Про приезжающих и уезжающих
Около трех лет назад один мой заказчик сказал: "Да что вы, я же вижу, вы надолго тут не задержитесь. Куда уместнее будете смотреться в европейском контексте". Для сомневающихся подчеркну, что это был комплимент, по крайней мере, я его услышала именно так. Хотя этот человек вовсе не из разряда надовалить. Я тогда улыбалась в ответ и настаивала на обсуждении технического задания.
В начале лета мы гуляли где-то в районе местной Кубы, третий год открываем лето именно там. Я смотрела на екатеринбургский скайлайн и думала о том, что я как-то незаметно оказалась в образе девочки, которая всех гостеприимно встречает в родной деревне. Нет-нет, дело вовсе не в Екатеринбурге: у нас замечательный, большой, живой, перспективный город. Все, что я хочу, я могу получить онлайн в любом объеме: слушать лекции, учиться, работать, изучать языки и даже посещать музеи.
Девочка в родной деревне - это, скорее, художественный образ.Она остается, что бы ни случилось. Ее однокашники-друзья разлетелись по миру и областным центрам (столицам). Когда они приезжают навестить стариков, она с радостью встречается с ними, устраивает дружеские экскурсии по местам былой славы и показывает, как преображается деревня. Открыв рот, слушает о приключениях где-то там. Она умеет разговаривать с иностранными мужьями своих подруг, поскольку хорошо училась в школе и вообще собирается выучить третий-четвертый язык. Она знает, как правильно реагировать, когда подруги, отметившие 10 лет за пределами родной деревни, забывают подходящие русские слова. Она умеет корректно промолчать на псевдо-сочувственное "Ох, тяжело, наверное, вам?". Она просто очень рада, что они пока еще приезжают.
Иногда, бывает, и она едет в гости, достав из кладовки парадные туфельки и платье. Туда, на что уже удалось заработать. Для иностранных друзей своих друзей, теперь уже тоже иностранных, она немножко экзотична: ее английский с изрядным уральским акцентом, ее истории только подтверждают (или только опровергают - тут по ситуации) то, что пишут о ее деревне в газетах, и нет, она не пьет, вопреки всем возможным стереотипам.
Она просто сама не заметила, как друзей-знакомых в деревне почти не осталось. Кто-то лет десять назад уехал учиться за границу с надеждой остаться (надежды сбылись, ура!). Кто-то уезжает сейчас - теперь едут чаще в столицы, хотя есть и те, кто в возрасте под тридцать ищет себя по всему миру. Она переписывается со всеми: имейл, скайп, уотсапп, фейсбук - какие еще аккаунты завести, чтобы прикрыть хоть немножко эти дыры внутри, которые оставляют те, кто так далеко - а вместе с интернетом так близко?
А может, ей просто завидно, ведь и ей всегда хотелось поискать себя где-то еще, не только в своей деревне. И это она ведь всегда была той самой - подающей такие надежды. Она мечтала о стажировках, волонтерских проектах, общении и творчестве. А оказалось, что она слишком закрыта для всего этого, вполне в духе своей деревни. Что это здесь она подающая надежды, и этот статус пребудет с ней до первых седых волос и морщинок. И что на поиски себя нужна не только смелость (этого, допустим, достаточно), но и поддержка целого набора близких, которая ограничивается, все же, только деревней.
Она это все знает, она это уже поняла, хотя пока не приняла. Просто неизбежно наступает лето, сезон отпусков, когда потихоньку приезжают в деревню друзья-однокашники. Или зовут к себе. Или устраивают торжества где-то за тридевять земель. И она всех встречает в своей деревне, хвастливо рассказывает о странных закоулках, типа местной Кубы, куда никто из них с ней, конечно, уже не поедет. Они же только на недельку. У них план по родственникам и времени с родными. Все правильно. Это теперь ее деревня. Ее и тех, кто с ней рядом, а не тех, кто уехал.
В начале лета мы гуляли где-то в районе местной Кубы, третий год открываем лето именно там. Я смотрела на екатеринбургский скайлайн и думала о том, что я как-то незаметно оказалась в образе девочки, которая всех гостеприимно встречает в родной деревне. Нет-нет, дело вовсе не в Екатеринбурге: у нас замечательный, большой, живой, перспективный город. Все, что я хочу, я могу получить онлайн в любом объеме: слушать лекции, учиться, работать, изучать языки и даже посещать музеи.
Девочка в родной деревне - это, скорее, художественный образ.Она остается, что бы ни случилось. Ее однокашники-друзья разлетелись по миру и областным центрам (столицам). Когда они приезжают навестить стариков, она с радостью встречается с ними, устраивает дружеские экскурсии по местам былой славы и показывает, как преображается деревня. Открыв рот, слушает о приключениях где-то там. Она умеет разговаривать с иностранными мужьями своих подруг, поскольку хорошо училась в школе и вообще собирается выучить третий-четвертый язык. Она знает, как правильно реагировать, когда подруги, отметившие 10 лет за пределами родной деревни, забывают подходящие русские слова. Она умеет корректно промолчать на псевдо-сочувственное "Ох, тяжело, наверное, вам?". Она просто очень рада, что они пока еще приезжают.
Иногда, бывает, и она едет в гости, достав из кладовки парадные туфельки и платье. Туда, на что уже удалось заработать. Для иностранных друзей своих друзей, теперь уже тоже иностранных, она немножко экзотична: ее английский с изрядным уральским акцентом, ее истории только подтверждают (или только опровергают - тут по ситуации) то, что пишут о ее деревне в газетах, и нет, она не пьет, вопреки всем возможным стереотипам.
Она просто сама не заметила, как друзей-знакомых в деревне почти не осталось. Кто-то лет десять назад уехал учиться за границу с надеждой остаться (надежды сбылись, ура!). Кто-то уезжает сейчас - теперь едут чаще в столицы, хотя есть и те, кто в возрасте под тридцать ищет себя по всему миру. Она переписывается со всеми: имейл, скайп, уотсапп, фейсбук - какие еще аккаунты завести, чтобы прикрыть хоть немножко эти дыры внутри, которые оставляют те, кто так далеко - а вместе с интернетом так близко?
А может, ей просто завидно, ведь и ей всегда хотелось поискать себя где-то еще, не только в своей деревне. И это она ведь всегда была той самой - подающей такие надежды. Она мечтала о стажировках, волонтерских проектах, общении и творчестве. А оказалось, что она слишком закрыта для всего этого, вполне в духе своей деревни. Что это здесь она подающая надежды, и этот статус пребудет с ней до первых седых волос и морщинок. И что на поиски себя нужна не только смелость (этого, допустим, достаточно), но и поддержка целого набора близких, которая ограничивается, все же, только деревней.
Она это все знает, она это уже поняла, хотя пока не приняла. Просто неизбежно наступает лето, сезон отпусков, когда потихоньку приезжают в деревню друзья-однокашники. Или зовут к себе. Или устраивают торжества где-то за тридевять земель. И она всех встречает в своей деревне, хвастливо рассказывает о странных закоулках, типа местной Кубы, куда никто из них с ней, конечно, уже не поедет. Они же только на недельку. У них план по родственникам и времени с родными. Все правильно. Это теперь ее деревня. Ее и тех, кто с ней рядом, а не тех, кто уехал.