактика строилась на сочетании рассыпного и сомкнутого строёв. В основу построения была положена кавалерийская «дивизия», развернутая в две линии. В каждую линию выстраивался целый полк (900 человек). К месту боя подходили в колоннах. Строй панцирной кавалерии прикрывался рассыпным строем монгольской легкой конницы. Атаку панцирной кавалерии отличали слаженность и порядок - атаковали ровными рядами, вырываться из строя запрещалось под страхом смертной казни. Для разрушения сомкнутого боевого порядка противника предписывалось атаковать, разворачиваться, перестраиваться и повторять атаку по необходимости несколько раз. Применялось также построение клином, причем в голове клина шли отборные всадники в полной броне. После того, как бой завершался, конница снова перестраивалась в колонны и начинала организованное преследование противника, выслав вперед по несколько человек от каждого эскадрона в рассыпном строю для обнаружения остатков войск противника и боевого охранения.
В действиях против крепостей маньчжурские войска стремились максимально избежать больших потерь. Для этого применяли атаки в темное время суток, ложные демонстрации, действия, направленные на деморализацию противника, использование пленных в качестве проводников. В случае если противник оказывал упорное организованное сопротивление (как казаки в Албазине), стремились обойтись блокадой, возведя циркумвалационную и контрвалационную линии. В качестве штурмовых отрядов использовались специально обученные подразделения, имевшие доспехи и щиты особой конструкции, составленные из пленных китайцев, которых было не жалко.
Военно-морские силы в Цинской империи строились по образцу и подобию военно-морских сил империи Мин. На раннем этапе к операциям часто привлекали флот вассальной Кореи. Однако уже к 1660-м годам Цины смогли создать собственные военно-морские силы, причём основную силу их флота составили перешедшие к маньчжурам китайские флотоводцы. Корабли сдавшихся адмиралов были использованы для захвата Тайваня. Маньчжуры четко придерживались традиционного разделения флота на три тактически группы - авангард, центр и арьергард. Устоявшейся тактикой боя на воде был обстрел неприятеля из луков, ружей и пушек с целью нанести максимальные потери, а затем вступить в абордажную схватку.
Маньчжуры хорошо понимали значение огнестрельного оружия и внимательно относились к проблеме перевооружения своей армии. При помощи европейских миссионеров-иезуитов отливали даже такое сверхсовременное для тех лет оружие, как артиллерийские гранаты (впрочем, уже в XVIII веке, после изгнания иезуитов, вмешавшихся в придворные интриги, об этом новшестве прочно забыли).
Конница имела на вооружении многоствольные ручницы «саньянцян», созданные по корейскому образцу.
Ружья маньчжурских войск также производились по образцу средневековых корейских ружей, которые восходили по своей конструкции к аркебузам, завезенным в Китай из Португалии в начале XVI века. Установленный к началу XIX в. калибр ружья составлял 5 фэн (15 мм.), вес пули - 6 фэн (22,4 г.), а заряда - 3,5 фэн (13 г.) . Фэн - одновременно и линейная мера и мера веса. Как линейная равнялась 3,2 мм (1/100 часть «чи»), как мера веса - 3,73 г., то есть 1/10 часть ляна.
Длинный ствол маньчжурской аркебузы позволял достичь высокой начальной скорости пули, что повышало дальнобойность и точность огня. Однако, в свою очередь, вследствие повышенной длины ствола при незначительных размерах ложа маньчжуры были вынуждены применить сошки, чтобы облегчить стрельбу со стационарных позиций. Незначительный же для подобного оружия вес пули и заряда не позволял эффективно пробивать доспехи, чем, наряду с относительно малым распространением ручного огнестрельного оружия, и объясняется сохранение защитных доспехов на вооружении маньчжурской армии до 2-й половины XIX века.
Фото XIX века
продолжение завтра