(no subject)
Доджь лил не стихая вторую неделю. От холода и высокой влаги, все пространство было пропитано крошечными каплями и казалось, что мир поглотила вода. За серостью и темнотой почти не было видно ничего, кроме размытых фигур, которые бродили бесцельно, неуклюже переваливаясь. Это были утопленники, которые по привычке продолжали ходить, раздутые от воды и мертвенно-белые. Они подходили к домам и смотрели в окна своими водянистыми глазами, стучали в двери, но им никто не открывал. Отголоски прежней жизни, они не были интересны оставшимся в живых и только один сумасшедший мужчина собирал их в толпу и вел хоронить. Утопленники послушно следовали за ним, буряля и булькая о чем-то мертвом-своем, и их покорность была похожа на окружающее пространство, оглушенно-затихшее под натиском бурной стихии. Безумец хоронил мертвецов, загоняя их в огромные овраги и засыпая песком, но вода размывала ненадежные могилы и утопленники снова бродили по городу, теперь уже совсем не имея никакой цели. Некоторые пока еще живые люди присоединялись к ним, потому что тоже не видели выхода и не ждали спасения. Им казалось, что находясь среди мертвецов, жизнь не так страшна и опасна. Отупевшие от страха люди все чаще сбивались в толпы и ходили неровным строем по колени в воде. Перемешавшись с мертвецами, они часто брели, поддерживая друг друга и только неживая бледность и следы разложения позволяли понять, кого жизнь не успела покинуть. Оставшиеся сиротами дети отыскивали своих утопших родителей и как волчьи щенки, испуганно, жмущиеся к убитой охотником и остывшей матери-волчице, боялись отходить от родных, но понимали, что родители их больше не защитят. Обессилевшие мертвецы сдавались воде, ложились лицами вниз и позволяли потокам унести себя в неизвестность. Даже остывшие мысли утопленников иногда обращались к хмурому небу, затянутому километровым туманом, и замороженные зрачки всматривались вверх, надеясь отыскать спасение. Небо отвечало бесконечным дождем и утонувшие люди затихали, не услышав ответа. Их набухшие разложением и водой тела были уродливо одинаковы и черты многочисленных лиц стирались как акварельные кляксы. Неразличимые друг для друга, мертвецы утрачивали связь со своим прошлым и только огромные ритуальные костры, которые оставшиеся в живых люди жгли на крышах, приносили покой их узмученным влагой телам и душам. В небо взмывало множество огней, похожих на факелы газовых скважин, в которых земля возносила на небо жертвенный дым, моля о спасении. Подсвеченное размытыми в тумане огнями, небо мерцало и угрожающе багровело. Оставшиеся живыми люди с надеждой смотрели вверх, ожидая знака или спасительного сигнала. Вместе с ними тысячи мервых глаз смотрели в небо и на пылающие огни, видя в светящейся плазме прекращение бессмысленного послесмертия. Не сговариваясь, они вереницей стекались к огню, вливаясь в переплавляющее их пламя, и горели, как обманутые осенние листья..