Повесть о влюблённых (2)
Глава седьмая.
Женитьба.
1676-78.
Мы подошли к деликатному моменту повествования - как Джон освободился от герцогини Кливлендской? Несомненно, что к концу 1676 года он бросил Барбару ради Сары. «Покончил ли он - как это говорится - со старой привязанностью прежде новой любви»? Или картина его жизни переменилась обыкновенным ходом вещей, когда один образ уходит, исчезая, в тень, а другой оживает в яркую отчётливость? У нас нет недостатка в слухах и скандалах, но нет никаких свидетельств. Безусловно, что замужняя дама, разделённая с мужем, несчастливая в браке, откровенно безнравственная и при двадцатилетнем любовнике должна быть готова к дням, когда молодой её друг возымеет серьёзные намерения; когда ему, пресыщенному, прискучат чары и ласки прежней подруги; когда он, повинуясь таинственным требованиям мужской души, обернётся к союзу не временному, но вечному и пожелает накрепко и навсегда повязать себя всеми узами природы и веры. Должна быть готова, но Барбара приняла наступившую неизбежность очень болезненно и после недолгой попытки сойтись с драматургом Уичерли, уехала из Англии навсегда, устроив свой дом в Париже. Там она стала близка с послом Англии Монтегю и некоторые последствия этой связи появятся, своим чередом, на страницах этой истории.
И чтобы оправдать Джона перед потомством, мы снова обратимся к переписке влюблённых, где сам он оправдывается перед Сарой. Отношения остались в прежнем тупике, и Сара справедливо требует от Джона: решиться или расстаться.
Сара Джону.
Если вы вправду испытываете ко мне чувство, о котором пишете, то сами сумеете отыскать путь к собственному счастью - это в вашей власти. Пока же не настаивайте на свиданиях; я не могу встречаться с вами, не компрометируя себя, и если моя просьба покажется чрезмерной, просто подумайте, кто стал тому причиной.
Джон Саре.
Я точно знаю, что власть, о которой ты пишешь, всецело принадлежит тебе; поверь, я уже оставил всякую мысль о том, что ты любишь меня, и без труда понял, что мои письма никак для тебя непритягательны - а я остаюсь рабом твоих чар, всецело твоим рабом, и, клянусь всеми святыми, люблю тебя больше жизни. Окажи милость, не порицай меня за прошлую, тщеславную и глупую веру в то, что ты меня любила - бог ведает, какую радость черпал я в этом заблуждении, но впредь оно станет для меня мукой. Ты пишешь, что я притворялся в страсти к тебе думая о другом предмете. Не могу вообразить, что ты имеешь в виду, и говорю, призывая в свидетели Господа, что ты одна владеешь моими думами и что я не помышляю ни о ком в целом мире, но только о тебе. Я не надеюсь, что после всего случившегося такие речи о моих мыслях как-то разжалобят тебя, ведь я отчаялся найти в тебе взаимность, и просто говорю о твоей ко мне несправедливости, а сам останусь вечно влюблённым, влюблённым в тебя до последнего вздоха, что бы ты ни делала со мной. Я не ожидаю в ответ ни разговора, ни письма: ты ведь считаешь, что это тебя опорочит, но я одержим мыслью, что ты не дойдёшь до предела жестокости, бросив меня. Оставь мне то, с чем я не в силах бороться - вечное моё обожание, а я в ответ стану искать путей, чтобы снискать на них твою любовь, не имея её теперь. Знаю, что говорю дерзости, что ты рассердишься, и заранее, от всей души прошу твоего прощения, обещая, что впредь стану приближаться к тебе и помышлять о тебе с тем же трепетом, как думаю о моём Господе.
Джон Саре.
Ты пеняешь мне на неотзывчивость, но сама не соизволила ответить на прошлое письмо, несмотря на все мои мольбы. Сегодня герцогиня собирается на новый спектакль, а потом на танцы к герцогине Монмутской. Я не хочу, чтобы ты была там; отговорись и дай мне шанс повидать тебя. Молю, дай мне знать, как ты собираешься поступить: если пойдёшь на премьеру, я найду способ попасть туда, пусть [даже и сам] герцог не пойдёт. Ты не пишешь и мне нелегко, боюсь, что ты стала невнимательна ко мне - невежливость, никак мною не заслуженная.
Сара Джону.
Что до свиданий: я решила не встречаться с вами ни на людях, ни наедине - лишь по неизбежной необходимости. Что до последнего: боюсь, мне понадобится некоторое время, чтобы развести наши пути и не видеть вас вовсе. Вы, несомненно, создание с самым лживым языком в целом свете - признайтесь в этом сами себе. Я же признаюсь, что стану теперь немало страдать, но вынесу это - Господь, пусть и не сразу, открыл мне глаза на мою ошибку.
Сара накрепко заперла дверь, но снова приоткрыла её через несколько времени.
Джон Саре.
Конечно, у тебя есть некоторый повод для сомнений, но я люблю тебя сверх всякого воображения, клянусь всеми силами небесными. Посмотри на непререкаемое доказательство твоей надо мною власти: я, повинуясь твоему приказу, оставляю тебя, хотя сердце-тиран кричит, веля ослушаться; но пусть оно лучше разорвётся, чем причинит тебе неудовольствие. Я не стану, моя дорогая, просить или надеяться на встречу; я обожду, пока в тебе не заговорит милосердие; пока оно не подскажет, что человек, умирающий из-за тебя, может надеяться на некоторое внимание, на некоторую привилегию среди всех прочих созданий одного со мною пола. Я люблю, обожаю тебя всем сердцем и душою - так сильно, что при любых обстоятельствах уважаю, и буду уважать твоё счастье сильнее собственного, но, душа моя, вообрази, что мы могли бы обрести взаимное счастье - какой невыразимой радостью стала бы тогда наша жизнь! Но я теперь не мечтаю о многом, а довольствуюсь тем, что приемлемо для тебя, одной тебя; но вдруг ты когда-нибудь полюбишь меня, дав великое счастье, присущее одним лишь бессмертным.
Сара Джону.
Я так же мало удовлетворена вашим последним письмом, как и многими из прежних, и думаю, вы пишете всё это дабы тешить меня пустыми словами, уверяя в своей страсти, хотя на деле всё обстоит иначе. Вы, разумеется, удивитесь: зачем я пишу после предыдущего ответа, после обещания никогда больше ни писать вам, ни разговаривать с вами; но если бы вы знали, как я привязана к вам, то не стали бы ни удивляться, ни винить меня за эту, очередную попытку, предпринятую в надежде услышать ваши ответные оправдания. Но должна предупредить - не перечьте мне, по вашему обыкновению; не вынуждайте меня препираться с вами и не распространяйтесь о моих ожиданиях насчёт вас, потому что если вы поведёте разговор таким образом, я немедленно вас оставлю и не стану слушать до конца дней моих. Извольте помнить об этом, когда - к моей чести и вашему удовольствию - нам случится увидеться; ведь стоит вам лишь заикнуться о вещах, что вы привыкли часто повторять, я сочту вас за худшего в мире человека, за персону бессовестно неблагодарную; не стоит думать, что я соглашусь стать всеобщим посмешищем, когда в вашей власти обойтись со мною иначе.
Джон Саре.
Этим утром я мучился сильнейшей сверх обыкновенного головной болью, так что не набрался храбрости написать и спросить, как ты себя чувствуешь; но твоё здоровье мне куда дороже собственного. Поэтому напиши мне, и если твоя болезнь прошла, я избавлюсь от сильнейшей тревоги; ведь с тех пор, как я несчастливо поверил в твою ответную любовь, я не думаю о сроке своей жизни и несмотря ни на что, обожаю тебя так, что искренне желаю умереть в минуту, когда ты разлюбишь меня: ибо всё, что наступит потом, станет для меня одной непрекращающейся пыткой. Если герцогиня устроит приём, надеюсь увидеть тебя там; но если нет, прошу - пригласи меня к себе в комнаты хотя бы на час. Если ты не собираешься на приём, непременно пришли мне весточку и назначь время, когда я смогу придти.
Сара Джону.
Мы могли бы увидеться в четыре, но тогда вы не попадёте на спектакль; боюсь, это станет для вас большим горем и усугубит вашу мигрень до такой степени, что никакое волшебство не сможет исцелить вас - разве что следующая премьера. Прошу вас поразмыслить хорошенько, и, обойдясь без комплиментов в мой адрес, написать: сумеете ли придти ко мне без ущерба для вашего здоровья.
Джон ответил на этот злобный сарказм особенным, единственным возмущённым письмом во всей их переписке - он не писал Саре ничего подобного ни прежде, ни после. Само письмо не сохранилось, но мы поймём тон по сопроводительной записке к служанке Сары, несомненной сообщнице Джона.
Полковник Черчилль миссис Элизабет Моуди.
Твоя госпожа взяла в привычку обращаться со мною бесчеловечно, и, раз она унижается до таких грубостей, я почитаю её наихудшей из женщин в целом свете. Я хочу, чтобы ты передала ей это письмо в руки. Пусть она прочтёт его себе же во благо, а затем, своим умом, решит: нужно ли и дальше беспокоить меня или нет - это как ей будет угодно. Я люблю её всей душой, но не стану докучать безответно, потому что без её любви мне ни к чему её жалость. Пусть она, во имя всего, что было между нами, прочтёт и ответит и впредь заречётся помыкать мною, словно лакеем.
В двух этих письмах собралась кульминация переписки. Из ответа видно, что Сара вполне оценила и меру горечи Джона, и всю опасность наступившего переломного момента. Она протянула раздражённому другу руку, понудив его поспешить со встречным рукопожатием. Судя по всему, он ответил через несколько дней, изжив за это время мятежные настроения.
Сара Джону.
По правде, я ничем не заслужила упрёков такого рода и теперь не знаю, как ответить на ваше письмо, но после такой отповеди я, поневоле, несколько досадую на себя; если бы вы были так же безразличны мне, как я - вам, я разъяснила бы своё недовольство вами во множестве встречных упрёков и стала бы премного довольнее теперешнего. Судя по вашим словам, вы охотно откажетесь от встреч со мною - поверю вам в этом; у меня нет других друзей; когда-нибудь, когда вы поймёте мою верность слову, в вашей воле будет искать или обходиться без встреч со мной - но я буду очень рада, если вы удовлетворите гнев одним этим ответом.
Джон Саре.
Это великая любезность с твоей стороны - ты пожелала стать доброй и нашла время для вчерашнего письма, особо любезного после твоего решения не попадаться мне на глаза. Но я решил воздерживаться, не делая впредь ничего, что может тебя огорчить, и приму от тебя всё, что тебе будет угодно.
Мы наблюдаем единственную капитуляцию во всей жизни герцога Мальборо. Семнадцатилетняя девочка дунула, и он пал. Более того: он испугался и это был единственный, в меру наших знаний, страх в его жизни - жизни, прошедшей в опасностях и страшных испытаниях. Ничто - ни пламя сражений, ни долгие тревоги заговора, ни самовольный, самочинный марш на Дунай, ни замысловатые тайные сношения с якобитским двором - ничто не колебало равновесия этого холодного, рационального, твёрдого ума. Но глядя на эту любовную историю, мы видим его в неприкрытой панике. Он и Сара накинулись друг на друга с такой яростью, что могли расстаться; могли разойтись, словно два корабля в ночи - и этот страх победил Джона. Иной, не столь влюблённый человек сыграл бы с бойкой девицей Сарой куда искуснее нашего героя. Некоторый расчёт, некоторая ловкость, некоторые отрепетированные расставания, сторонний флирт в острастку - сам Джон владел этим искусством как никто, но использовал его в других областях деятельности, не употребив подобные орудия в тогдашнем казусе с Сарой. Он клялся и умолял: откровенно, жалобно, заискивающе, непрерывно. Мы видим свет, что временами озаряет душу. Эти двое принадлежали друг другу и, при всех обоюдных промахах, выказали подлинное - как мы теперь знаем - единение; и такая подлинность нечасто встречается в обыденности. В те дни, пытаясь устоять под сильнейшим давлением родных ему людей, он, в глубине души, боялся одного - стать отвергнутым Сарой.
Мы довели рассказ до конца 1677 года, до последних писем уцелевшего эпистолярия. Определённо состоялась помолвка. Осталось назначить срок и решить денежные затруднения. Джон пишет невесте о разговоре с отцом, призывает Сару не злить герцогиню Йоркскую, размышляет о материальной стороне совместной жизни.
На сцену выходит леди Гамильтон и Сара, кажется, страшит Джона планами отъехать с сестрой заграницу.
Джон Саре.
Когда я писал вечернее письмо, мне казалось, что я обращаюсь к той, кто любит меня; но твои утренние холодность и равнодушие подтвердили мои прежние опасения - сестра твоя вертит тобою как хочет. Сердце моё рвётся. Ты дошла до крайнего ко мне безразличия, и я хочу умереть, не чая облегчения помимо смерти. Я уже решил, что если герцогиня не справится с нашими затруднениями, я сделаю ей другое предложение и был уверен, что с ним-то она сумеет помочь - пусть это и принесёт меньше денег. Но ты теперь говоришь, что мы не сможем быть счастливы, и я забросил все планы. Если они согласятся на первое предложение, чего я желаю всей душой, у меня появятся хорошие средства, и, может быть, ты станешь счастливее со мною здесь, нежели с сестрой во Франции: ведь я знаю, что ты затеяла радостный разговор об этом чтобы предостеречь меня от неудачи. Я люблю и буду всегда любить тебя до умопомрачения, но не стану, даже ради собственного великого счастья, настаивать на деле, что - в твоём воображении - сулит несчастливый исход. Мнится мне, мадам, это весомая причина для свидания в ваших покоях, сегодня же вечером. Прошу, черкни мне немедленно пару слов, дай разрешение; а я в ответ клянусь умереть, если ты так велишь.
Шаг за шагом, словно при методической осаде, Джон устранил с дороги некоторые затруднительные препятствия. Он отложил на будущее все военные перспективы. Барбару удалось устранить. Катарину удалось устранить. Родители - возможно, против своей воли - дали разрешение. Очевидно, что он теперь ищет средства, достаточные для него с Сарой. Девица, впрочем, до последнего придерживается прежней, задиристой манеры. Но всё уладилось.
Сара Джону.
Если намерения ваши честны и отвечают моим обоснованным ожиданиям, не опасайтесь - приезд сестры никак не повлиял на меня и никто, кроме вас не имеет надо мною власти; сейчас я удовлетворена тем, что вы не станете делать ничего неразумного, ничего неверного по отношению ко мне.
Сара Джону.
Я долго размышляла над тем, что вы рассказали мне прошлой ночью, и пришла к мнению: если герцогиня добьётся того, о чём вы собираетесь просить, вам станет намного хуже теперешнего. Итак, я - по обыкновенной и должно быть чрезмерной к вам привязанности - решила дать вам лишнее доказательство преданности: я не желаю, чтобы вы говорили на мой счёт с герцогиней - ведь и в моих, и в ваших собственных, не связанных со мною интересах, надо направлять дело так, чтобы жизнь ваша стала не горестнее, но намного счастливее.
И они поженились. Никто в точности не знает, когда и где состоялось венчание. Свадьбу сохранили втайне на несколько месяцев. Причина, скорее всего, кроется в бедности жениха, а не в родительском неблаговолении. Дедов майорат не допускал дробления; отец Джона, сэр Уинстон фактически распоряжался в нём на правах пожизненного арендатора - и он, человек, обременённый долгами, сам обратился к сыну о помощи. В то самое время, когда Джон отчаянно мечтал о прочных перспективах, отец попросил его отказаться от прав наследования на поместье. И сын сделал это ради отца. Часть имущества продали, уплатив долги сэра Уинстона. Непроданное отходило другим детям после смерти сэра Уинстона. Джон добровольно отказался от наследства. Так решил безвозвратно влюблённый и рвущийся к семейной жизни человек: исключительный пример сыновней преданности.
Он не мог должным образом содержать жену при дворе. А за объявлением свадьбы могли последовать всякие вещи. Мария Моденская, «герцогиня» их писем, стала для Джона и Сары доброй феей. Она оказала покровительство влюблённым, употребив всё своё влияние. В самом деле, необходимо было что-то предпринять - пара нуждалась в средствах для супружеской жизни. У Сары были некоторые материальные виды, а у Джона - жалование и, разумеется, 500 фунтов «позорного дохода» в год, но это было очень мало для мира, где они жили. Будущая королева взялась устроить этот брак, судьба молодых людей тронула её великодушную, женственную, романтическую натуру. Мы видели, что в письмах упоминаются какие-то планы, связанные с герцогиней: она благоволила влюблённым и старалась добыть для них некоторые средства. Мы не знаем, как это устроилось. Но что-то в любом случае было сделано. И в какой-то из зимних дней 1677-78 года, где-то - возможно, что в покоях Марии Моденской - прозвучали святые слова, и Джон с Сарой стали мужем и женой. В Ньюселс-Парке, Ройстон, Хартфордшир - теперь им владеют Дженнингсы, одна из ветвей фамилии - доныне сохранилось устное предание: столовую залу специально построили, чтобы отмечать там свадебные годовщины Сары Дженнингс. Возможно, что в Ньюселс-Парке и прошёл их медовый месяц.
Через четверть столетия семейной жизни, Черчилль, уходя на войну от маргитского причала, писал жене:
Не могу объяснить словами, с каким тяжёлым сердцем я расстался с тобой там, на берегу. Я мог бы бросить всё и остаться, но, признаюсь, что слаб и не осмелюсь отказаться от кампании, от надежд показать себя на войне. Но пока я остаюсь в одном взгляде от тебя, я ни на что не годен, и разглядываю в подзорную трубу береговые скалы.
В одном из писем Сары - определённо, она написала его после 1689 года; возможно, писала она мужу, сидевшему в Тауэре - мы читаем:
Где бы ты ни был, пока я живу, душа моя с тобой, мой лорд Марл; в любых обстоятельствах я лишь убиваю время за бесполезными занятиями, мечтая о ночи, чтобы заснуть в надежде на завтрашнее письмо от тебя.
Наконец, после смерти мужа, Сара ответила герцогу Сомерсетскому, кто искал тогда её руки.
Когда бы я была молода и красива, как прежде, а не старая и увядшая, как теперь; когда бы вы положили к моим ногам весь мир - вы никогда не получили бы сердца и руки, что я отдала Джону, герцогу Мальборо - однажды и безраздельно.
Эти фактические свидетельства поражают воображение; здесь отношения между мужчиной и женщиной вздымаются над миром людским, со всеми его заботами и промахами. Они возжигают в каждом благородном сердце упование - глядите, ведь и такое случается здесь, в мире скромных смертных, где уходящие и приходящие роды выиграли вечную привилегию жить
Над бурными реками времени,
В Атлантическом граде Иерусалиме,
В моём златом доме небесном. [2]
---
[2] Блейк, «The Caverns of the Grave I've Seen».
---
Госпожа писательница Манли, французский посол Куртен и прочие авторы вне приличий, распространяются об огромных богатствах, изъятых Джоном у герцогини Кливлендской. Прошло, однако, пять лет после свадьбы, прежде чем он смог купить любимой собственный дом. До этого они жили то там, то тут следуя назначениям и поручениям Джона. Они ездили за герцогом или боем военного барабана. Джон на пять лет оставил за собой холостяцкие комнаты на Джермин-стрит, недалеко от Сент-Джеймс стрит, и они жили там при редких наездах в столицу. А поначалу она жила в Минтерне, с сэром Уинстоном и его супругой - теперь старыми, и всё более немощными.
Разительный, должно быть контраст: он был воин со сверкающим мечом, любимец королевской любовницы, отважный полковник Англии и Франции; друг и соперник правителей земных; и страсть к вожделенной Саре опрокинула его в обыденность, к вопиющим нуждам семейной жизни. Но они очень любили друг друга и их не слишком беспокоили дела внешнего мира. Странное начало жизни для человека, кто «в самом цветении юности любил барыш больше вина и женщин»
Женитьба.
1676-78.
Мы подошли к деликатному моменту повествования - как Джон освободился от герцогини Кливлендской? Несомненно, что к концу 1676 года он бросил Барбару ради Сары. «Покончил ли он - как это говорится - со старой привязанностью прежде новой любви»? Или картина его жизни переменилась обыкновенным ходом вещей, когда один образ уходит, исчезая, в тень, а другой оживает в яркую отчётливость? У нас нет недостатка в слухах и скандалах, но нет никаких свидетельств. Безусловно, что замужняя дама, разделённая с мужем, несчастливая в браке, откровенно безнравственная и при двадцатилетнем любовнике должна быть готова к дням, когда молодой её друг возымеет серьёзные намерения; когда ему, пресыщенному, прискучат чары и ласки прежней подруги; когда он, повинуясь таинственным требованиям мужской души, обернётся к союзу не временному, но вечному и пожелает накрепко и навсегда повязать себя всеми узами природы и веры. Должна быть готова, но Барбара приняла наступившую неизбежность очень болезненно и после недолгой попытки сойтись с драматургом Уичерли, уехала из Англии навсегда, устроив свой дом в Париже. Там она стала близка с послом Англии Монтегю и некоторые последствия этой связи появятся, своим чередом, на страницах этой истории.
И чтобы оправдать Джона перед потомством, мы снова обратимся к переписке влюблённых, где сам он оправдывается перед Сарой. Отношения остались в прежнем тупике, и Сара справедливо требует от Джона: решиться или расстаться.
Сара Джону.
Если вы вправду испытываете ко мне чувство, о котором пишете, то сами сумеете отыскать путь к собственному счастью - это в вашей власти. Пока же не настаивайте на свиданиях; я не могу встречаться с вами, не компрометируя себя, и если моя просьба покажется чрезмерной, просто подумайте, кто стал тому причиной.
Джон Саре.
Я точно знаю, что власть, о которой ты пишешь, всецело принадлежит тебе; поверь, я уже оставил всякую мысль о том, что ты любишь меня, и без труда понял, что мои письма никак для тебя непритягательны - а я остаюсь рабом твоих чар, всецело твоим рабом, и, клянусь всеми святыми, люблю тебя больше жизни. Окажи милость, не порицай меня за прошлую, тщеславную и глупую веру в то, что ты меня любила - бог ведает, какую радость черпал я в этом заблуждении, но впредь оно станет для меня мукой. Ты пишешь, что я притворялся в страсти к тебе думая о другом предмете. Не могу вообразить, что ты имеешь в виду, и говорю, призывая в свидетели Господа, что ты одна владеешь моими думами и что я не помышляю ни о ком в целом мире, но только о тебе. Я не надеюсь, что после всего случившегося такие речи о моих мыслях как-то разжалобят тебя, ведь я отчаялся найти в тебе взаимность, и просто говорю о твоей ко мне несправедливости, а сам останусь вечно влюблённым, влюблённым в тебя до последнего вздоха, что бы ты ни делала со мной. Я не ожидаю в ответ ни разговора, ни письма: ты ведь считаешь, что это тебя опорочит, но я одержим мыслью, что ты не дойдёшь до предела жестокости, бросив меня. Оставь мне то, с чем я не в силах бороться - вечное моё обожание, а я в ответ стану искать путей, чтобы снискать на них твою любовь, не имея её теперь. Знаю, что говорю дерзости, что ты рассердишься, и заранее, от всей души прошу твоего прощения, обещая, что впредь стану приближаться к тебе и помышлять о тебе с тем же трепетом, как думаю о моём Господе.
Джон Саре.
Ты пеняешь мне на неотзывчивость, но сама не соизволила ответить на прошлое письмо, несмотря на все мои мольбы. Сегодня герцогиня собирается на новый спектакль, а потом на танцы к герцогине Монмутской. Я не хочу, чтобы ты была там; отговорись и дай мне шанс повидать тебя. Молю, дай мне знать, как ты собираешься поступить: если пойдёшь на премьеру, я найду способ попасть туда, пусть [даже и сам] герцог не пойдёт. Ты не пишешь и мне нелегко, боюсь, что ты стала невнимательна ко мне - невежливость, никак мною не заслуженная.
Сара Джону.
Что до свиданий: я решила не встречаться с вами ни на людях, ни наедине - лишь по неизбежной необходимости. Что до последнего: боюсь, мне понадобится некоторое время, чтобы развести наши пути и не видеть вас вовсе. Вы, несомненно, создание с самым лживым языком в целом свете - признайтесь в этом сами себе. Я же признаюсь, что стану теперь немало страдать, но вынесу это - Господь, пусть и не сразу, открыл мне глаза на мою ошибку.
Сара накрепко заперла дверь, но снова приоткрыла её через несколько времени.
Джон Саре.
Конечно, у тебя есть некоторый повод для сомнений, но я люблю тебя сверх всякого воображения, клянусь всеми силами небесными. Посмотри на непререкаемое доказательство твоей надо мною власти: я, повинуясь твоему приказу, оставляю тебя, хотя сердце-тиран кричит, веля ослушаться; но пусть оно лучше разорвётся, чем причинит тебе неудовольствие. Я не стану, моя дорогая, просить или надеяться на встречу; я обожду, пока в тебе не заговорит милосердие; пока оно не подскажет, что человек, умирающий из-за тебя, может надеяться на некоторое внимание, на некоторую привилегию среди всех прочих созданий одного со мною пола. Я люблю, обожаю тебя всем сердцем и душою - так сильно, что при любых обстоятельствах уважаю, и буду уважать твоё счастье сильнее собственного, но, душа моя, вообрази, что мы могли бы обрести взаимное счастье - какой невыразимой радостью стала бы тогда наша жизнь! Но я теперь не мечтаю о многом, а довольствуюсь тем, что приемлемо для тебя, одной тебя; но вдруг ты когда-нибудь полюбишь меня, дав великое счастье, присущее одним лишь бессмертным.
Сара Джону.
Я так же мало удовлетворена вашим последним письмом, как и многими из прежних, и думаю, вы пишете всё это дабы тешить меня пустыми словами, уверяя в своей страсти, хотя на деле всё обстоит иначе. Вы, разумеется, удивитесь: зачем я пишу после предыдущего ответа, после обещания никогда больше ни писать вам, ни разговаривать с вами; но если бы вы знали, как я привязана к вам, то не стали бы ни удивляться, ни винить меня за эту, очередную попытку, предпринятую в надежде услышать ваши ответные оправдания. Но должна предупредить - не перечьте мне, по вашему обыкновению; не вынуждайте меня препираться с вами и не распространяйтесь о моих ожиданиях насчёт вас, потому что если вы поведёте разговор таким образом, я немедленно вас оставлю и не стану слушать до конца дней моих. Извольте помнить об этом, когда - к моей чести и вашему удовольствию - нам случится увидеться; ведь стоит вам лишь заикнуться о вещах, что вы привыкли часто повторять, я сочту вас за худшего в мире человека, за персону бессовестно неблагодарную; не стоит думать, что я соглашусь стать всеобщим посмешищем, когда в вашей власти обойтись со мною иначе.
Джон Саре.
Этим утром я мучился сильнейшей сверх обыкновенного головной болью, так что не набрался храбрости написать и спросить, как ты себя чувствуешь; но твоё здоровье мне куда дороже собственного. Поэтому напиши мне, и если твоя болезнь прошла, я избавлюсь от сильнейшей тревоги; ведь с тех пор, как я несчастливо поверил в твою ответную любовь, я не думаю о сроке своей жизни и несмотря ни на что, обожаю тебя так, что искренне желаю умереть в минуту, когда ты разлюбишь меня: ибо всё, что наступит потом, станет для меня одной непрекращающейся пыткой. Если герцогиня устроит приём, надеюсь увидеть тебя там; но если нет, прошу - пригласи меня к себе в комнаты хотя бы на час. Если ты не собираешься на приём, непременно пришли мне весточку и назначь время, когда я смогу придти.
Сара Джону.
Мы могли бы увидеться в четыре, но тогда вы не попадёте на спектакль; боюсь, это станет для вас большим горем и усугубит вашу мигрень до такой степени, что никакое волшебство не сможет исцелить вас - разве что следующая премьера. Прошу вас поразмыслить хорошенько, и, обойдясь без комплиментов в мой адрес, написать: сумеете ли придти ко мне без ущерба для вашего здоровья.
Джон ответил на этот злобный сарказм особенным, единственным возмущённым письмом во всей их переписке - он не писал Саре ничего подобного ни прежде, ни после. Само письмо не сохранилось, но мы поймём тон по сопроводительной записке к служанке Сары, несомненной сообщнице Джона.
Полковник Черчилль миссис Элизабет Моуди.
Твоя госпожа взяла в привычку обращаться со мною бесчеловечно, и, раз она унижается до таких грубостей, я почитаю её наихудшей из женщин в целом свете. Я хочу, чтобы ты передала ей это письмо в руки. Пусть она прочтёт его себе же во благо, а затем, своим умом, решит: нужно ли и дальше беспокоить меня или нет - это как ей будет угодно. Я люблю её всей душой, но не стану докучать безответно, потому что без её любви мне ни к чему её жалость. Пусть она, во имя всего, что было между нами, прочтёт и ответит и впредь заречётся помыкать мною, словно лакеем.
В двух этих письмах собралась кульминация переписки. Из ответа видно, что Сара вполне оценила и меру горечи Джона, и всю опасность наступившего переломного момента. Она протянула раздражённому другу руку, понудив его поспешить со встречным рукопожатием. Судя по всему, он ответил через несколько дней, изжив за это время мятежные настроения.
Сара Джону.
По правде, я ничем не заслужила упрёков такого рода и теперь не знаю, как ответить на ваше письмо, но после такой отповеди я, поневоле, несколько досадую на себя; если бы вы были так же безразличны мне, как я - вам, я разъяснила бы своё недовольство вами во множестве встречных упрёков и стала бы премного довольнее теперешнего. Судя по вашим словам, вы охотно откажетесь от встреч со мною - поверю вам в этом; у меня нет других друзей; когда-нибудь, когда вы поймёте мою верность слову, в вашей воле будет искать или обходиться без встреч со мной - но я буду очень рада, если вы удовлетворите гнев одним этим ответом.
Джон Саре.
Это великая любезность с твоей стороны - ты пожелала стать доброй и нашла время для вчерашнего письма, особо любезного после твоего решения не попадаться мне на глаза. Но я решил воздерживаться, не делая впредь ничего, что может тебя огорчить, и приму от тебя всё, что тебе будет угодно.
Мы наблюдаем единственную капитуляцию во всей жизни герцога Мальборо. Семнадцатилетняя девочка дунула, и он пал. Более того: он испугался и это был единственный, в меру наших знаний, страх в его жизни - жизни, прошедшей в опасностях и страшных испытаниях. Ничто - ни пламя сражений, ни долгие тревоги заговора, ни самовольный, самочинный марш на Дунай, ни замысловатые тайные сношения с якобитским двором - ничто не колебало равновесия этого холодного, рационального, твёрдого ума. Но глядя на эту любовную историю, мы видим его в неприкрытой панике. Он и Сара накинулись друг на друга с такой яростью, что могли расстаться; могли разойтись, словно два корабля в ночи - и этот страх победил Джона. Иной, не столь влюблённый человек сыграл бы с бойкой девицей Сарой куда искуснее нашего героя. Некоторый расчёт, некоторая ловкость, некоторые отрепетированные расставания, сторонний флирт в острастку - сам Джон владел этим искусством как никто, но использовал его в других областях деятельности, не употребив подобные орудия в тогдашнем казусе с Сарой. Он клялся и умолял: откровенно, жалобно, заискивающе, непрерывно. Мы видим свет, что временами озаряет душу. Эти двое принадлежали друг другу и, при всех обоюдных промахах, выказали подлинное - как мы теперь знаем - единение; и такая подлинность нечасто встречается в обыденности. В те дни, пытаясь устоять под сильнейшим давлением родных ему людей, он, в глубине души, боялся одного - стать отвергнутым Сарой.
Мы довели рассказ до конца 1677 года, до последних писем уцелевшего эпистолярия. Определённо состоялась помолвка. Осталось назначить срок и решить денежные затруднения. Джон пишет невесте о разговоре с отцом, призывает Сару не злить герцогиню Йоркскую, размышляет о материальной стороне совместной жизни.
На сцену выходит леди Гамильтон и Сара, кажется, страшит Джона планами отъехать с сестрой заграницу.
Джон Саре.
Когда я писал вечернее письмо, мне казалось, что я обращаюсь к той, кто любит меня; но твои утренние холодность и равнодушие подтвердили мои прежние опасения - сестра твоя вертит тобою как хочет. Сердце моё рвётся. Ты дошла до крайнего ко мне безразличия, и я хочу умереть, не чая облегчения помимо смерти. Я уже решил, что если герцогиня не справится с нашими затруднениями, я сделаю ей другое предложение и был уверен, что с ним-то она сумеет помочь - пусть это и принесёт меньше денег. Но ты теперь говоришь, что мы не сможем быть счастливы, и я забросил все планы. Если они согласятся на первое предложение, чего я желаю всей душой, у меня появятся хорошие средства, и, может быть, ты станешь счастливее со мною здесь, нежели с сестрой во Франции: ведь я знаю, что ты затеяла радостный разговор об этом чтобы предостеречь меня от неудачи. Я люблю и буду всегда любить тебя до умопомрачения, но не стану, даже ради собственного великого счастья, настаивать на деле, что - в твоём воображении - сулит несчастливый исход. Мнится мне, мадам, это весомая причина для свидания в ваших покоях, сегодня же вечером. Прошу, черкни мне немедленно пару слов, дай разрешение; а я в ответ клянусь умереть, если ты так велишь.
Шаг за шагом, словно при методической осаде, Джон устранил с дороги некоторые затруднительные препятствия. Он отложил на будущее все военные перспективы. Барбару удалось устранить. Катарину удалось устранить. Родители - возможно, против своей воли - дали разрешение. Очевидно, что он теперь ищет средства, достаточные для него с Сарой. Девица, впрочем, до последнего придерживается прежней, задиристой манеры. Но всё уладилось.
Сара Джону.
Если намерения ваши честны и отвечают моим обоснованным ожиданиям, не опасайтесь - приезд сестры никак не повлиял на меня и никто, кроме вас не имеет надо мною власти; сейчас я удовлетворена тем, что вы не станете делать ничего неразумного, ничего неверного по отношению ко мне.
Сара Джону.
Я долго размышляла над тем, что вы рассказали мне прошлой ночью, и пришла к мнению: если герцогиня добьётся того, о чём вы собираетесь просить, вам станет намного хуже теперешнего. Итак, я - по обыкновенной и должно быть чрезмерной к вам привязанности - решила дать вам лишнее доказательство преданности: я не желаю, чтобы вы говорили на мой счёт с герцогиней - ведь и в моих, и в ваших собственных, не связанных со мною интересах, надо направлять дело так, чтобы жизнь ваша стала не горестнее, но намного счастливее.
И они поженились. Никто в точности не знает, когда и где состоялось венчание. Свадьбу сохранили втайне на несколько месяцев. Причина, скорее всего, кроется в бедности жениха, а не в родительском неблаговолении. Дедов майорат не допускал дробления; отец Джона, сэр Уинстон фактически распоряжался в нём на правах пожизненного арендатора - и он, человек, обременённый долгами, сам обратился к сыну о помощи. В то самое время, когда Джон отчаянно мечтал о прочных перспективах, отец попросил его отказаться от прав наследования на поместье. И сын сделал это ради отца. Часть имущества продали, уплатив долги сэра Уинстона. Непроданное отходило другим детям после смерти сэра Уинстона. Джон добровольно отказался от наследства. Так решил безвозвратно влюблённый и рвущийся к семейной жизни человек: исключительный пример сыновней преданности.
Он не мог должным образом содержать жену при дворе. А за объявлением свадьбы могли последовать всякие вещи. Мария Моденская, «герцогиня» их писем, стала для Джона и Сары доброй феей. Она оказала покровительство влюблённым, употребив всё своё влияние. В самом деле, необходимо было что-то предпринять - пара нуждалась в средствах для супружеской жизни. У Сары были некоторые материальные виды, а у Джона - жалование и, разумеется, 500 фунтов «позорного дохода» в год, но это было очень мало для мира, где они жили. Будущая королева взялась устроить этот брак, судьба молодых людей тронула её великодушную, женственную, романтическую натуру. Мы видели, что в письмах упоминаются какие-то планы, связанные с герцогиней: она благоволила влюблённым и старалась добыть для них некоторые средства. Мы не знаем, как это устроилось. Но что-то в любом случае было сделано. И в какой-то из зимних дней 1677-78 года, где-то - возможно, что в покоях Марии Моденской - прозвучали святые слова, и Джон с Сарой стали мужем и женой. В Ньюселс-Парке, Ройстон, Хартфордшир - теперь им владеют Дженнингсы, одна из ветвей фамилии - доныне сохранилось устное предание: столовую залу специально построили, чтобы отмечать там свадебные годовщины Сары Дженнингс. Возможно, что в Ньюселс-Парке и прошёл их медовый месяц.
Через четверть столетия семейной жизни, Черчилль, уходя на войну от маргитского причала, писал жене:
Не могу объяснить словами, с каким тяжёлым сердцем я расстался с тобой там, на берегу. Я мог бы бросить всё и остаться, но, признаюсь, что слаб и не осмелюсь отказаться от кампании, от надежд показать себя на войне. Но пока я остаюсь в одном взгляде от тебя, я ни на что не годен, и разглядываю в подзорную трубу береговые скалы.
В одном из писем Сары - определённо, она написала его после 1689 года; возможно, писала она мужу, сидевшему в Тауэре - мы читаем:
Где бы ты ни был, пока я живу, душа моя с тобой, мой лорд Марл; в любых обстоятельствах я лишь убиваю время за бесполезными занятиями, мечтая о ночи, чтобы заснуть в надежде на завтрашнее письмо от тебя.
Наконец, после смерти мужа, Сара ответила герцогу Сомерсетскому, кто искал тогда её руки.
Когда бы я была молода и красива, как прежде, а не старая и увядшая, как теперь; когда бы вы положили к моим ногам весь мир - вы никогда не получили бы сердца и руки, что я отдала Джону, герцогу Мальборо - однажды и безраздельно.
Эти фактические свидетельства поражают воображение; здесь отношения между мужчиной и женщиной вздымаются над миром людским, со всеми его заботами и промахами. Они возжигают в каждом благородном сердце упование - глядите, ведь и такое случается здесь, в мире скромных смертных, где уходящие и приходящие роды выиграли вечную привилегию жить
Над бурными реками времени,
В Атлантическом граде Иерусалиме,
В моём златом доме небесном. [2]
---
[2] Блейк, «The Caverns of the Grave I've Seen».
---
Госпожа писательница Манли, французский посол Куртен и прочие авторы вне приличий, распространяются об огромных богатствах, изъятых Джоном у герцогини Кливлендской. Прошло, однако, пять лет после свадьбы, прежде чем он смог купить любимой собственный дом. До этого они жили то там, то тут следуя назначениям и поручениям Джона. Они ездили за герцогом или боем военного барабана. Джон на пять лет оставил за собой холостяцкие комнаты на Джермин-стрит, недалеко от Сент-Джеймс стрит, и они жили там при редких наездах в столицу. А поначалу она жила в Минтерне, с сэром Уинстоном и его супругой - теперь старыми, и всё более немощными.
Разительный, должно быть контраст: он был воин со сверкающим мечом, любимец королевской любовницы, отважный полковник Англии и Франции; друг и соперник правителей земных; и страсть к вожделенной Саре опрокинула его в обыденность, к вопиющим нуждам семейной жизни. Но они очень любили друг друга и их не слишком беспокоили дела внешнего мира. Странное начало жизни для человека, кто «в самом цветении юности любил барыш больше вина и женщин»