Étude du soleil
Лес разомлел от июльского зноя; пьянил ароматом разогретых сосновых иголок. Лес неторопливо дышал и шуршал: кто-то похрустывал, кто-то жужжал деловито, кто-то копошился в траве... редко перекликались невидимые птицы - нет настроения петь, слишком жарко. Лишь кукушка где-то далеко завелась и никак не могла остановиться, всё прибавляя и прибавляя, будто каждый, кто слышал её в этот миг, был бесконечно юн и беспечен, так что нет никакого смысла считать... ведь дорога, лежащая у ног, нескончаема, необозрима.
У Олиных ног лежала тропинка, убегавшая в подлесок. И хоть Оля была как раз настолько юна, кукушки она не слышала. В кармашке короткого летнего платья у Оли сидел маленький новый айпод, и наушники пели прямо ей в уши. До того, как ей подарили плеер, она и не думала, как здорово гулять под музыку. Надеваешь наушники, и музыка сразу везде: в небе, в кронах деревьев, на вересковых островках, идёт с тобою рядом, путается в ногах, убегает вперёд, кружится, отскакивает от стволов, переливается, дробится, растворяется вдали, и хочется вместе с нею куда-то бежать, и катиться, и танцевать на бегу... Оля бы так и скакала вприпрыжку, если б не увесистый этюдник у неё на плече. Оля вышла на этюды. Она давно хотела нарисовать то озеро, что раскинулось за лесом.
Тётя говорила: ах, пейзажи там чудные, а народ туда не ходит, потому что на карьере купаться удобнее, и он ближе, а озеро это всё в камышах, и пляжей нормальных там нету. Когда-то на той стороне был пионерский лагерь, но его забросили, и с тех пор озеро почти не слышит людских голосов. Растянулось и затихло, как огромная спящая гусеница, от телеграфной линии до шоссе. Так получается, что квадрат леса между посёлком и озером довольно большой, но ограниченный со всех сторон, и заблудиться там невозможно, поэтому после Олиных заверений, что они на ориентировании «не из таких дебрей выбирались», Тётя отпустила Олю в поход к озеру. Лес, к тому же, был светлый - сосновый бор; земля поднималась и опускалась пологими волнами - так можно идти совсем без тропинки, всё поперёк дюн, пока не проглянут меж деревьев голубые лоскутки - кусочки неба - значит, озеро уже близко.
На подходе к берегу лес гуще и ниже. Тут уже на только сосны. Ветвистая поросль сбежалась к водопою, столпилась, преграждая девочке путь. Но девочка не робкого десятка. Смотав наушники и уложив в карман, Оля пригнулась, сгруппировалась и, работая этюдником как тараном, стала продираться сквозь заросли. Получила пару царапин, обломала несколько сучьев, бесцеремонно цеплявших за платье в попытке её остановить, и наконец вынырнула на прибрежную поляну. И замерла: вот это да! Действительно сказочное место.
Под ногами у Оли бархатная трава; ближе к воде трава редеет, уступает место мягкому белёсому песку. Песок уходит прямо в воду, пронизанную солнцем насквозь; на светлом ребристом дне колышутся блики. Горделивые камыши стоят караулом, с двух сторон обрамляя пляжик. Озеро лежит гладкое, ленивое. На том берегу лес растёт вверх и вниз, обрывок облака застрял в глубине. А там, у основания стволов прячутся серые покосившиеся от старости мостки, едва видимые отсюда.
Идеальное место, пронзительный пейзаж... Оля прислонила этюдник к дереву, сделала несколько шагов, выбирая место получше, а когда оглянулась, этюдника не было. Точней, его не было внизу у ствола, где она его оставила. Зато теперь он висел наверху, на дереве. Висел, конечно, не сам по себе: над ним довольно ухмылялась веснушчатая рожа какого-то парня.
Оля слегка обалдела от неожиданности.
- Эй, ты что? Положи.
- Заблудилась, Красная шапочка?
- Нет. Отдай этюдник.
- Так вот это как называется. Интересно... - незнакомец был рыж и кудряв. Он вертел у руках деревянный ящик, пытаясь его открыть.
- Ну?
- Что «ну»?
- Что тебе надо?
- Ничего...
- Давай сюда!
- Угу, щас... - парень наконец справился с замком, из разжатых створок поползли листки, но парень успел ухватить их. - Красиво. Это ты нарисовала?
Оля теряла терпение.
- Отдал быстро! А то я...
- «А то я не знаю, что я сделаю,» - так? Да отдам я, не переживай... Отдам. Но не сразу. Сначала искупайся со мной.
- Что?
- Давай искупаемся, вода тёплая.
- Ты охренел? Не собираюсь я купаться.
- Ну как хочешь...
- У меня купальника нет.
- А ты без купальника.
- Ага, в трусах? Мне не пять лет!
- Можно и в трусах... Но трусы потом мокрые будут, а это неприятно и вредно. Так что лучше без трусов.
- Дурак что ли? - предложение было настолько нелепо, что даже забавно. Олина злость улетучивалась.
- А что? Ладно, я тоже разденусь, чтоб тебе не обидно было. - он аккуратно защёлкнул замочек, пристроил этюдник на суку и не спеша слез на землю.
- То есть, ты думаешь, я сейчас буду раздеваться. Размечтался.
- Думаю, что да. Давай, не бойся. Место глухое, никто не увидит.
Наглость этого пацана её совершенно обезоружила. Оля могла попытаться отвоевать своё добро, залезть на дерево - ну что он ей сделает? Она могла, в конце концов, просто плюнуть и уйти. Убежать, позвать на помощь... Но она ничего не сделала. Она только стояла и смотрела на него, щурясь. А он на неё. В камышах шишихали кузнечики. Плясали искры на воде.
- Приставать не будешь?
- Пх, очень надо...
- А потом небось всем своим дружкам разболтаешь, да? Всей деревне...
- Я не дружу со всей деревней. И потом, - мальчик сделал неожиданно серьёзное лицо, - я чужих тайн не выдаю.
Оля медленно подняла руки, расстегнула пуговку сзади на шее. Взялась за подол, потянула наверх, одним движением сняла платье через голову, опустила на землю, осталась в одних трусах и босоножках. Она всё ещё сомневалась, что это всерьёз. Сейчас вот он, наверное, передумает, струсит, остановит её, скажет: «Что ты, я пошутил!»...
Но мальчишка молчал. Этот нахал даже не подумал отвернуться. Даже в сторону глаз не отвёл. Стоял оцепеневший, разглядывая Олину фигуру.
- Что уставился? Девчонок не видел? - она прищурилась ехидно, почувствовав вдруг: качели перекинулись, инициатива на её стороне; теперь уже не этот балбес, а она, Ольга - хозяйка положения, и может делать с ним всё, что ей, королеве, угодно. Озорной задор щекотнул под ложечкой, сомненья лопнули, как мыльный пузырь. Оля стянула трусы и бросила их поверх платья.
- Ну, пошли! - бросила она мальчишке и не глядя на него больше, направилась к воде. Босоножки остались валяться и ждать на песке, а Оля ступила в искристую прохладу.
Вода не такая уж тёплая, между прочим. Или это так кажется от жары? Оля сделала несколько шагов, песчаное дно углублялось: по голень, по колено, вода уже обхватила бёдра, поднимаясь всё выше, сейчас будет «ай»... Знаете, тот момент, когда влага впервые облизывает низ купальника, и он намокает, и вот ты только что была сухая, а теперь ты мокрая, и обратно уже никак... Но никакого «ай» не не случилось. Потому что не было купальника! Оказывается, так намного легче. Оля зашла по пояс, помедлила секунду и легла, растянулась, отдалась воде, и та подхватила её и понесла бережно, покачивая в широких ладонях, омывая прохладною лаской всё тело, от корней волос и до кончиков пальцев, все изгибы, пупырышки и тайные складочки, каждую родинку, каждую клеточку кожи - нигде ничего не мешало ей. Как здорово, как приятно плыть голышом! В этой воде, спокойной и податливой, Оля чувствовала себя изначальным существом: русалка, ундина, человек-амфибия... Она нырнула, перевернулась в упругом пространстве, всплыла на поверхность, даже не заметив, что пришлось задержать дыхание - так, должно быть, плавают в море дельфины, такое же чувство бывает, когда летаешь во сне...
Оля почти забыла про свои этюды и про незваного лесного гостя, заманившего её в мокрую авантюру. Когда она посмотрела назад, берег был уже далеко, но голова с веснушками, с рыжими струями мокрых волос на лбу маячила тут как тут, довольно пофыркивала.
- Ты здорово плаваешь, - заметила голова, - ныряешь дельфинчиком. А назад можешь?
- Это как?
- Ну через спину.
Оля, недолго думая, запрокинула голову, прогнулась красивой дугою и ушла под воду, салютовав небу разведёнными коленями, гимнастически вытянутыми носками.
- Круто. Я так не умею.
- Да что тут уметь-то, попробуй! Смотри: голову назад, толкаешься... - Оля кувырнулась ещё раз, - Теперь ты. Давай-давай.
Парень, хоть и нехотя, проделал тот же трюк. Оля не смогла сдержать улыбку: голый парень вверх тормашками выглядел забавно. Такого она, пожалуй, ещё не видала. Тут Оля поняла, какое чудесное шоу получил её спутник, когда она ныряла. Но это почему-то нисколько не смутило её. Подумаешь... не жалко. По крайней мере, у неё там точно ничего не болтается.
- Твоя очередь! - подзуживал рыжий сатир.
«Обойдёшься,» - хотела было отрезать Ольга, но водяная нимфа, завладев её телом, продолжала вертеться и кувыркаться, смеясь и стреляя глазами. Озеро удивлённо колыхалось. Детские голоса разбегались кругами по плёсу, шептались встревоженные камыши.
- До того берега сможешь доплыть?
Оля прикинула расстояние.
- Легко.
- Двинули!
Оле казалось, она может проторчать в воде целый день. Она плыла, не думая об усталости, но проделав две трети пути, поняла, что переоценила свои силы. Руки и ноги двигались уже с трудом, а коварный берег не приближался. Оля замедлилась, почти остановилась, но сил не прибавлялось. Облако закрыло солнце. Дохнуло холодом. Страх серой каплей упал на шею, стал расползаться по телу: тёмная алчная бездна под нею, бескрайняя зыбкая гладь во все стороны между нею и твёрдой землёй, и никуда ведь не денешься, не нажмёшь на «стоп», не поснёшься! Позвать на помощь? Вот ещё. Ерунда, она сама справится, она не собирается тонуть. Надо успокоиться, взять себя в руки, отдохнуть, лёжа на воде, и плыть дальше...
- Держись за меня! - прозвучало у самого уха. Оля схватилась за плечо парня, как за спасательный круг, - Тихо ты, меня не утопи! - проворчал он, но продолжал плыть, как ни в чём не бывало, и Ольга как-то сразу успокоилась. Солнце выглянуло вновь. Недавняя боязнь сгинуть в пучине показалась смешной. Ну что тут плыть-то? Вот же он, берег, рукой подать.
Они потихоньку подгребли к мосткам. Парень помог ей вскарабкаться, потом выбрался сам. Старые серые доски, насквозь пропитанные теплом - Оле казалось, ничего роднее и уютнее на свете не может быть. Там дети разлеглись отдохнуть и обсохнуть. Оля отдышалась, пригрелась... Чувство полной безмятежности овладело ею. Казалось, время остановилось вовсе, а всё пространство вокруг принадлежит ей. Она лежала, вольно раскинув руки и ноги, как упавшая с неба звезда, а небо - жаркое, пронзительно голубое и ультрафиолетовое - глядело на Олю, лицо в лицо. Клочок облачной пены медленно расплывался в вышине, будто спускаясь, будто пытаясь накрыть собой Олю, но всё никак не мог достигнуть земли. Оля перестала щуриться и просто закрыла глаза; и парила в сиянии, в радужных пятнах, эфирных волнах...
Было тихо, лишь далеко, на периферии вселенной кто-то трогал нити паутинки, и они дрожали, как струны, и Оля слышала: жук сел на кашку... водомерка скользнул по зеркальной поверхности... булькнуло глубоко в омуте... скрипнул устало ствол старой сосны... Пахло высыхающим деревом. Лето дышало в бока, касалось плеч и ладоней, щекотало носки и пятки. Оля не была здесь одна, совсем нет. А кстати, где он? Где её проводник? Оля скосила глаза: он был тут, лежал рядом в позе отдыхающего Фавна, подперев голову рукою, закинув ногу за ногу, во рту - травинка с пушистой метёлкой.
- А знаешь, - заметила Оля, - так классно, вообще-то! Голышом на солнце лежать.
- Ещё бы. Я часто так делаю. Видишь? Загар без трусов. Мы здесь обычно вдвоём: я и солнце. Оба голые, никого не стесняемся... Хочешь стишок расскажу?
И не дожидаясь ответа, он начал:
Le soleil de la rue de Bagnolet
N’est pas un soleil comme les autres.
Il se baigne dans le ruisseau,
Il se coiffe avec un seau,
Tout comme les autres,
Mais, quand il caresse mes épaules,
C’est bien lui et pas un autre,
Le soleil de la rue Bagnolet
Qui conduit son cabriolet
Ailleurs qu’aux portes des palais,
Soleil, soleil ni beau ni laid,
Soleil tout drôle et tout content,
Soleil de la rue de Bagnolet,
Soleil d’hiver et de printemps,
Soleil de la rue de Bagnolet,
Pas comme les autres.
- Ну и про что это?
- Это про солнышко. Автор говорит о солнце с его родной улицы. Говорит, что оно не такое как другие, особенное... И между прочим, стихотворение написано во время войны. Представляешь, кругом кровь, стрельба, фашисты... А он про солнышко. Солнышко купается в ручейке, солнышко ласкает плечи... А там ад кругом...
- Откуда ты его знаешь?
- Мы в школе учили.
- Ты в школе французский учишь?
- Ага. Ну, английский тоже.
- Я школьные стихи на следующий день забываю.
- Я тоже. Но это мне понравилось.
- Правда, что во французском «солнце» мужского рода?
- Точно. Le soleil. Мне всегда это странным казалось. По-моему, солнце скорее женского...
- Ну почему... Земля - женского, солнце - мужского.
- А, ну если так, то да, - он быстро окинул Олю взглядом.
Оля, казалось, задумалась о чём-то, замечталась, потом, будто очнувшись, спросила:
- Ты здесь живёшь?
- В Лесном.
- Я тоже.
- Ну то есть, так-то я в городе, а летом тут, у бабушки. А тебя я что-то не видел раньше.
- Я первый раз здесь. Раньше я на всё лето в лагерь ездила, а в этот год не получилось путёвку на вторую смену достать. А я и рада. Надоел этот лагерь мне. А тут моя тётя живёт. Знаешь, такой зелёный дом, напротив магазина...
- Знаю, знаю. Я давно тебя заприметил. Не знал только как подойти.
- Ты что меня выслеживал? Как маньяк? Если бы я знала, точно убежала бы от тебя сразу.
- Ну беги, чё... Ещё не поздно. Только одеться не забудь. Ах да, у тебя же одежда на той стороне, - и оба прыснули со смеху.
- Ты совсем не такой, как я думала. Я думала, ты хулиган, а ты стихи по-французски читаешь.
- Одно другому не мешает, вообще-то, - парень хитро прищурился, - Но я не хулиган, нет. Если не слушать химичку, конечно.
- А что химичка?
- Считает, что я невменяем.
- Почему?
- Потому что я в рекреации все цветочки изгрыз.
- Правда что ли?
- Нет, конечно. Я только один листик губами прихватил. Уж очень он блестел соблазнительно, манил меня... А тут она возьми и высунься из кабинета.
- Ахха-ха! Ну ты даёшь.
- Ты что, знаешь скандал какой был? Она говорит: «Иди к психиатру, и без справки в школу не возвращайся!» Смех и грех... А вообще я прилично учусь. И матом не ругаюсь. Хороший мальчик. Что же теперь, не будешь со мной общаться? Говорят, девчонки только хулиганов любят.
- Неправда.
- Ещё говорят, они никогда этого не признают.
- Зачем ты у меня этюдник стащил? Если ты не хулиган...
- Чтобы внимание твоё привлечь. Как ещё?
- Ну, мог бы что-нибудь хорошее сделать...
- Ага, как маньяк. Ладно, в следующий раз сделаю хорошее. Теперь я могу себе это позволить.
Оля глядела внимательно на этого мальчишку: нахального и в то же время застенчивого, обычного, как все, и совершенно особенного. А он уже как-то успел подобраться совсем близко. Приподнявшись на локтях, почти навис над нею. Ни красавец, ни урод... чудаковатый и счастливый... Солнце склонилось к вечеру; рыжие кудри горели золотом - они как лучи обрамляли круглое довольное лицо. Хотелось коснуться его щеки... но Оля ещё боялась обжечься.