Ко дню писателя
Нет, событие, конечно, сугубо календарное - оттуда, уходя с работы в пятницу, я и узнал, что третьего марта считается днём писателя. Но в памяти отложилось, и мысли в голове закрутились… Захотелось вспомнить, а кто? «Кто» - много, полки не пустуют! А вот - «что», о чём?
Учитывая, что день писателя (цитирую Интернет) - «профессиональный праздник, который призывает «четвёртую власть» выступать против негативных аспектов демократической печати, воздержаться от лживых публикаций, преднамеренной фальсификации, умышленного искажения фактов» в первую очередь вспомнился, конечно же, Волошин и его «Россия распятая».
«Вам предстоит сегодня выслушать цикл моих стихов о России. Это стихи, написанные во время Революции и отвечающие на текущие политические события. Но остерегусь называть мои стихи политическими. В наше время это понятие несёт в себе нежелательный смысл.
Прилагательное «политический» подразумевает причастность к партии, исповедание тех или иных политических убеждений. Нас воспитывали на том, что долг каждого - принадлежать к определенной политической партии, что сознательный гражданин обязан иметь твердые политические убеждения…
…Поэту и мыслителю совершенно нечего делать среди беспорядочных столкновений хотений и мнений, называемых политикой.
Но понятия современности и истории отнюдь не покрываются словом «политика». Политика - это только очень популярный и очень бестолковый подход к современности. Но следует прибавить, что умный подход к современности весьма труден и очень редок».
Актуально? Как и всё вечное…
Был к Иисусу приведён
Родными отрок бесноватый:
Со скрежетом и в пене он
Валялся, корчами объятый.
- «Изыди, дух глухонемой!» -
Сказал Господь. И демон злой
Сотряс его и с криком вышел -
И отрок понимал и слышал.
Был спор учеников о том,
Что не был им тот бес покорен,
А Он сказал:
«Сей род упорен:
Молитвой только и постом
Его природа одолима».
Не тем же ль духом одержима
Ты, Русь глухонемая! Бес,
Украв твой разум и свободу,
Тебя кидает в огнь и воду,
О камни бьёт и гонит в лес.
И вот взываем мы: «Прииди!»
А избранный вдали от битв
Куёт постами меч молитв
И скоро скажет: «Бес, изыди!».
В общем, в свете воскресных российских событий в голову приходит много чего, да всё как-то те то. Не то, за что хотелось бы автору просто по-человечески сказать «спасибо»…
Хочется вспомнить что-то такое вечное, но доброе, светлое - навсегда. И вспомнилось. Причём легко и сразу. Просто протянул руку до книжной полки и начал читать с первого попавшегося места. Открылось в начале второй книги…
«...В первый выходной, когда Толику не надо было идти в лабораторию, они отправились в Херсонес. Бродили среди серых стен и башен, среди засыпанных и заросших древних кварталов, среди колонн разрушенных храмов, по жёлтым скалистым обрывам и каменистым пляжам, где волны перекатывали крупную гальку. Толик то хватал Гая за рубашку, когда он пытался нырнуть в черный лаз подземелья или вскарабкаться по отвесу башни, то поторапливал, если он замирал надолго над притаившимся крабом или плоским камнем с полустертыми непонятными буквами.
...Где-то в этих местах двадцать пять лет назад тяжелая мина разнесла в пыль, перемешала с землей и горячей щебёнкой старшего политрука Сергея Васильевича Нечаева, который был отцом Толика. И дедом Гая. И в самые озорные минуты весёлость Гая была словно припорошена пепельной пыльцой. А Толик, видимо, не замечал этого.
Впрочем, печали Гай не чувствовал. И стесненности в душе, какая возникает на кладбище или просто при мысли о смерти, тоже не было. Было другое чувство, хорошее. Тайная ласковость к этой земле. Удивительная была земля - с загадками, кладами, легендами. С тёплыми камнями старинных стен, с запахом спелых трав и моря... И оттого, что частью здешней кремнистой почвы, травы и песка стал когда-то его дед, Гай ощутил эту землю своей.
Вдохнул воздух Херсонеса и с облегчением понял, что он не гость.
А до той минуты чувствовал себя приезжим.
Севастополь ошеломил Гая блеском нестерпимо-синей воды, режущей глаза белизной домов и корабельных рубок, буйной зеленью незнакомых деревьев, излишне ярким своим сверканьем. Гай ходил по улицам с Толиком и один, смотрел во все глаза, удивлялся и радовался, но робел в душе. Подавив робость, он лихо взбегал по каменным трапам к памятникам, с размаха запрыгивал верхом на горячие от солнца пушки старых бастионов, храбро гладил местных лохматых псов и лихо подскакивал под разлапистыми ветками, срывая на бегу каштаны.
Так в фойе кинотеатра притворяется независимым и беззаботным пацан, проскользнувший без билета.
Казалось бы, откуда у Гая эта неуверенность? Ведь приезжего люда в городе было, пожалуй, не меньше, чем коренных жителей. К тому же Гай ничем не отличался от местных мальчишек. За два летних месяца он дома успел загореть получше многих южан, а волосы выцвели до льняной белизны. С пирсов и камней нырял он не хуже здешних ребят (а плавать в солёной воде было не в пример легче, чем в речной). Однако в глубине души у Гая гнездилось боязливое отчуждение: город был не его.
И лишь в Херсонесе Гай вздохнул, словно сбросил тесную, не свою, надетую по ошибке куртку. Или словно из дальней поездки вернулся к себе, на знакомую улицу. Хотя родную улицу Гая ничто здесь не напоминало. Была солнечная тишина древних берегов и необъятность увиденного с обрывов моря...»
«Граната (Остров капитана Гая)», вторая книга романа «Острова и капитаны» Владислава Крапивина. Публиковалась в журнале «Уральский Следопыт», который я выписывал с 1984 года, в 1987 - 1988 годах. Сказать, что я ждал следующий номер - ничего не сказать. Выдаваемые по глотку главы читались взахлёб и перечитывались (как сейчас «краткое содержание предыдущей серии») при поступлении следующей порции. Надо ли говорить, что к моменту окончания публикации, герои были родными настолько, что казались просто… Соседями по двору, что ли…
Потом были циничные институтские 90-е… Не знаю, почему «циничные» - время такое было. Учёба, попытки где-то что-то заработать. Хотя это было и время первых переводов Толкиена, да и вообще - интересного вокруг вдруг стало неожиданно много. Но всё возвращается, и «если нужные книжки ты в детстве читал», то неизбежно сохранишь в сердце романтику. А переплетённая подшивка журнальных страничек стала не то чтобы лакмусовой бумажкой, но обошла многих. И о многих поведала. К примеру, моя супруга давно стала поклонницей Владислава Крапивина и прочитала гораздо больше его книжек, чем я…
В начале 2005 года мне в Интернете попались первые главы нового романа Крапивина «Давно закончилась осада…». И засвербило… Продолжения не было, а в голове уже жил Севастополь. Естественно, первое, что я сделал - перечитал трилогию, ведь действие второй части «Граната» целиком происходит в Севастополе. Причём, родная подшивка была на руках у друзей, пришлось пойти в магазин и купить книжку, очень уж хотелось её вспомнить. Ну и понеслось - всю весну изучалось всё, связанное с Севастополем, а в июле мы превратили мир своих фантазий в реальность на целых три недели! И, конечно, читая вышедшую осенью «Осаду», мы уже ощущали город родным - своим.
Вот так с той поры и ездим в Крым, сначала ежегодно, а теперь чуть ли не ежеквартально. То в Коктебель, то в Севастополь. А казалось бы - просто книжки… И кстати, вы в курсе, что жители Города борются за присвоение Владиславу Крапивину звания «Почетный гражданин» Севастополя?
Рисунки Евгении Стерлиговой, 1987 г.
Фотографии Андрея Илюхина, 2005 г.