Еще немножечко про родню
Долгий текст о всяком-разном.
От смирновской родни у меня немного.
Рецессивным оказался ген прямого смирновского носика супротив доминантного соловьевского, не свезло мне с ним. Зато достался смирновский лоб, на котором можно орехи колоть, светлые глаза, да скулы. От тяжеловатого для женщины подбородка как-то удалось отбояриться еще на этапе гомозиготы. Так что я не в претензии.
На фотографиях 40-го года моя смирновская родня: двоюродные дед с бабкой, Александр Николаевич и Анна Николаевна, брат и сестра моей родной бабушки, Марии Николаевны. Двоюродная бабка - Анна Николаевна - блокадница. Выжила. Я ее не застала, она умерла задолго до моего рождения, знаю только, что жила в Стрельне, отец рассказывал - домик у нее там был. Я уже говорила, что какого москвича не копни - непременно питерские корни обнаружатся: или дед в Питере проездом был, или бабка в Ленина стреляла. Ну, собственно и вот. На фотографии бабушке лет 30, но выглядит старше, да и снята не слишком удачно - подбородок сам по себе тяжеловат, а кажется еще тяжелее. Основательная женщина, но мне нравится. Зато носик (ох уж мне этот прямой смирновский носик, прям беда и мечта моя) хорош и прозрачные глаза, и брови по моде выщипаны в ниточку, и губы тонкие подкрашены, и скулы высоки. "Продолговатый и твердый овал Черного платья раструбы Юная бабушка.." Цветаева не про нее писала, нет конешно. И губы у бабки не надменные и порода крестьянская. И почем я знаю, кто ее целовал.
На обороте трогательная надпись: получено 30/VII 1940 г. Понимаете? 73 с лишним года назад моя двоюродная бабка пошла и сфотографировалась и получила фотографию, и возможно подарила кому-то фотографическую карточку, а я, двоюродная внучка моей бездетной бабушки смотрю сейчас на нее и думаю о ней. Я не знаю какой она была - доброй ли, умной, это неважно, но часто думаю о времени.
Дед. О, дед не менее хорош. Капитан-танкист, закончил танковое училище (то ли в Питере, то ли в Ярославле, отец в показаниях путается), служил в Ровно, где, собственно и война застала.
В начале войны ему, можно так сказать, повезло - подбили. Другой бы сгорел смертью храбрых в танке с бензиновым движком, но деду удалось выбраться через нижний люк. Контузия. Плен. В начале войны немец еще не осатаневший был и все ему казалось легко и быстро: конец войны близко, через месяц-полтора в Москве на губной гармонике Хорста Весселя играть будем. (Хрен ему, как мы все знаем). Поэтому деда, как офицера, не расстреляли, а отправили в Австрию работать на бауэра. Кормили плохо, охраняли хорошо. Однако у деда шесть побегов было. ШЕСТЬ. Все шесть раз ловили, но не казнили: дед приводил странный довод - за арийскую внешность, да и работник был отменный, пробросаешься таких вешать. После шестого раза предупредили - хорош, Александр Николаич, сбегать от бауэра, заманал уже. В следующий раз повесим, не пулю же на тебя тратить, время сам знаешь какое.
В конце войны условия изменились (Австрию же наши освобождали, не союзники, помним, да?) бауэр кормить стал лучше, а охранять из рук вон плохо: боялся что убьют-сожгут, а не сбегут. Избежать уже советских лагерей, как военнопленному, деду помог бывший однокашник - отдельная на то история. Потом расскажу.
Такие дела.
Ну и фотографии, ради чего собственно, все и затевалось.
От смирновской родни у меня немного.
Рецессивным оказался ген прямого смирновского носика супротив доминантного соловьевского, не свезло мне с ним. Зато достался смирновский лоб, на котором можно орехи колоть, светлые глаза, да скулы. От тяжеловатого для женщины подбородка как-то удалось отбояриться еще на этапе гомозиготы. Так что я не в претензии.
На фотографиях 40-го года моя смирновская родня: двоюродные дед с бабкой, Александр Николаевич и Анна Николаевна, брат и сестра моей родной бабушки, Марии Николаевны. Двоюродная бабка - Анна Николаевна - блокадница. Выжила. Я ее не застала, она умерла задолго до моего рождения, знаю только, что жила в Стрельне, отец рассказывал - домик у нее там был. Я уже говорила, что какого москвича не копни - непременно питерские корни обнаружатся: или дед в Питере проездом был, или бабка в Ленина стреляла. Ну, собственно и вот. На фотографии бабушке лет 30, но выглядит старше, да и снята не слишком удачно - подбородок сам по себе тяжеловат, а кажется еще тяжелее. Основательная женщина, но мне нравится. Зато носик (ох уж мне этот прямой смирновский носик, прям беда и мечта моя) хорош и прозрачные глаза, и брови по моде выщипаны в ниточку, и губы тонкие подкрашены, и скулы высоки. "Продолговатый и твердый овал Черного платья раструбы Юная бабушка.." Цветаева не про нее писала, нет конешно. И губы у бабки не надменные и порода крестьянская. И почем я знаю, кто ее целовал.
На обороте трогательная надпись: получено 30/VII 1940 г. Понимаете? 73 с лишним года назад моя двоюродная бабка пошла и сфотографировалась и получила фотографию, и возможно подарила кому-то фотографическую карточку, а я, двоюродная внучка моей бездетной бабушки смотрю сейчас на нее и думаю о ней. Я не знаю какой она была - доброй ли, умной, это неважно, но часто думаю о времени.
Дед. О, дед не менее хорош. Капитан-танкист, закончил танковое училище (то ли в Питере, то ли в Ярославле, отец в показаниях путается), служил в Ровно, где, собственно и война застала.
В начале войны ему, можно так сказать, повезло - подбили. Другой бы сгорел смертью храбрых в танке с бензиновым движком, но деду удалось выбраться через нижний люк. Контузия. Плен. В начале войны немец еще не осатаневший был и все ему казалось легко и быстро: конец войны близко, через месяц-полтора в Москве на губной гармонике Хорста Весселя играть будем. (Хрен ему, как мы все знаем). Поэтому деда, как офицера, не расстреляли, а отправили в Австрию работать на бауэра. Кормили плохо, охраняли хорошо. Однако у деда шесть побегов было. ШЕСТЬ. Все шесть раз ловили, но не казнили: дед приводил странный довод - за арийскую внешность, да и работник был отменный, пробросаешься таких вешать. После шестого раза предупредили - хорош, Александр Николаич, сбегать от бауэра, заманал уже. В следующий раз повесим, не пулю же на тебя тратить, время сам знаешь какое.
В конце войны условия изменились (Австрию же наши освобождали, не союзники, помним, да?) бауэр кормить стал лучше, а охранять из рук вон плохо: боялся что убьют-сожгут, а не сбегут. Избежать уже советских лагерей, как военнопленному, деду помог бывший однокашник - отдельная на то история. Потом расскажу.
Такие дела.
Ну и фотографии, ради чего собственно, все и затевалось.