Запоздалое прозрение.
Вот и наступил такой момент, когда прошлое кажется более реальным и важным, чем настоящее. Причём именно те периоды прошедшего, которые были до предела наполнены болью, неуверенностью и метаниями. Они нависают надо мной, пропитывая всё моё существование. После длительной отлёжки в самых затхлых закоулках подсознания, они кажутся совсем не тем, чем являлись, будучи настоящим. Теперь они имеют наглость представать в виде откровений, неоценимого опыта, единственно возможного пути, по которому я мог пройти. А те периоды, когда, как мне казалось, я испытывал счастье, предстают как нечто блеклое и ненасыщенное, и видятся мне сегодня как потерянное время. Только конфликты с внешней средой помогали расти и преодолевать свои слабости, только катастрофы делали меня лучше, только сомнения и неустроенность помогали не опустить рук, расслабленность и внутренняя гармония же угнетали и низводили до квазирастительного уровня. Полагаясь только на себя, забив на мудрые советы, я умудрился своим еблом пропахать все возможные препятствия. Я ясно понимаю, что многое произошедшее рационально объяснить невозможно, это настоящее чудо. Чудо, то что в 15 лет я прекратил знаться с ровными пацанчиками, выбрил вискИ и стал их врагом. Чудо, что несколько человек приняли мой образ мысли, и мы стали дружить против этой биомассы. Чудо, что я остался жив, в течении всего выпускного года ежедневно потребляя ударные дозы кое-как и чем попало разбавленного спирта, вприкуску с тареном и циклодолом. Чудо, что я не сорвался с крыши, ибо любил в изменённом состоянии сознания бегать по карнизу, и висеть над пропастью на руках. Чудо, что при таком образе жизни я остался абсолютно здоровым, и умудрился куда-то поступить. Причём, тогда всё это воспринималось как само собой разумеющееся.
Какая-то сила всё время гнала меня вперёд, я никогда не оборачивался назад, не дорожил людьми, не ворошил прошлое. Вся жизнь была только впереди. Сейчас пришло осознание, какими ценностями я сорил. Теперь я пытаюсь бережно собрать тех, кто был лучшей частью моей жизни. Я не могу себе простить, что отдал им слишком мало, что так легко оставил их в прошлом. Самые хрупкие из них уже смотрят на меня с небес или удерживают себя на небесах веществами, наиболее рациональные добровольно погасли, воспринимая меня лишь как источник беспроцентных кредитов. И с каждой потерей пустеет и сжимается мой и без того маленький и пустынный мир.