Коллекция птичьих яиц
Когда я учился в школе, у нас на втором этаже был зоологический музей. В стеклянных шкафах безрадостно торчали разные чучела, по стенкам висели коробки с мёртвыми жуками, в витринах лежала куча всякой чудесной хрени: морские ежи и морские звёзды, клешни крабов, раковины, коллекция яиц. Интересно, где всё это сейчас?
Неужели просто выбросили? Да как же можно было? Ладно бы там ещё, скажем суслик, со страшным его жёлтым оскалом. Суслика первоклассницы боялись. Первоклассники, впрочем, тоже, только стеснялись признаться, громко ржали напоказ и щербато скалились суслику в ответ. Суслик - ладно, хрен с ним. И чучела птиц - тоже ладно, и морские звёзды, и жуки, и крабовые клешни. Они давным-давно истлели, рассыпались в труху, исчезли из мира насовсем. Но вот раковины… Красивые такие были. Жалко.
А коллекция яиц? У кого поднялась рука выбросить? А вдруг не выбросили, вдруг она до сих пор лежит в какой-то кладовке под старыми картами и журналами? Вот бы найти её, да.
Сдуть пыль аккуратно, принести домой, позвать кота и с ним вдвоём рассматривать. Мы с котом оба живые и довольно тёплые, от нашего тепла яйца бы ожили, и из них бы повылуплялись всякие птицы. Из самого большого вылупился бы белый лебедь, улетел бы на пруд и там качал бы павшую звезду, на радость трудящимся народам.
Из куриного - певчий кур, весь такой раскрасавец и лирический тенор. Он заголосил бы звонко, и ночь бы перестала, а настал белый свет, и на всём этом белом свете прослезились от счастья внезапно влюблённые курицы. А он бы им такой : «Медам! Я ваш навеки!»
Из зимородочьего бы родилась мелкая синяя птичка. Совсем мелкая, но нам бы и такой хватило.
Из самого маленького и невзрачного вдруг вылупился бы дракончик. Осмотрелся бы, похлопал кожистыми крылышками, потом засмеялся, снёс яйцо и лопнул, как мыльный пузырь. А из снесённого яйца снова бы вылупился дракончик, засмеялся, снёс яйцо и лопнул, а из того яйца - опять, и так - до бесконечности: они бы рождались, смеялись, неслись и лопались, всё уменьшаясь и уменьшаясь в размерах. Вот так и жизнь моя, блин. Всё меньше и меньше её остаётся, даже как-то грустно.
А одно яйцо лучше не трогать. Пёстренькое, сорочье. Оно не настоящее сорочье, сорока его где-то стырила и перекрасила под своё. Не надо его трогать, нет. Потому что из него вылупится новая вселенная. А нам такого пока не надо, у нас ещё эта не кончилась.
Неужели просто выбросили? Да как же можно было? Ладно бы там ещё, скажем суслик, со страшным его жёлтым оскалом. Суслика первоклассницы боялись. Первоклассники, впрочем, тоже, только стеснялись признаться, громко ржали напоказ и щербато скалились суслику в ответ. Суслик - ладно, хрен с ним. И чучела птиц - тоже ладно, и морские звёзды, и жуки, и крабовые клешни. Они давным-давно истлели, рассыпались в труху, исчезли из мира насовсем. Но вот раковины… Красивые такие были. Жалко.
А коллекция яиц? У кого поднялась рука выбросить? А вдруг не выбросили, вдруг она до сих пор лежит в какой-то кладовке под старыми картами и журналами? Вот бы найти её, да.
Сдуть пыль аккуратно, принести домой, позвать кота и с ним вдвоём рассматривать. Мы с котом оба живые и довольно тёплые, от нашего тепла яйца бы ожили, и из них бы повылуплялись всякие птицы. Из самого большого вылупился бы белый лебедь, улетел бы на пруд и там качал бы павшую звезду, на радость трудящимся народам.
Из куриного - певчий кур, весь такой раскрасавец и лирический тенор. Он заголосил бы звонко, и ночь бы перестала, а настал белый свет, и на всём этом белом свете прослезились от счастья внезапно влюблённые курицы. А он бы им такой : «Медам! Я ваш навеки!»
Из зимородочьего бы родилась мелкая синяя птичка. Совсем мелкая, но нам бы и такой хватило.
Из самого маленького и невзрачного вдруг вылупился бы дракончик. Осмотрелся бы, похлопал кожистыми крылышками, потом засмеялся, снёс яйцо и лопнул, как мыльный пузырь. А из снесённого яйца снова бы вылупился дракончик, засмеялся, снёс яйцо и лопнул, а из того яйца - опять, и так - до бесконечности: они бы рождались, смеялись, неслись и лопались, всё уменьшаясь и уменьшаясь в размерах. Вот так и жизнь моя, блин. Всё меньше и меньше её остаётся, даже как-то грустно.
А одно яйцо лучше не трогать. Пёстренькое, сорочье. Оно не настоящее сорочье, сорока его где-то стырила и перекрасила под своё. Не надо его трогать, нет. Потому что из него вылупится новая вселенная. А нам такого пока не надо, у нас ещё эта не кончилась.