такие дела, ангел мой.
Идут алкаши бордовые,
Синие синяки вечные.
Бухают лишь измордованные,
Только необеспеченные.
А вы - как будто не с воли.
Завидуете неистово.
Или видели, что ли,
Непьющего журналиста?
Может, писателя трезвого?
Ну, погляди внимательно.
Пока его не зарезали,
Береги писателя.
И еще завидки придумали,
Что москвичи олигархи.
Не знают - в гуме ли, в цуме ли
Тратить свои миллиарды.
До чего предъявы смешные,
Триста лет как несвежие.
Бухают-то коренные,
А не приезжие.
Бухают лишь измордованные,
Только необеспеченные.
Идут алкаши бордовые,
Синие синяки вечные
А вы все - Москва жирует.
Пирует и в ус не дует.
Пока гастролер ворует
И гастарбайтер ворует,
Москвич лежит под забором
Далеко от Родины.
Плюет на него город
И гонит во все стороны.
На окраины злачные,
Не туда, где ребенком
В детский сад на трамвайчике
Ехал таком огромном.
Выгнали всех из города.
Или выгонят скоро.
Бухают лишь измордованные.
А вовсе не воры.
А лето было веселым
После мая угарного.
Мир внезапно стал голым.
А я прятался в армии.
И не видел кошмарика
Советского позднего.
Как пивную "Керамику"
Задавили бульдозером.
Страшно только сначала.
А потом привыкли.
Хорошего мало?
Ну и фиг ли?
"Омут" закрыли - жалко
Домик двухэтажный.
Нет пивной на Полянке.
Невелика важность.
Немного бесит,
Но что поделать?
Все открывались в 10,
А "Омут" в 9.
Идешь неловко,
Лицо роняешь.
И трехрублевку
В метро меняешь
На монеты меняешь,
По 20 копеек монеты...
А зачем, знаешь,
Человек с реки Леты?
Отстань, спаситель,
Не тревожь народы.
Стеклоочиститель.
Розовые воды.
Все же не танки.
Хоть и танки не сладки.
Трехлитровые банки.
Резиновые перчатки.
А танки будут попозже.
Но то совершенно другие
Времена и рожи.
Вот так, дорогие.