Романтизм М.Ю.Лермонтова («Демон», «Мцыри»). (Часть 2-я)
Лермонтов безусловно принимает христианство как традицию, но полемизирует с христианской философией. Через своих лирических героев он вступает в диалог с Богом. Поэт то выступает как богоборец, мятежный романтический Демон, то, как автор «Молитвы», обращается к небесам, то, как юный монах Мцыри, восхищается мировым порядком и гармонией, творец которой - Бог. Таким образом в душе поэта сосуществуют и противоборствуют друг другу принципы христианской религии, церковные догмы и романтическое ощущение мироздания. Предметом философских размышлений стала для Лермонтова библейская символика с ее антитезами райского сада и адской бездны, блаженства и проклятия, невинности и грехопадения. В центре этих оппозиций - человек. Обладая свободной волей, он вправе сам выбирать свою дорогу, свою судьбу. Этот выбор всегда трагичен, так как трагична сама жизнь смертного человека. Ощущение неотвратимой гибели, бессмысленности, бесцельности бытия приводит к тому, что конфликт обречённого человека с противодействующими ему силами становится принципиально неразрешим.
Романтические образы Демона и Мцыри во многом схожи. Однако по словам Ю.М. Лотмана «…нельзя не заметить коренной разницы в построении образов Демона и Мцыри. Разница между этими образами качественная : Демон зол по природе - приобщение к добру для него возможно лишь путем внутреннего перерождения, изменения своей сущности. Поэтому трагический конфликт перенесен извне (герой - действительность) вовнутрь (добро и зло в сердце героя). Злая природа героя - не в вульгарном стремлении к «плохому» при возможности «делать добро». Трагичность Демона - в невозможности добра, к которому он искренне стремиться… Зло и одиночество - совсем не добровольный идеал «души великой»; это её проклятье, преодолеть которое он тщетно стремиться» (13). Таким образом, Демон не просто странник, обречённый на одиночество, он изгнанник в своём абсолютном значении - «дух изгнанья», которому нет места ни на земле, ни на небе.
Мцыри добровольно обрекает себя на изгнание. Одиночество героя является выбором его свободной воли. Это уже не романтизм безысходности и одиночества, а романтизм жизни. Не тягостное обречённое существование, а жажда впечатлений, полноценная бурная жизнь. Три дня такой жизни стоит для Мцыри долгой и спокойной жизни в монастыре.
…………пускай в раю,
в святом, заоблачном краю
мой дух найдёт себе приют…
увы! - за несколько минут
между крутых и тёмных скал,
где я в ребячестве играл,
я б рай и вечность променял… (10)
Слова Мцыри к старику напоминают слова пушкинского Самозванца в «Борисе Годунове» к своему наставнику:
Как весело провел свою ты младость!
Ты воевал под башнями Казани,
Ты рать Литвы при Шуйском отражал,
Ты видел двор и роскошь Иоанна!
Счастлив! а я от отроческих лет
По келиям скитаюсь, бедный инок!
Зачем и мне не тешиться в боях,
Не пировать за царскою трапезой?
Успел бы я, как ты, на старость лет
От суеты, от мира отложиться,
Произнести монашества обет
И в тихую обитель затвориться. (17)
Но лермонтовский герой не столь прагматичен, его душа слишком обнажена и ранима. Мцыри не может обвинять кого-либо, он может только сожалеть о себе, о своей жизни:
……………Знал ли ты?
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей… (10)
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл: ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, - я также мог бы жить! (10)
В поэме «Мцыри» отсутствуют богоборческие настроения. Здесь Бог - создатель мировой гармонии. Несмотря на смятение души, на жажду свободы, Мцыри чужд ненависти. В то же время любовь - это естественное состояние его души. Любовь к свободе, к жизни, к божественному миру. Сцена встречи с молодой грузинкой передаёт жажду земной любви, стремление к ней. Невозможность такой любви не озлобляет героя. Он предпочитает унести воспоминания об этой встрече с собой в могилу, а не отказаться от них:
Воспоминанья тех минут
Во мне, со мной пускай умрут. (10)
Любовь в традиции романтизма трагична и мучительна. Однако, несмотря на свою губительность, она противостоит ненависти и смерти и соотносится с вечностью.
Вероятно с течением жизни у Лермонтова меняется отношение к любви, к её значимости. В первых редакциях «Демона» душа соблазнённой Демоном монахини остаётся потерянной для рая и ангела:
Вот тихо над крестом склонился,
Казалось, будто он молился
За душу девы молодой.
Увы! Напрасные моленья,
Её страстям уж нет прощенья… (10)
В позднем творчестве поэта любовь и страдания открывают дорогу в рай. В последней редакции ангел говорит Демону, унося в рай душу Тамары:
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои…
Она страдала и любила -
И рай открылся для любви! (10)
Демон презрительно относится к земной любви. Она для него мимолетная страсть на фоне вечности:
Без сожаленья, без участья
Смотреть на землю станешь ты,
Где нет ни истинного счастья,
Ни долговечной красоты,
Где преступленья лишь да казни,
Где страсти мелкой только жить;
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.
Иль ты не знаешь, что такое
Людей минутная любовь?
Волненье крови молодое, -
Но дни бегут и стынет кровь! (10)
Через восемьдесят лет Александр Блок в стихотворении «Демон» напишет:
Ты знаешь ли, какая малость
Та человеческая ложь,
Та грустная земная жалость
Что дикой страстью ты зовёшь? (3)
У Демона стремление к любви - это стремление к утраченной гармонии, к потерянному раю. Но судьба, предназначенная Демону, не позволяет герою вырваться из круга ненависти и отверженности.
Судьба, рок, фатум играют в судьбах романтических героев одну из важнейших ролей. Демон и Мцыри пытаются вырваться за пределы предназначенного судьбой, но в результате возвращаются в исходную точку, замкнув круг. Осознание бесполезности противостояния судьбе приводит героев к различным по своей сути выводам. Демон возвращается к состоянию отверженного озлобленного существа, враждебного миру. Он проклинает свои «мечты безумные» и остаётся в надменном одиночестве. Мцыри, который и раньше никому «не делал зла», и теперь перед смертью, несмотря на крушение надежд, никого не винит и не проклинает, прерывая таким образом круг ненависти и мести.
Значению символа в романтической традиции стоит уделить особое внимание. Лермонтов в значительной степени использовал эту особенность романтизма, раскрывая с помощью слов невидимое глазу существование образов, понятий, явлений. Романтики часто использовали определённого рода клише при создании символических построений и различного рода метафор. Безусловно Лермонтов в полной мере пользовался подобными клише, однако облекал их в поэтическую форму, свойственную только ему, и наполнял её новым смыслом. Так по мнению И.Ф. Анненского, у Лермонтова «красота, как одна из форм жизни, являлась прежде всего вызовом. Символы Лермонтова вообще кажутся тревожными, и почти всегда в них таится угроза и вызов сильному или хотя бы только отважному врагу» (11)
Место действия поэм также имеет символический смысл. Использование кавказских имён, названий, таких слов как «осетин», «чухи», «чингар», «сакля», «чадра» и др., создаёт определённый восточный колорит. Для Лермонтова Кавказ - символ вольности, некий иной мир, в котором если и нельзя достичь полной гармонии, то возможно хотя бы прикоснуться к ней. Сбегая из монастыря, Мцыри стремиться:
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы. (10)
Крушение надежд, недоступность вольного мира прекрасно передаётся в обеих поэмах сценами запустения, которые относятся к современности, ко времени рассказа, в то время как сами истории относятся к временам «волшебных дней» и «славы прошлой»:
…………Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас. (10)
И там метель дозором ходит,
Сдувая пыль со стен седых,
То песню долгую заводит,
То окликает часовых;
Услыша вести в отдаленье
О чудном храме, в той стране,
С востока облака одне
Спешат толпой на поклоненье… (10)
Множество значений вбирает в себя столь любимый романтиками образ пустыни. Так мир становится для Демона после падения пустыней и такая же пустыня царит в его отверженной душе. Уже в первой редакции (1829 г.) поэт пишет:
Сражён стрелою громовой,
Он прямо высится главой
И презирает бурь порывы,
Пустыни сторож молчаливый.
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нём пусто, пусто: как в пустыне. (10)
В последней редакции текст становится менее вычурный и помпезный, более лаконичный и философский:
Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта… (10)
Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук… (10)
В рассказе Мцыри о схватке с барсом также используется этот образ для создания атмосферы неприкаянности, дикости, чуждости:
И был я страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик… (10)
Частое использование слов, свойственных романтической традиции, характерно для первого этапа творчества Лермонтова. Впоследствии, в годы перехода от юношеской лирики к зрелой (1833-1836 гг.), количество таких слов в произведениях поэта сокращается, как сокращается и количество самих произведений. После 1836 года, в поздний период творчества, Лермонтов вновь берётся за перо и, хотя количественно юношеская лирика значительно превосходит зрелую, качественно заметно уступает ей. Однако слова «свобода», «воля», «демон» и их производные остаются востребованными поэтом до конца жизни.
При создании стихотворных портретов, характеров, Лермонтов акцентирует внимание читателя на особенностях образа. Например, образ Тамары передаётся через пластику танца:
То вдруг помчится легче птицы,
То остановится, глядит -
И влажный взор её блестит
Из-под завистливой ресницы;
То чёрной бровью поведёт,
То вдруг наклонится немножко,
И по ковру скользит, плывет
Её божественная ножка… (10)
Описание красоты княжны даётся не напрямую, а через отрицание подобного:
Властитель Персии златой
И ни единый царь земной
Не целовал такого ока;
Гарема брызжущий фонтан
Ни разу жаркою порою
Своей жемчужною росою
Не омывал подобный стан!
Ещё ничья рука земная,
По милому челу блуждая,
Таких волос не расплела;
С тех пор как мир лишился рая,
Клянусь, красавица такая
Под солнцем юга не цвела. (10)
При этом создаётся невероятно пластичный, ускользающий, прекрасный образ.
Фантастичность Демона выражена поэтом с помощью описаний, создающих призрачный и зыбкий, но в то же время могущественный и яркий образ:
Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
К её склонился изголовью… (10)
Он был могущ, как вихорь шумный,
Блистал, как молнии струя… (10)
Характер и пластика Мцыри передаётся Лермонтовым через описание действий, а не внешности:
Тогда к потоку с высоты,
Держась за гибкие кусты,
С плиты на плиту я, как мог,
Спускаться начал. Из-под ног
Сорвавшись, камень иногда
Катился вниз - за ним бразда
Дымилась, прах вился столбом;
Гудя и прыгая, потом
Он поглощаем был волной;
И я висел над глубиной,
Но юность вольная сильна,
И смерть казалась не страшна! (10)
Широко используя антитезы, Лермонтов усиливает противоречивость характеров героев, конфликт с окружающим миром. Мцыри одновременно и «воин», и «монах», для описания действий которого используются слова и «бой», и «молитва». Мцыри, который является частью природы и в то же время как человек противостоит ей, «сражается в объятиях» с барсом, что передаёт не только конфликт с внешним миром, но и душевный конфликт героя. Те же цели достигаются при сочетании антонимов в текстах поэта:
Спастись от думы неизбежной
И незабвенное забыть! (10)
Необходимую атмосферу в поэмах Лермонтов создаёт используя также возможности стихосложения и динамику текста. Например в сцене битвы Мцыри с барсом, описанной в семнадцатой и восемнадцатой строфах, расположение первых четырёх стихов этих строф практически симметрично. Но за счёт особенностей строения текста создаётся различная динамика происходящего и настроение. В первом случае это настроение ожидания.
Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон,
Раздался вдруг… (10)
Усиливает это впечатление наличие знаков препинания, количество которых постепенно уменьшается, ускоряя действие. И наконец «Бой закипел, смертельный бой!». После этого динамика стиха меняется. Плавный и динамичный, не прерываемый знаками препинания, рассказ о битве заставляет почувствовать нервное напряжение этой сцены. Ритмика фраз как будто служит отбивкой действию.
Ко мне он кинулся на грудь;
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье… (10)
Обе поэмы написаны четырехстопным ямбом. Однако в «Демоне» идёт чередование мужских и женских рифм, что обеспечивает певучесть и размеренность сказания. В «Мцыри» использование только мужских рифм (за исключением песни рыбки) не только усиливает динамику, но и приводит к эффекту единого повествования - исповеди рассказчика. «Мцыри» явилась итогом полосы экспериментов первой четверти XIX века по использованию мужских рифм, начатого с перевода Жуковским «Шильонского узника» Байрона с сохранением сплошных мужских рифм оригинала. Отсутствие женской рифмы обеспечивает плавный переход к следующему стиху, начинающемуся с традиционного для ямба безударного слога. Таким образом, чередование ударных и безударных слогов переходит из одного стиха в другой.
Изменение стихотворного размера в процессе повествования несёт определённую смысловую нагрузку. В «Мцыри» таким местом является песня рыбки, написанная урегулированным разностопным размером (четырехстопный и трехстопный ямб). Этот эпизод выпадает из общей динамики произведения. Умиротворяющая песня полна спокойным мёртвым бездействием и манит холодом воды, при этом сон отождествляется со смертью. Таким образом вечный холодный покой противопоставляется короткой, но действенной и яркой жизни:
Усни, постель твоя мягка,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года, пройдут века
Под говор чудных снов. (10)
Ту же смысловую нагрузку несёт отрывок из «Демона», написанный четырехстопным хореем. Обращаясь к Тамаре, оплакивающей жениха, Демон успокаивает её, рассказывая об ином мире, свободном от земных желаний, горестей и радостей:
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада.
Час разлуки, час свиданья -
Им ни радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль. (10)
В «Демоне» для выделения смысловых отрывков Лермонтов использует не только изменение размера, но и различные виды строф - четырехстишные строфоиды, многостишья. Примером может служить монолог Демона «Клянусь я первым днём творенья…» (6)
В критической литературе часто говорится о звуковом символизме Лермонтова - использовании «устойчивых психологических ассоциаций, связанных с артикуляцией и акустикой отдельных звуков: о и у явно ощущаются им как звуки «мрачные», и и у как «напряженные» и т.п.» (11). Примером подобного символизма может служить гласные четвёртых стоп в приведённых выше цитатах из эпизода боя с барсом.
В поэмах существенное значение имеет различие между текстом повествования и монологами героев. Слово повествователя абсолютно неэмоционально. Это текст наблюдателя, обладающего неограниченным знанием прошлого и будущего, земного и небесного, и бесстрастно констатирующего происходящие события. В то же время слова героев предельно эмоциональны и являются отражением внутренних душевных переживаний. Через противопоставление и взаимодействие этих двух позиций проявляется позиция самого автора, его отношение к происходящему, авторская оценка событий и персонажей.
Использование Лермонтовым большого количества всевозможных приёмов для создания необходимого эффекта приводит к многоплановости произведений, к уникальной и сложной системе образов и понятий.
Отождествляя себя с героями своих произведений, Лермонтов часто пытается через них найти ответы на мучившие его вопросы. Поиск гармонии мироздания и осознание тщетность обрести её, стремление к идеалу и невозможность его достичь не позволяет поэту дать однозначные ответы. С самых ранних лирических произведений и на протяжении всего творческого пути Лермонтов стремится преодолеть противоречия в собственной душе и обрести веру и покой.
В процессе развития лермонтовской лирики происходит переосмысление романтических проблем. Если в начале творчества поэт придерживается общепринятых романтиками принципов, то в конце жизни его произведения становятся отражением собственных душевных переживаний и духовных исканий. Внутренний психологический конфликт с миром Лермонтов переносит на страницы своих произведений. Этот конфликт так и не получает своего решения даже в поздний период, когда лирика Лермонтова становится менее воинственна. Возможно, неким решением конфликта, примирением с миром являются слова Мцыри перед смертью: «И никого не прокляну!». К подобному решению приводит осознание собственной беспомощности перед судьбой и принятие своей судьбы как части мировой гармонии. Предчувствие этого понимания обнаруживается уже в ранней лирике и в течение жизни обретает устойчивую форму:
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня,
И ум мой озарять он станет
Лучом чудесного огня;
Покажет образ совершенства
И вдруг отнимет навсегда
И, дав предчувствия блаженства,
Не даст мне счастья никогда. (10)
Библиография:
1. Байрон Дж.Г. Стихотворения, поэмы, драматургия. М., 1997.
2. Библия
3. Блок А. Избранные произведения. Л.. 1970.
4. Бодлер Шарль. Цветы зла. СПб., 1999.
5. Вольтер. Собрание сочинений. Белый бык. М., 1998.
6. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. М., 2000.
7. Гейне Генрих. Лорелея. СПб., 1999.
8. Гюго Виктор. Труженики моря. Роман. Стихи. М., 1977.
9. Данте. Божественная комедия. СПб., 1999.
10. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений. М., 1976.
11. Лермонтовская энциклопедия. М., 1999.
12. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996.
13. Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997.
14. Лотман Ю.М. Семиосфера. Культура и взрыв. СПб., 2000.
15. Мильтон Джон. Потерянный Рай. СПб., 1999.
16. Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1., М., 1991.
17. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. Т. 5. Л., 1978.
18. Я связь миров. Философская лирика русских поэтов XVIII - начала XX веков. М., 1989.