Донбасс 1994 - 2004
Оригинал взят у visual_archive в Донбасс '1994 - 2004
Фотографии сделаны в 1994-2004 годах в Донбассе, Украина, в поселках Красный Луч, Ровенки, Славяносербск, Перевальск и Хрустальное Луганской области, и в Шахтерске и Торезе Донецкой области.
От автора:
Вспоминаю свой первый спуск в шахту. Это была "дырка", как принято на Донбассе называть "шахты-самокопки", которая находилась на окраине шахтерского поселка. Вокруг так называемой "дырки" маленькими терриконами лежал подготовленный на продажу уголь. Из-под земли появлялись люди в черных робах и шахтерских касках, высыпали из мешков свежедобытый уголь и снова исчезали под землей. Подошел ближе. На мое появление никто не реагировал и общаться не хотел. На поверхность вышли бригадир и его помощник. Фотографироваться наотрез отказались - мол, "если в столице прослышат об этом, то шахту местные власти закроют, и сотни шахтерских семей останутся без куска хлеба".
На фоне общей повальной безработицы и колоссальных годичных задолженностей по заработной плате на угольных предприятиях, "шахты-самокопки" были основным источником доходов в многочисленных шахтерских поселках на Донбассе.
Зачастую вокруг нелегальной стихийной добычи угля также стихийно формировалась инфраструктура мелкого предпринимательства: в соседних лесопосадках рубили лес для крепежа лавы, переносчики и грузчики, кто на плечах, кто на тележках, доставляли крепи к шахте. Из соседних домов приносили горячие обеды, пирожки, чай и крепкие напитки.
Почти 100 лет назад на этом месте стоял ворот. Лошади ходили по кругу и вытягивали из забоя вагонетки. А теперь по вертикальному стволу можно вдвоем опуститься на самодельной площадке на глубину 34 метра. Потом с полкилометра пройти по уклону к десяткам мелких лав, где теми же "дедовскими" зубилом и кувалдой, стоя на коленях или (иначе невозможно) лежа на боку, нарубить угля, просеять его от пыли, и с мешком на плечах пройти то же полукилометровое расстояние под землей. И так несколько раз. Таким образом за смену добывают полтонны угля, а при хорошо подготовленном забое и больше тонны.
В шахте строгая дисциплина. Пьяного в забой не пустят. Работа там тяжелая. Часть угля бесплатно отдается на школу и детский сад, а также в добровольно-принудительном порядке другим малоимущим - таким, как милиция, прокуратура и прочие карающие органы.
Если свадьба или похороны - сбрасываются вскладчину всем коллективом. Если большие просьбы, как то Пасха, Рождество или дни рождения - отмечают всей бригадой, в такие дни работа останавливается. Именинник или именинники выставляют до десяти бутыльков самогона, а еду - кто что принесет. Тут же варят кулеш или плов. Сильно "наотмечавшихся" зимой развозят на санках или приводят домой, никого не бросают. Есть такое понятие как "шахтерская сцепка". Это когда в советские времена шахтеры, обмыв получку, всей бригадой брались за руки, сцеплялись локтями и разводили всех по домам. Милиция в таких случаях не то что "шахтерскую сцепку" не могла разорвать, но и близко подойти не решалась.
После долгих переговоров шахтеры согласились только показать подземное царство Аида. Спустившись вниз, я попал в подземный город. Один за другим ходили люди с мешками на плечах. Кто рубил уголь, кто наполнял мешки и ведра... Захотелось проверить эту нелегкую шахтерскую ношу на своих плечах. Мне взвалили на спину мешок угля, и я последовал за вереницей идущих с такими же мешками. Кое-где невозможно было идти в полный рост, приходилось пригибаться и приседать. Я несколько раз останавливался передохнуть, на что у шахтеров просто не было времени. На середине пути силы оставили меня, пот катился градом, это было равносильно тому, что сидеть в сауне в фуфайке. Таких ходок шахтеры делают десятки за день. Я же не мог сделать и одну. Мой "стахановский подвиг" был одобрен бригадой, и после "литровой прописки" меня приняли как своего.
Вечером того же дня попал на другую нелегальную шахту, где работало несколько женщин. У некоторых из них мужья наотрез отказывались спускаться под землю, другие пили беспросветно или зарабатывали сбором металлолома. Мне вручили зубило и молоток, и только после того как я нарубил пару мешков угля и с непривычки поразбивал пальцы, мне разрешили снимать.
Кроме угля возможность заработать приносил сбор металлолома, несметные количества которого с союзных времен находилось как на поверхности, так и под землей, в основном рядом с шахтами и заводами по производству металла. Видел, как разбивали кувалдой бетонные перекрытия заброшенного двухэтажного сооружения: 15-20 минут - и бетонная плита падала вниз. Далее оббивали бетон и извлекали арматуру, которую и сдавали на металлолом.
Семья из трех человек (муж, жена и дочь-старшеклассница) взяли меня с собой на ночной промысел за столбами. Многие линии электропередач давно демонтированы или украдены добытчиками цветмета. С помощью зубила и кувалды бетонный столб рухнул за полчаса. Оббив изоляцию и сняв металлическое крепление с верхушки столба, старатель с точностью до килограмма определил вес улова - 24 кг. Через час мы получили деньги на приемном пункте. Этого хватило на то, чтобы купить кильку, буханку хлеба и пол-литра. Кроме того, дочка неизвестно откуда приносит для главного добытчика в семье пять кубов маковой вытяжки (ширки). Таким образом, он поддерживает свою производительность. Этой дозы ему хватает, чтобы без устали косить столбы всю ночь. Срубленные столбы днем разбивают дети и достают желанную арматуру.
Заброшенный в союзные времена полигон дал возможность прожить почти десяток лет целому поселку. Сначала мужчины находили и выкапывали неразорвавшиеся снаряды, потом их разминировали и распиливали на металлолом. Затем, женщины и дети, ежедневно перекапываю гектары земли, собирали осколки как картошку.
Не обошлось и без жертв - после того, как трое "смельчаков" попытались разминировать авиационную бомбу с помощью зубила и молотка... Когда американцы ежедневно бомбили Ирак, люди с полигона говорили, что если б их также забросали бомбами хоть один день, то посёлок прожил бы еще на этом металле несколько лет.
"Зачем все это снимать?" - спрашивали меня на Донбассе. Я отвечал, что снимаю то, чего скоро не будет, потому что этого не должно быть - хотя бы потому, что так жить нельзя. А не которые и не выживали. Так в очередную поездку на самокопки я узнал, что покончил жизнь самоубийством восемнадцатилетний паренек, которого я снимал и с которым общался не один день. А в Луганске перед зданием облисполкома, во время голодовки, совершил самосожжение доведенный до отчаяния шахтер - спасти его так и не удалось. В лаве, где я учился рубить уголь, умер другой шахтер - сердце не выдержало. Ему было 26 лет. Это было в 2000-м году.
А через несколько лет заработали производственные шахты, людям начали платить зарплату, и шахтеры из самокопок постепенно ушли на производство. Да и уголек в лавах заканчивается. А в последнее время нелегальные шахты стали повсеместно закрывать, основательно заливая "дырки" бетоном. Конечно, остались еще шахтеры-одиночки, которые продолжают добывать уголь старым дедовским методом, но только для себя. На сегодняшний день известно, что организованные бригады под прикрытием властных структур, разбирают сгоревшие терриконы и под видом угля отправляют вагонами породу на электростанции, присыпая сверху мелким углем.
Александр Чекменев (2006 г.)
Фотографии сделаны в 1994-2004 годах в Донбассе, Украина, в поселках Красный Луч, Ровенки, Славяносербск, Перевальск и Хрустальное Луганской области, и в Шахтерске и Торезе Донецкой области.
От автора:
Вспоминаю свой первый спуск в шахту. Это была "дырка", как принято на Донбассе называть "шахты-самокопки", которая находилась на окраине шахтерского поселка. Вокруг так называемой "дырки" маленькими терриконами лежал подготовленный на продажу уголь. Из-под земли появлялись люди в черных робах и шахтерских касках, высыпали из мешков свежедобытый уголь и снова исчезали под землей. Подошел ближе. На мое появление никто не реагировал и общаться не хотел. На поверхность вышли бригадир и его помощник. Фотографироваться наотрез отказались - мол, "если в столице прослышат об этом, то шахту местные власти закроют, и сотни шахтерских семей останутся без куска хлеба".
На фоне общей повальной безработицы и колоссальных годичных задолженностей по заработной плате на угольных предприятиях, "шахты-самокопки" были основным источником доходов в многочисленных шахтерских поселках на Донбассе.
Зачастую вокруг нелегальной стихийной добычи угля также стихийно формировалась инфраструктура мелкого предпринимательства: в соседних лесопосадках рубили лес для крепежа лавы, переносчики и грузчики, кто на плечах, кто на тележках, доставляли крепи к шахте. Из соседних домов приносили горячие обеды, пирожки, чай и крепкие напитки.
Почти 100 лет назад на этом месте стоял ворот. Лошади ходили по кругу и вытягивали из забоя вагонетки. А теперь по вертикальному стволу можно вдвоем опуститься на самодельной площадке на глубину 34 метра. Потом с полкилометра пройти по уклону к десяткам мелких лав, где теми же "дедовскими" зубилом и кувалдой, стоя на коленях или (иначе невозможно) лежа на боку, нарубить угля, просеять его от пыли, и с мешком на плечах пройти то же полукилометровое расстояние под землей. И так несколько раз. Таким образом за смену добывают полтонны угля, а при хорошо подготовленном забое и больше тонны.
В шахте строгая дисциплина. Пьяного в забой не пустят. Работа там тяжелая. Часть угля бесплатно отдается на школу и детский сад, а также в добровольно-принудительном порядке другим малоимущим - таким, как милиция, прокуратура и прочие карающие органы.
Если свадьба или похороны - сбрасываются вскладчину всем коллективом. Если большие просьбы, как то Пасха, Рождество или дни рождения - отмечают всей бригадой, в такие дни работа останавливается. Именинник или именинники выставляют до десяти бутыльков самогона, а еду - кто что принесет. Тут же варят кулеш или плов. Сильно "наотмечавшихся" зимой развозят на санках или приводят домой, никого не бросают. Есть такое понятие как "шахтерская сцепка". Это когда в советские времена шахтеры, обмыв получку, всей бригадой брались за руки, сцеплялись локтями и разводили всех по домам. Милиция в таких случаях не то что "шахтерскую сцепку" не могла разорвать, но и близко подойти не решалась.
После долгих переговоров шахтеры согласились только показать подземное царство Аида. Спустившись вниз, я попал в подземный город. Один за другим ходили люди с мешками на плечах. Кто рубил уголь, кто наполнял мешки и ведра... Захотелось проверить эту нелегкую шахтерскую ношу на своих плечах. Мне взвалили на спину мешок угля, и я последовал за вереницей идущих с такими же мешками. Кое-где невозможно было идти в полный рост, приходилось пригибаться и приседать. Я несколько раз останавливался передохнуть, на что у шахтеров просто не было времени. На середине пути силы оставили меня, пот катился градом, это было равносильно тому, что сидеть в сауне в фуфайке. Таких ходок шахтеры делают десятки за день. Я же не мог сделать и одну. Мой "стахановский подвиг" был одобрен бригадой, и после "литровой прописки" меня приняли как своего.
Вечером того же дня попал на другую нелегальную шахту, где работало несколько женщин. У некоторых из них мужья наотрез отказывались спускаться под землю, другие пили беспросветно или зарабатывали сбором металлолома. Мне вручили зубило и молоток, и только после того как я нарубил пару мешков угля и с непривычки поразбивал пальцы, мне разрешили снимать.
Кроме угля возможность заработать приносил сбор металлолома, несметные количества которого с союзных времен находилось как на поверхности, так и под землей, в основном рядом с шахтами и заводами по производству металла. Видел, как разбивали кувалдой бетонные перекрытия заброшенного двухэтажного сооружения: 15-20 минут - и бетонная плита падала вниз. Далее оббивали бетон и извлекали арматуру, которую и сдавали на металлолом.
Семья из трех человек (муж, жена и дочь-старшеклассница) взяли меня с собой на ночной промысел за столбами. Многие линии электропередач давно демонтированы или украдены добытчиками цветмета. С помощью зубила и кувалды бетонный столб рухнул за полчаса. Оббив изоляцию и сняв металлическое крепление с верхушки столба, старатель с точностью до килограмма определил вес улова - 24 кг. Через час мы получили деньги на приемном пункте. Этого хватило на то, чтобы купить кильку, буханку хлеба и пол-литра. Кроме того, дочка неизвестно откуда приносит для главного добытчика в семье пять кубов маковой вытяжки (ширки). Таким образом, он поддерживает свою производительность. Этой дозы ему хватает, чтобы без устали косить столбы всю ночь. Срубленные столбы днем разбивают дети и достают желанную арматуру.
Заброшенный в союзные времена полигон дал возможность прожить почти десяток лет целому поселку. Сначала мужчины находили и выкапывали неразорвавшиеся снаряды, потом их разминировали и распиливали на металлолом. Затем, женщины и дети, ежедневно перекапываю гектары земли, собирали осколки как картошку.
Не обошлось и без жертв - после того, как трое "смельчаков" попытались разминировать авиационную бомбу с помощью зубила и молотка... Когда американцы ежедневно бомбили Ирак, люди с полигона говорили, что если б их также забросали бомбами хоть один день, то посёлок прожил бы еще на этом металле несколько лет.
"Зачем все это снимать?" - спрашивали меня на Донбассе. Я отвечал, что снимаю то, чего скоро не будет, потому что этого не должно быть - хотя бы потому, что так жить нельзя. А не которые и не выживали. Так в очередную поездку на самокопки я узнал, что покончил жизнь самоубийством восемнадцатилетний паренек, которого я снимал и с которым общался не один день. А в Луганске перед зданием облисполкома, во время голодовки, совершил самосожжение доведенный до отчаяния шахтер - спасти его так и не удалось. В лаве, где я учился рубить уголь, умер другой шахтер - сердце не выдержало. Ему было 26 лет. Это было в 2000-м году.
А через несколько лет заработали производственные шахты, людям начали платить зарплату, и шахтеры из самокопок постепенно ушли на производство. Да и уголек в лавах заканчивается. А в последнее время нелегальные шахты стали повсеместно закрывать, основательно заливая "дырки" бетоном. Конечно, остались еще шахтеры-одиночки, которые продолжают добывать уголь старым дедовским методом, но только для себя. На сегодняшний день известно, что организованные бригады под прикрытием властных структур, разбирают сгоревшие терриконы и под видом угля отправляют вагонами породу на электростанции, присыпая сверху мелким углем.
Александр Чекменев (2006 г.)