Несколько слов о Т. Шевченко. По следам двух работ (не его).
Оригинал взят у crazy_reader в Несколько слов о Т. Шевченко. По следам двух работ (не его).
Читал книгу «Происхождение украинского сепаратизма». Автора называть пока не буду - скажут ещё, что он одиозен, развернутся и хлопнут дверью блога. А я, давно оторванный от школы, при таком раскладе так и не узнаю - остался ли в школьной программе Тарас Шевченко? У меня об этом самородке из малороссийской провинции остались смутные воспоминания, связанные, скорее, с биографическим данными, чем с его творчеством, из которого я могу процитировать только такие строки (да и то, не ручаясь за точность): «Как умру, похороните на Украйне милой, посреди широкой степи выройте могилу». На уроках литературы основной упор, как мне кажется, был сделан на те лишения, которые Шевченко претерпел от царского режима. Но это - не чисто советский взгляд, а продолжение одной из традиций XIX века. Сейчас, мне кажется, тенденцией школьной программы должна быть переориентация с революционно-демократических подходов на какие-то другие, мне неведомые. И Шевченко, вне привязки к используемой в школе СССР схеме должен выпасть из программной обоймы. Вот я и волнуюсь - чи выпал, чи нет?
Дабы не пропало моё чтение втуне, по мотивам той книги, о которой я сказал во первых строках своего письма, сделаю небольшой обзор жизни и творчества украинского поэта и художника. А для придания остроты подброшу несколько мыслей ещё из одного источника - из статьи «Быть ли России великой?», автора которого тоже достаточно часто называют одиозной фигурой, по причине чего и его фамилию я пока раскрывать не буду.
. Для лучшего понимания роли и места кобзаря, полезно будет соотнести его творчество и направление мысли с общим контекстом того времени. В первой половинеXIX века политический национализм в целом и казацкий автономизм в частности начали сходить на нет. Украинцы всё глубже втягивались в дела Российской империи. «Великорусский язык входит в широкое употребление не только в сношениях с российскими властями, но влияет и на язык внутреннего украинского делопроизводства, входит и в частную жизнь и в литературу Украины», писал М. Грушевский. Украинское шляхетство сливается с северным и становится частью единого целого. «Вам скажу, что я сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы щедро одарены Богом и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой…» - так выразил Гоголь умонастроения малороссийских патриотов той поры. Или вот ещё схожее, но сказанное Максимовичем: «Уроженец южной, Киевской Руси, где земля и небо моих предков, я преимущественно ей принадлежал и принадлежу доныне, посвящая преимущественно ей и мою умственную деятельность. Но с тем вместе, возмужавший в Москве, я также любил, изучал и северную, Московскую Русь, как родную сестру нашей Киевской Руси, как вторую половину одной и той же святой Владимировой Руси, чувствуя и сознавая, что как их бытие, так и уразумение их одной без другой,- недостаточны, односторонни». Украинско-казацкий национализм усыхал, превратившись в незначительный, экзотический фактор местной жизни. Но на это усыхающее зерно пролилась влага из революционных и либеральных источников - и появились всходы. Сладкие мечты и думы времён гетмащины оплодотворились революционными программами тогдашней интеллигенции. М. П. Драгоманов впоследствии с некоторой горечью отмечал, что «первая попытка в поэзии связать европейский либерализм с украинскими историческими традициями была предпринята не украинцами, а великорусом Рылеевым». Рылеев был декабристом, а украинско-польский след в декабристском заговоре существовал, хотя и не был в достаточной степени изучен и озвучен. В декабристской среде Малороссия рассматривалась как жертва царской тирании, а казачьи главари превращались в борцов и мучеников за свободу. Декабристы первыми создали традицию соединения украинизма с революционным движением. Герцен и Огарёв продолжили их дело, а Бакунин уже требовал независимости Польши, Финляндии и Малороссии. Украинофильство, суть которого заключалась в любви не к народу малороссийскому, а к казацкой фронде, сделалось атрибутом русского революционизма, заинтересованного в развитии украинского сепаратизма больше самих сепаратистов.
Такова оправа, которая, пожалуй, и придала бриллианту под названием Шевченко ту славу и известность, которая, кажется, не только не угасает, но и разгорается с большей силой в некоторых жёлто-голубых регионах. Чтобы не заниматься перекладываением слов Н.Ульянова, а именно он автор «Происхождение украинского сепаратизма», прибегну к прямому цитированию, выделяя его курсивом.
Шевченко шел по тропе, проложенной Рылеевым, и был его прямым учеником. Даже русофобия, которой насыщена его поэзия,- не оригинальна, она встречается у Рылеева.
Его озлобленая казакомания приходилась русскому «подполью» больше по сердцу, чем европейский социализм Драгоманова.
На русскую шестидесятническую интеллигенцию стихи его действовали гораздо сильнее, чем методические поучения Драгоманова. Он - образец революционера не по разуму, а по темпераменту.
При всей нелюбви, Тарас Григорьевич не призывает ни резать, ни «у пута кутии» ковать этих панов, ни жечь их усадьбы, как это делали великорусские его учителя «революционные демократы». На кого же, кроме царей, направлялась его ненависть?
Для всякого, кто дал себе труд прочесть «Кобзарь», всякие сомнения отпадают: на москалей.
Жалуясь Основьяненку на свое петербургское житье («кругом чужи люди»), он вздыхает: «тяжко, батьку, жити з ворогами» . Это про Петербург, выкупивший его из неволи, давший образование, приобщивший к культурной среде и вызволивший его впоследствии из ссылки.
Что бы ни говорили советские литературоведы, лира Шевченко не «гражданская» в том смысле, в каком это принято у нас. Она глубоко ностальгична и безутешна в своей скорби…
Вот истинная причина «недоли». Исчез золотой век Украины, ее идеальный государственный строй, уничтожена казачья сила. «А що то за люде / були тії запорожці - / Не було й не буде / таких людей». Полжизни готов он отдать, лишь бы забыть их «незабутни» дела. Волшебные времена Палиев, Гамалиев, Сагайдачных владеют его душой и воображением. Истинная поэзия Шевченко - в этом фантастическом, никогда не бывшем мире, в котором нет исторической правды, но создана правда художественная. Все его остальные стихи и поэмы, вместе взятые, не стоят тех строк, где он бредит старинными степями, Днепром, морем, бесчисленным запорожским войском, проходящим как видение.
О будущем своего края Тарас Григорьевич почти не думал. Раз как-то, следуя шестидесятнической моде, упомянул о Вашингтоне, которого «дождемся таки колись», но втайне никакого устройства, кроме прежнего казачьего, не хотел:
Оживуть гетмани в золотім жупані;
Прокинеться доля; козак заспіва:
„Ні жида, ні ляха“, а в степах Украйни -
Дай то Боже милий - блисне булава {137
Надо ли после этого искать причин русофобии? Всякое пролитие слез над руинами Чигирина, Батурина и прочих гетманских резиденций неотделимо от ненависти к тем, кто обратил их в развалины. Любовь к казачеству - оборотная сторона вражды к Москве.
Во всей эпопее Хмельнитчины он видел только печальный, по его мнению, факт присоединения к Москве, но ни страданий крестьянского люда под «лядским игом», ни ожесточенной борьбы его с Польшей, ни всенародного требования воссоединения с Россией знать не хотел. Величайшая освободительная война украинского крестьянства осталась вовсе незамеченной вчерашним крепостным.
В московском периоде истории его опять печалит судьба не крестьянства, а казачества. Он плачет о разгоне Сечи, а не о введении нового крепостного права. Возмущаясь тем, что «над дітьми козацькими поганці панують», он ни разу не возмутился пануваньем детей казацких над его мужицкими отцами и дедами, да и над ним самим. Период после присоединения к России представляется ему сплошным обдиранием Украины. «Москалики що заздріли то все очухрали».
«Национальным поэтом» объявлен он не потому, что писал по-малороссийски, и не потому, что выражал глубины народного духа. Этого как раз и не видим. Многие до и после Шевченко писали по-украински, часто лучше него, но только он признан «пророком». Причина: он первый воскресил казачью ненависть к Москве и первый воспел казачьи времена как национальные.
Подобно тому, как казачество, захватившее Украину, не было народным явлением, так и всякая попытка его воскрешения, будь то политика или поэзия,- не народна в такой же степени.
Н.Ульянов пишет на тему украинского национализма много интересных вещей, да цитаты, посвящённые, Шевченко - только малая часть из работы учёного. Чтобы не раздувать объём своего обзора до бесконечности, возьму ещё один источник - небольшую статью известного публициста российской империи М. Меньшикова. ««Быть ли России великой?» он написал в 1911 году, когда отмечали пятидесятилетие со дня смерти Кобзаря. Буду совсем краток и тезисно пробегусь по статье.
Как и Н. Ульянов, Меньшиков указывает на то, что украинофильство 19-го века раздувалось поляками и австрийскими немцами, в результате чего из мечтательного 30-х годов оно превратилось в революционное времён Шевченко. Выросла и окрепла целая партия «мазепинцев», в своей ненависти к Российской империи уступающей, пожалуй, только полякам. Эта условная партия активно использовала имя и поэзию Шевченко в своих деяниях. Символично и то, что созданное Грушевским литературное сообщество, ставшей своеобразной академией для обоснования украинского сепаратизма, получило имя Т. Шевченко. При этом чисто литературные достоинства «великого» поэта невелики. То есть, не то, что их нет вовсе, талант у Шевченко, конечно, есть, но его не хватает для того, чтобы встать в первый ряд поэтов российской империи. Его место - среди хороших, но не великих. Одной из причин, которую называет Меньшиков, стала провинциальность поэта, ограниченность его мировоззрения границами Украины, а провинциалу, не вышедшему за пределы своей провинции, не суждено создать чего-то крупного. Гоголь, променяв полтавскую мову на русскую речь и встав на уровень русского национального духа, стал великим писателем, Шевченко же так и остался внутри тех проблем, которые были актуальны только в локальном пространстве, да, честно говоря, и времени тоже. Есть и ещё некоторые пикантные особенности в личной жизни поэта, жизни, которую представляли как цепь издевательств москалей над несчастным украинским. Между тем, большинство страданий он претерпел от своих земляков. Родной дядя нещадно порол будущее знамя украинофилов, и не он один. Судьба маляра или пастуха ждала Шевченко в родных местах, если бы не помещик Энгельгард, заметивший в хлопце некоторые способности к рисованию и пославший его учиться в Варшаву и в Петербург. Там его опекали Брюллов, Григорович, Венецианов, Жуковский. Парня выкупили из крепостных, дали возможность использовать возможности высшего света. На родине же, в знаменитой тогда Мосевке, Шевченко попал в общество «мочемордия», или, говоря иначе, общество неанонимных алкоголиков. В детстве его секли, теперь он сам начал сечь и драться. Прожил он сорок семь лет, собственными усилиями посодействовав сокращению срока своего пребывания на земле.
Две упомянутые работы совсем небольшие и не должны отпугнуть читателя своим объёмом, а статья Меньшикова вообще прочитывается минут за пять-десять. Но они будут полезны для понимания процессов, которые как будто бы на ровном месте проявились на Украине. Нет, всё это таилось в свёрнутом состоянии в глубинах сознания части украинского общества, которая, к несчастью для остальных, оказалась самой активной и самой деятельной.
---
Читал книгу «Происхождение украинского сепаратизма». Автора называть пока не буду - скажут ещё, что он одиозен, развернутся и хлопнут дверью блога. А я, давно оторванный от школы, при таком раскладе так и не узнаю - остался ли в школьной программе Тарас Шевченко? У меня об этом самородке из малороссийской провинции остались смутные воспоминания, связанные, скорее, с биографическим данными, чем с его творчеством, из которого я могу процитировать только такие строки (да и то, не ручаясь за точность): «Как умру, похороните на Украйне милой, посреди широкой степи выройте могилу». На уроках литературы основной упор, как мне кажется, был сделан на те лишения, которые Шевченко претерпел от царского режима. Но это - не чисто советский взгляд, а продолжение одной из традиций XIX века. Сейчас, мне кажется, тенденцией школьной программы должна быть переориентация с революционно-демократических подходов на какие-то другие, мне неведомые. И Шевченко, вне привязки к используемой в школе СССР схеме должен выпасть из программной обоймы. Вот я и волнуюсь - чи выпал, чи нет?
Дабы не пропало моё чтение втуне, по мотивам той книги, о которой я сказал во первых строках своего письма, сделаю небольшой обзор жизни и творчества украинского поэта и художника. А для придания остроты подброшу несколько мыслей ещё из одного источника - из статьи «Быть ли России великой?», автора которого тоже достаточно часто называют одиозной фигурой, по причине чего и его фамилию я пока раскрывать не буду.
. Для лучшего понимания роли и места кобзаря, полезно будет соотнести его творчество и направление мысли с общим контекстом того времени. В первой половинеXIX века политический национализм в целом и казацкий автономизм в частности начали сходить на нет. Украинцы всё глубже втягивались в дела Российской империи. «Великорусский язык входит в широкое употребление не только в сношениях с российскими властями, но влияет и на язык внутреннего украинского делопроизводства, входит и в частную жизнь и в литературу Украины», писал М. Грушевский. Украинское шляхетство сливается с северным и становится частью единого целого. «Вам скажу, что я сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы щедро одарены Богом и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой…» - так выразил Гоголь умонастроения малороссийских патриотов той поры. Или вот ещё схожее, но сказанное Максимовичем: «Уроженец южной, Киевской Руси, где земля и небо моих предков, я преимущественно ей принадлежал и принадлежу доныне, посвящая преимущественно ей и мою умственную деятельность. Но с тем вместе, возмужавший в Москве, я также любил, изучал и северную, Московскую Русь, как родную сестру нашей Киевской Руси, как вторую половину одной и той же святой Владимировой Руси, чувствуя и сознавая, что как их бытие, так и уразумение их одной без другой,- недостаточны, односторонни». Украинско-казацкий национализм усыхал, превратившись в незначительный, экзотический фактор местной жизни. Но на это усыхающее зерно пролилась влага из революционных и либеральных источников - и появились всходы. Сладкие мечты и думы времён гетмащины оплодотворились революционными программами тогдашней интеллигенции. М. П. Драгоманов впоследствии с некоторой горечью отмечал, что «первая попытка в поэзии связать европейский либерализм с украинскими историческими традициями была предпринята не украинцами, а великорусом Рылеевым». Рылеев был декабристом, а украинско-польский след в декабристском заговоре существовал, хотя и не был в достаточной степени изучен и озвучен. В декабристской среде Малороссия рассматривалась как жертва царской тирании, а казачьи главари превращались в борцов и мучеников за свободу. Декабристы первыми создали традицию соединения украинизма с революционным движением. Герцен и Огарёв продолжили их дело, а Бакунин уже требовал независимости Польши, Финляндии и Малороссии. Украинофильство, суть которого заключалась в любви не к народу малороссийскому, а к казацкой фронде, сделалось атрибутом русского революционизма, заинтересованного в развитии украинского сепаратизма больше самих сепаратистов.
Такова оправа, которая, пожалуй, и придала бриллианту под названием Шевченко ту славу и известность, которая, кажется, не только не угасает, но и разгорается с большей силой в некоторых жёлто-голубых регионах. Чтобы не заниматься перекладываением слов Н.Ульянова, а именно он автор «Происхождение украинского сепаратизма», прибегну к прямому цитированию, выделяя его курсивом.
Шевченко шел по тропе, проложенной Рылеевым, и был его прямым учеником. Даже русофобия, которой насыщена его поэзия,- не оригинальна, она встречается у Рылеева.
Его озлобленая казакомания приходилась русскому «подполью» больше по сердцу, чем европейский социализм Драгоманова.
На русскую шестидесятническую интеллигенцию стихи его действовали гораздо сильнее, чем методические поучения Драгоманова. Он - образец революционера не по разуму, а по темпераменту.
При всей нелюбви, Тарас Григорьевич не призывает ни резать, ни «у пута кутии» ковать этих панов, ни жечь их усадьбы, как это делали великорусские его учителя «революционные демократы». На кого же, кроме царей, направлялась его ненависть?
Для всякого, кто дал себе труд прочесть «Кобзарь», всякие сомнения отпадают: на москалей.
Жалуясь Основьяненку на свое петербургское житье («кругом чужи люди»), он вздыхает: «тяжко, батьку, жити з ворогами» . Это про Петербург, выкупивший его из неволи, давший образование, приобщивший к культурной среде и вызволивший его впоследствии из ссылки.
Что бы ни говорили советские литературоведы, лира Шевченко не «гражданская» в том смысле, в каком это принято у нас. Она глубоко ностальгична и безутешна в своей скорби…
Вот истинная причина «недоли». Исчез золотой век Украины, ее идеальный государственный строй, уничтожена казачья сила. «А що то за люде / були тії запорожці - / Не було й не буде / таких людей». Полжизни готов он отдать, лишь бы забыть их «незабутни» дела. Волшебные времена Палиев, Гамалиев, Сагайдачных владеют его душой и воображением. Истинная поэзия Шевченко - в этом фантастическом, никогда не бывшем мире, в котором нет исторической правды, но создана правда художественная. Все его остальные стихи и поэмы, вместе взятые, не стоят тех строк, где он бредит старинными степями, Днепром, морем, бесчисленным запорожским войском, проходящим как видение.
О будущем своего края Тарас Григорьевич почти не думал. Раз как-то, следуя шестидесятнической моде, упомянул о Вашингтоне, которого «дождемся таки колись», но втайне никакого устройства, кроме прежнего казачьего, не хотел:
Оживуть гетмани в золотім жупані;
Прокинеться доля; козак заспіва:
„Ні жида, ні ляха“, а в степах Украйни -
Дай то Боже милий - блисне булава {137
Надо ли после этого искать причин русофобии? Всякое пролитие слез над руинами Чигирина, Батурина и прочих гетманских резиденций неотделимо от ненависти к тем, кто обратил их в развалины. Любовь к казачеству - оборотная сторона вражды к Москве.
Во всей эпопее Хмельнитчины он видел только печальный, по его мнению, факт присоединения к Москве, но ни страданий крестьянского люда под «лядским игом», ни ожесточенной борьбы его с Польшей, ни всенародного требования воссоединения с Россией знать не хотел. Величайшая освободительная война украинского крестьянства осталась вовсе незамеченной вчерашним крепостным.
В московском периоде истории его опять печалит судьба не крестьянства, а казачества. Он плачет о разгоне Сечи, а не о введении нового крепостного права. Возмущаясь тем, что «над дітьми козацькими поганці панують», он ни разу не возмутился пануваньем детей казацких над его мужицкими отцами и дедами, да и над ним самим. Период после присоединения к России представляется ему сплошным обдиранием Украины. «Москалики що заздріли то все очухрали».
«Национальным поэтом» объявлен он не потому, что писал по-малороссийски, и не потому, что выражал глубины народного духа. Этого как раз и не видим. Многие до и после Шевченко писали по-украински, часто лучше него, но только он признан «пророком». Причина: он первый воскресил казачью ненависть к Москве и первый воспел казачьи времена как национальные.
Подобно тому, как казачество, захватившее Украину, не было народным явлением, так и всякая попытка его воскрешения, будь то политика или поэзия,- не народна в такой же степени.
Н.Ульянов пишет на тему украинского национализма много интересных вещей, да цитаты, посвящённые, Шевченко - только малая часть из работы учёного. Чтобы не раздувать объём своего обзора до бесконечности, возьму ещё один источник - небольшую статью известного публициста российской империи М. Меньшикова. ««Быть ли России великой?» он написал в 1911 году, когда отмечали пятидесятилетие со дня смерти Кобзаря. Буду совсем краток и тезисно пробегусь по статье.
Как и Н. Ульянов, Меньшиков указывает на то, что украинофильство 19-го века раздувалось поляками и австрийскими немцами, в результате чего из мечтательного 30-х годов оно превратилось в революционное времён Шевченко. Выросла и окрепла целая партия «мазепинцев», в своей ненависти к Российской империи уступающей, пожалуй, только полякам. Эта условная партия активно использовала имя и поэзию Шевченко в своих деяниях. Символично и то, что созданное Грушевским литературное сообщество, ставшей своеобразной академией для обоснования украинского сепаратизма, получило имя Т. Шевченко. При этом чисто литературные достоинства «великого» поэта невелики. То есть, не то, что их нет вовсе, талант у Шевченко, конечно, есть, но его не хватает для того, чтобы встать в первый ряд поэтов российской империи. Его место - среди хороших, но не великих. Одной из причин, которую называет Меньшиков, стала провинциальность поэта, ограниченность его мировоззрения границами Украины, а провинциалу, не вышедшему за пределы своей провинции, не суждено создать чего-то крупного. Гоголь, променяв полтавскую мову на русскую речь и встав на уровень русского национального духа, стал великим писателем, Шевченко же так и остался внутри тех проблем, которые были актуальны только в локальном пространстве, да, честно говоря, и времени тоже. Есть и ещё некоторые пикантные особенности в личной жизни поэта, жизни, которую представляли как цепь издевательств москалей над несчастным украинским. Между тем, большинство страданий он претерпел от своих земляков. Родной дядя нещадно порол будущее знамя украинофилов, и не он один. Судьба маляра или пастуха ждала Шевченко в родных местах, если бы не помещик Энгельгард, заметивший в хлопце некоторые способности к рисованию и пославший его учиться в Варшаву и в Петербург. Там его опекали Брюллов, Григорович, Венецианов, Жуковский. Парня выкупили из крепостных, дали возможность использовать возможности высшего света. На родине же, в знаменитой тогда Мосевке, Шевченко попал в общество «мочемордия», или, говоря иначе, общество неанонимных алкоголиков. В детстве его секли, теперь он сам начал сечь и драться. Прожил он сорок семь лет, собственными усилиями посодействовав сокращению срока своего пребывания на земле.
Две упомянутые работы совсем небольшие и не должны отпугнуть читателя своим объёмом, а статья Меньшикова вообще прочитывается минут за пять-десять. Но они будут полезны для понимания процессов, которые как будто бы на ровном месте проявились на Украине. Нет, всё это таилось в свёрнутом состоянии в глубинах сознания части украинского общества, которая, к несчастью для остальных, оказалась самой активной и самой деятельной.
---