Steppenwolf
Не беря с собой в путешествие ни книг, ни плеера, погрузившись на две недели целиком в смертный мир, я оказался на тоже время в отрыве от мира бессмертного. Хотя музыку я и компенсировал постановками киевской, львовской и одесской опер, но литература была отведена в сторону, и одно из первых желаний по возвращению было вновь окунуться в самый непредсказуемый для воображения жанр.
Здесь и проявилась то самое неизбежное влияние стремлений и накопленных внутренних напряжений, требующих разрешения и в итоге приводящих в самую нужную точку. Сначала я вспомнил прекрасное впечатление от "Петера Каменцинда", столь увлекающей меня в последнее время немецкой, нечеловеческой романтики, потом при беглом просмотре библиографии Германа Гёссе внимание моментально приковалось к названию "Степной волк", романе, о котором ранее я ничего не знал. А теперь ставший для меня одним из самых знаковых до той самой степени, что и себя могу назвать Steppenwolf. Понимая, что и ранее периодически случались попадание в яблочко, всё равно каждое новое вершение судьбы - словно горячий душ, beautiful storm, окатывающий и меняющий максимум возможного из подтающего к нужному моменту пластилина души. Литература - прекрасна, её воздействие - непредсказуемо, но и нет такого списка произведений, который всегда под рукой, и который в нужный момент может подтасовать тебе жизненно необходимую книгу. Тем сильнее восприятие от таких моментов. Каждый раз когда доходишь до границы, каждый раз возникает новая перспектива, отодвигающая эту границу ещё дальше вдаль.
Особенно интересно вновь испытывать влияние немецкого романтизма, которое в моей судьбе, как теперь понимаю, участвовало всегда, но в то же время было всегда подспудно и невысказано. Питер Хандке, Вернер Херцог, Рихард Вагнер, ЭТА Гофман - мне никогда и не приходило в голову называть их произведения романтикой. Немецкая романтика как алтер-эго немецкой сдержанности, рассудительности и пунктуальности, она никогда не обернется итальянской мечтательностью, англосаксонской романтичностью или тем более русской сентиментальностью. В немецком романтизме таится дух неземного происхождения, она наполнена потусторонними зовами. Кровь не бурлит, а стынет. Замирает от собственного величия и собственной пропасти, в которую падает. И это падение - как падение во сне, разбиться нельзя, можно лишь проснуться (отложив книгу, закончив смотреть кино или слушать музыку)
Роман Германа Гёссе еще тем примечателен, что является дорожной картой разрешения проблемы Фауста, на что не уставал указывать апостериори сам автор, говоря об ошибочной интерпретация "Степного волка". Его слова: "это книга не о Человеке Отчаявшемся, а о Человеке Утверждающем", о "несокрушимом мире Веры". Но об этом я прочитал уже позже, само чтение доставляло мне тонкое удовольствие соприкосновения не только с гениально синтезированной структурой и ее наполнением, но и с узнаванием своих "Я" в "Я" Гарри Халлера. Но пост-эффект был для меня совсем неожиданен, - Гессё должен быть доволен, на подсознательном уровне его роман сработал именно так, как он и желал. :)
Здесь и проявилась то самое неизбежное влияние стремлений и накопленных внутренних напряжений, требующих разрешения и в итоге приводящих в самую нужную точку. Сначала я вспомнил прекрасное впечатление от "Петера Каменцинда", столь увлекающей меня в последнее время немецкой, нечеловеческой романтики, потом при беглом просмотре библиографии Германа Гёссе внимание моментально приковалось к названию "Степной волк", романе, о котором ранее я ничего не знал. А теперь ставший для меня одним из самых знаковых до той самой степени, что и себя могу назвать Steppenwolf. Понимая, что и ранее периодически случались попадание в яблочко, всё равно каждое новое вершение судьбы - словно горячий душ, beautiful storm, окатывающий и меняющий максимум возможного из подтающего к нужному моменту пластилина души. Литература - прекрасна, её воздействие - непредсказуемо, но и нет такого списка произведений, который всегда под рукой, и который в нужный момент может подтасовать тебе жизненно необходимую книгу. Тем сильнее восприятие от таких моментов. Каждый раз когда доходишь до границы, каждый раз возникает новая перспектива, отодвигающая эту границу ещё дальше вдаль.
Особенно интересно вновь испытывать влияние немецкого романтизма, которое в моей судьбе, как теперь понимаю, участвовало всегда, но в то же время было всегда подспудно и невысказано. Питер Хандке, Вернер Херцог, Рихард Вагнер, ЭТА Гофман - мне никогда и не приходило в голову называть их произведения романтикой. Немецкая романтика как алтер-эго немецкой сдержанности, рассудительности и пунктуальности, она никогда не обернется итальянской мечтательностью, англосаксонской романтичностью или тем более русской сентиментальностью. В немецком романтизме таится дух неземного происхождения, она наполнена потусторонними зовами. Кровь не бурлит, а стынет. Замирает от собственного величия и собственной пропасти, в которую падает. И это падение - как падение во сне, разбиться нельзя, можно лишь проснуться (отложив книгу, закончив смотреть кино или слушать музыку)
Роман Германа Гёссе еще тем примечателен, что является дорожной картой разрешения проблемы Фауста, на что не уставал указывать апостериори сам автор, говоря об ошибочной интерпретация "Степного волка". Его слова: "это книга не о Человеке Отчаявшемся, а о Человеке Утверждающем", о "несокрушимом мире Веры". Но об этом я прочитал уже позже, само чтение доставляло мне тонкое удовольствие соприкосновения не только с гениально синтезированной структурой и ее наполнением, но и с узнаванием своих "Я" в "Я" Гарри Халлера. Но пост-эффект был для меня совсем неожиданен, - Гессё должен быть доволен, на подсознательном уровне его роман сработал именно так, как он и желал. :)