Фаулз и Мамардашвили о смерти
Функция смерти - привносить в жизнь напряжение; и чем больше мы увеличиваем продолжительность и безопасность индивидуального существования, тем больше мы лишаем жизнь ее напряженности. Все, что доставляет нам удовольствие, окрашено легким, но жутковатым привкусом последней трапезы осужденного на казнь, - это как эхо интенсивности чувств поэта, который знает, что дни его сочтены, или молоденького солдата, которому не суждено вернуться из боя.
Каждое испытаное нами наслаждение утрачено навсегда; каждый прожитый день - это оторванный листок календаря. И мы никак не желаем принять того, что радость этого дня и его мимолетность - вещи неразрывные. И если наше существование стоит того, чтобы его продолжать, так это потому, что его ценность и его продолжительность столь же нерасторжимы, как время и пространство в релятивистской математике.
Наслаждение - это продукт смерти, а не бегство от нее.
Все, что мы видим вокруг нас, служит метафорой смерти. Любое ограничение, любое измерение, любой конец любого пути - это смерть. Даже зрение есть смерть, так как существует точка, за которой мы уже ничего не видим и наше зрение умирает; там, где наши возможности исчерпываются, умираем и мы.
Время - это плоть и кровь смерти. Смерть - это не скелети и не череп, это часовой циферблат; солнце, мчащееся сквозь облако разреженного газа. С момента, когда вы начали читать это предложение, частичка вас уже умерла.
Смерть вмещает меня в себя, подобно тому, как вмещает меня в себя моя кожа. Не будь смерти, я не был бы тем, чем я есть. Смерть - это не зловещая дверь, к которой я неспеша направляюсь; это само мое движение к ней.
Чем более абсолютной представляется смерть, тем подлиннее становится жизнь.
----
Жизнь - есть усилие во времени. То есть нужно совершать усилие, чтобы оставаться живым. Мы ведь на уровне нашей интуиции знаем, что не всё живо, что кажется живым. Многое из того, что мы испытываем, что мы думаем и делаем, - мертво. Мертво - потому что подражание чему-то другому - не твоя мысль, а чужая. Мертво, потому что - это не твоё подлинное собственное чувство, а стереотипное, стандартное, не то, которое ты испытываешь сам. Нечто такое, что мы только словесно воспроизводим, и в этой словесной оболочке отсутствует наше подлинное, личное переживание.
Мертвое существует, не после того, как мы умрём, - мёртвое участвует в нашей жизни, является частью нашей жизни. Философы всегда знали, что жизнь в каждое мгновение переплетена со смертью. Смерть не наступает после жизни - она участвует в самой жизни. В нашей душевной жизни всегда есть мёртвые отходы или мёртвые продукты повседневной жизни. И часто человек сталкивается с тем, что эти мёртвые отходы занимают всё пространство жизни, не оставляя в нём место для живого чувства, для живой мысли, для подлинной жизни. Для каждого нашего жизненного состояния всегда есть дубль. Мёртвый дубль.
Ведь вы на опыте знаете, как трудно отличить нечто, что человек говорит словесно - не испытывая, от того же самого, но - живого. Почему трудно? Потому что слова одни и те же. И вы, наверное, часто находились в ситуации, когда, в силу какого-то сплетения обстоятельств, слово, которое у вас было на губах , вы не произносили, потому что в то же самое мгновение, когда вы хотели его сказать, чувствовали, что сказанное будет похоже на ложь. Когда вы молчите - то в том числе по тому, что сказанное уже от вас не зависит, оно попало в какой-то механизм и совпадает с ложью (хотя оно может быть правдой) ...поскольку обозначения одни и те же и, самое главное, внутренняя граница между ложью и истиной, не существует внешне (не существует в словах и предметах; предметы лжи и истины похожи, неотличимы), предоставлена целиком какому-то особому внутреннему акту, который каждый совершает на собственный страх и риск. Этот акт можно назвать обострённым чувством сознания.