Заявление А.Ф. Лосева в Главлит с разъяснениями по поводу содержания «Диалектики мифа»
Титульный лист рукописи «Диалектики мифа» с разрешающим печать штампом Главлита
Прочтя с легким удивлением комментарии, к выборочным цитатам из дополнений к “Диалектике мифа”, решил, что лучше всего для прояснения ситуации дать слово самому Лосеву. Кто как ни автор наилучшим образом пояснит, что же он имел в том, или ином случае? Ну а там уж читатель сам пусть решает насколько Лосев “ гностический фашист”, в какой мере он " идиот" и “ вырос ли гностицизм именно из платонизма”? Далее текст заявления, в котором Лосев пытается объяснить Главлиту свою позицию по поводу дополнений к "Диалектике мифа":
“Заявление
Ввиду запрещения печати нескольких дополнительных глав моего труда «Диалектика мифа и сказки», покорнейше прошу Главлит обратить внимание на следующее.
1. Впервые за много лет своей научно-литературной деятельности я выступаю в этом труде с социологическим, точнее, с социально-экономическим анализом фактов культурной истории. Не считая этот анализ и метод своей специальностью, я раньше избегал им пользоваться в своих печатных работах, хотя в докладах и лекциях чем дальше, тем больше я углублял его в применении к истории философии и искусства. Покорнейше прошу принять во внимание то, что в общественном смысле являлось бы весьма важным событием, что ученый, получивший (правильно или неправильно - другой вопрос) кличку идеалиста, выступает с толкованием мифологии и эстетики с точки зрения их социально-экономического происхождения. В запрещенном дополнении я трактую весь платонизм как порождение специального рабовладельческого общества (стр. 11-12 и 99-111), причем в особой главе доказываю, что это не случайное совпадение, но общество, исповедующее антитезу идеального и реального мира с полнейшей диалектической необходимостью, должно эту антитезу воплощать и экономически, поэтому пользоваться или рабским (как в древности), или крепостным (как в Средние века) трудом. Далее в особой главе я доказываю, что возрожденская мифология и наука построена на ‘базе первоначального накопления, что английская эстетика 17-18 вв. есть признак мануфактурного периода экономики, а французский классицизм по рожден не только условным рационализмом того времени, но и экономикой меркантилизма (стр. 18-19). Кант трактуется как начало пребывания у власти буржуазии (стр. 19-20), а немецкий идеализм диалектически связывается с ростом машинного производства, так как буржуазный индивидуализм в своем крайнем обожествлении субъекта оставляет на долю объективного мира механизированное бытие в виде машины и в виде бесправного и подавленного пролетариата (стр. 19 и сл.). Философия известного идеалиста Гуссерля трактована мною как идеология банкового капитала (причем до меня никто из марксистов не производил этого анализа (стр. 30)), современный формализм и экспериментально-психологическая эстетика - как мелкобуржуазное порождение, и, наконец, современный немецкий идеализм вырастает у меня на базе чистейшего фашизма (стр. 31- 36). Этих примеров я мог бы привести из своей книги десятки. На стр. 37 я пишу: «Социология, не умеющая находить для своих объектов «экономического эквивалента» (Плеханов), такая социология, конечно, не может претендовать на конкретность. Главнейшие исторические эпохи установлены вообще мною по социально-экономическому принципу. Основная триада феодализма (или авторитарной экономики), капитализма (экономика изолированного субъекта, либерализм) и социализма проведена решительно по всей книге, причем эту триаду я нахожу и во всех других культурах, единственно ее только и использую для классификации мифов. Затрагивая еврейский вопрос в связи с каббалистической и талмудической мифологией, я пишу на стр. 289, при ведя несколько десятков цитат из сочинений Маркса: «В этом рассуждении Маркса дана вся та философия истории, вся та мировая «диалектика мифа», которой по священо настоящее исследование. Именно это, и только это самое, я и хочу сказать всей своей книгой. Вот наилучшее резюме всей «Диалектики мифа», и это замечательно просто и ярко сформулировано у Маркса». Я мог бы составить длинный список своих позаимствований у Маркса, и все они касаются нейтральнейших тем моего труда. Если Главлит печатал мои труды, которые не содержали никакого социально-экономического подхода и которые многих заставили признать во мне идеалиста, то это дает мне полное право просить, чтобы мои новые точки зрения, пусть и недостаточные и неверные, но все же находящиеся в плоскости социально-экономической, также дошли до читающей публики. Я не знаю сейчас в СССР такого «идеалиста», который бы столь открыто и ясно, на большом материале на сотнях страниц, применил в своей области принципы классовой борьбы и производства.
2. Во-вторых, я вполне согласен с тем, что большой мифологический материал, который я привлек, способен на первый взгляд произвести неблагоприятное впечатление, в особенности если не иметь в виду материала, вошедшего в основной, уже разрешенный текст, и моего понимания мифа как некоей подлинной и конкретной реальности (см. стр. 66 основного текста). В самом деле, у меня идут то длинные цитаты из различных индийских, греческих, христианских, еврейских и т. д. мифологических текстов, то я углубляюсь в анализ какого-нибудь одного, более сложного мифологического типа и как бы забываю о всем прочем. Я предвидел, что меня могут заподозрить в каких-нибудь мифологических симпатиях и антипатиях, и потому сразу написал на стр. 1 основного текста: «Я прошу не навязывать мне не свойственных мне точек зрения и прошу брать от меня только то, что я даю, т. е. только одну диалектику мифа. Иначе мне нельзя будет заниматься и зоологией, ибо если я стану изучать лягушку и находить диалектическую структуру ее организма и функций этого организма, а также на свою голову начну приводить идеальные примеры лягушечьего организма, то найдутся такие, которые станут упрекать меня в том, что лягушка для меня есть вообще идеал всякой жизни и что я кроме лягушки вообще ничего не при знаю». И в дальнейшем я здесь прошу не приписывать мне никаких симпатий и антипатий в области мифов. Если угодно, я могу после изложения каждого мифологического типа еще раз повторить то же самое. Если Главлит выскажет это пожелание, я сделаю это в каких угодно размерах. Но, мне кажется, достаточно и общего заявления, сделанного мною в начале книги, и нагромождение повторений едва ли было бы целесообразно.
3. В-третьих, я просил бы иметь в виду только то понимание мифа, которое я предлагаю. Основная точка зрения всей книги такова, что для анализа мифа требуется взять все то, что реально представляется данному мифологическому субъекту. С современной точки зрения миф есть выдумка, но с точки зрения самого мифа миф вовсе не есть выдумка, а самое реальное бытие. Всю эту реальность ученый и должен уметь учитывать. Кроме того, миф я понимаю очень широко. Мифическим объектом для меня является все то, к чему мы относимся как к личному и живому. Поэтому новая европейская культура, включая капитализм и социализм, попадает у меня тоже в разряд мифологии. Это обстоятельство, разумеется, может вызвать недоумение. Однако если иметь в виду все мое построение и стоять именно на моей точке зрения, то решительно никакому недоумению не может быть места. Было бы действительно чрезвычайно странно, если бы я, думая, что миф есть фантастическая выдумка, в то же время утверждал бы, что капитализм есть выдумка, а русская революция-фантастическая небылица и плод нашего субъективного воображения. Это было бы чудовищно и, по-моему, даже патологично. Но я в этом совершенно не повинен. Когда я, напр., доказываю (стр. 262), «что одна и та же мифология лежит в основе романтизма, механизма, машинного производства и капиталистической эксплуатации», то это ни в какой мере не значит, что романтизм и механизм есть выдумка, а машинное производство и капиталистическая эксплуатация есть фантастика, просто объективно-сравнительный анализ.
4. В моем труде также есть еще одно обстоятельство, которое способно на первый взгляд породить недоумение - опять-таки благодаря своеобразию взятой мною темы. Рисуя отдельные мифологические типы, я ради полноты изображения рисую также и то, как данный мифологический тип относится ко всем Другим. Покамест я доказываю, что с точки зрения язычества христианство есть пошлый, рабский атеизм и невежество, а с точки зрения христианства язычество есть царство сатаны, - все обстоит благополучно. Но вот когда я дохожу до сопоставления социализма и христианской мифологии, то тут могут подняться очень грозные возражения, в особенности там, где я доказываю, что с точки зрения христианства социализм есть также сатанизм. Но я не знаю, как же можно было бы рассуждать иначе. Неужели социализм как-то совместим с христианской мифологией? Кроме того, не только социализм есть с точки зрения христианства сатанизм, но также и капитализм, все язычество - словом, все то, где нет самого христианства. Кроме этого, когда я рисую социализм в контексте мировой истории, я доказываю, что с его точки зрения само христианство только и может быть на деле тем или другим порождением определенного вида классовой борьбы. Так же обстоит дело и между христианской и еврейской мифологией. С точки зрения христианства еврейство есть сатанизм, а с точки зрения еврейства христианство есть бесплотная фантастическая выдумка. Во всей этой взаимной критике разных мифологий я старался быть совершенно объективным, и, повторяю, относительно каждого мифологического высказывания я могу приписать в текст слова: «Это не мое воззрение, а такого-то мифологического сознания». Что в этом мне принадлежит - это диалектическая последовательность типов мифологии. Но тут я как раз воспользовался общеизвестной триадой Маркса: феодализм, капитализм, социализм - с тою только разницей, что применял ее ко всякой культуре прошлого и ко всякому большому типу мифологии.
5. Наконец, в моих добавлениях к разрешенному тексту книги много материала совершенно разнородного. Так, напр., первая глава содержит общие принципы социально-экономической трактовки мифологии и эстетики. Это - вещь новая в мифологической науке. Хотя я не могу претендовать на звание марксиста, но поскольку я продумал несколько социально-экономических схем в той области, где этих схем не было, постольку, я думаю, было бы интересно подвергнуть это дискуссии. Далее идет большая глава с обзором литературы по мифологии. Я не могу себе представить, чтобы она при внимательном рассмотрении могла быть бы запрещена. Наконец, глава «Из истории имени» представляет собой только собрание материалов по истории магии и библиографию. Там уже совсем нет никаких точек зрения, ни разработки. Тут только голые материалы.
Принимая все это во внимание, я прошу Главлит разрешить мне печатание моей книги «Диалектика мифа и сказки» в целом. Я согласен внести какие угодно по правки, добавления и пояснения, если они понадобятся. Но было бы жаль, если бы пропал для истории русской науки труд, готовившийся несколько лет, - тем более что он рассчитан на самый узкий круг специалистов и против широкого его распространения я стал бы сам возражать, так как для большой аудитории нужен и другой язык, и другой способ построения книги и мифологический материал, специально подобранный для современных потребностей.
А.Ф. Лосев 30/ХII-29 г. Москва”
Лист рукописи «Диалектики мифа» с дополнениями со штампом запрещающий печать
Ну и в целом, читая великие книги, а “Диалектика мифа” безусловно к ним относится, хорошо бы дать себе труд не только их самостоятельно прочесть, но и обязательно постараться понять написанное адекватно авторскому замыслу, и уж только потом выносить свои суждения. Именно к этому призывают и Поварнин, и Адлер в своих работах, посвященных искусство чтения. Ну а кому лень вчитываться в заявление и самостоятельно его разбирать, то можно ознакомиться со статьей Леонида Кациса "А.Ф. Лосев. В.С. Соловьев. Максим Горький. Ретроспективный взгляд из 1999 года", которая даст общее представление и контекст.