Оригинал взят у
sedov_05 в
Ленинжжот ! Пишет
З. ГорынычЪ:
"Помнится влез я тогда на бгонивичок и такую ахинею понес... До сих пог стыдно."
С проездом до Петрограда в конце концов устроилось как нельзя лучше: за небольшую взятку Ленин купил у своего приятеля Платтена вагон - немного подержанный, но в отличном состоянии. Дорога была веселой: от желающих на халяву проехаться в первом классе с экскурсией по Германии, Швеции и Финляндии отбою не было. И настроение у Владимира Ильича опять было превосходнейшее: он свято верил в свой авось и дурачился напропалую.
- Эх, - говорил он, сладострастно жмурясь и потягиваясь, как рыжий кот на печи. - Первейшим делом, батенька, к Сомонову. На третью линию. Не бывали? Очень напрасно. Шикарнейшее место. Господи, это сколько же я не был у Сомонова? Пять лет, чорт меня побери совсем! Сначала, само собой, анисовой. Мрр! Но где одна, там и две - разве не так?
Богданов сглотнул и отвернулся к окну. Ленин был сильным оратором - возможно, лучшим в партии. Правда, настоящее вдохновение посещало его только во время разговоров о выпивке, закуске и женщинах, а потому к публичным выступлениям его старались не допускать - разве что уж очень нужно было зажечь толпу. Старик чертовски аппетитно рассказывал о простых радостях. Богданов ничего не ел вторые сутки. Большевистская верхушка издержалась, готовясь к возвращению. В Питере, правда, товарищи готовили встречу, но у партии почти не было средств - вся надежда, что Ильич исхитрится. До города оставалось верст сорок. Под чахлыми чухонскими елями смутно белели островки талого снега. Весна семнадцатого была холодна. Чтобы отвлечься от голода и тревоги, Богданов стал считать столбы. Он загадал, что если до ближайшего полустанка их будет четное число, то они доедут благополучно.
- Хороша из белорыбицы, - невозмутимо продолжал Ленин, - но также и карп - вполне, вполне достойно. Засим, как вы понимаете, третья. Что до второго блюда, то у Сомонова дивно запекали цыплят. В сметане, и с какой-то особенной травкой. А какой там вечером кордебалет! Пятнадцать девочек, одна другой краше, танец эдакий замысловатый - шаг вперед, два шага назад...
Инесса покраснела и потупилась. Надежда Константиновна резко встала и вышла из купе.
- Ну что это она? - искренне огорчился Ленин. - Как подменили в последнее время, честное слово...
- Володя, но пойми: она жена тебе...
- Сколько раз я говорил тебе: Надежда - партнер! Я не затем ее вывез из Шушенского, чтобы она теперь делала сцены... Теперь с этим свободно, в Питере разведусь немедленно. И поженимся. А, Инесса?
- Посмотрим, - сдержанно ответила она.
- Ну ладно. - Владимир Ильич не умел долго злиться. - Александр Александрович, может быть, в картишки? Скоротать время до приезда? Я думаю, через час уж будем на Финляндском...
- Что-то не хочется, - кисло сказал Богданов. Он слишком хорошо помнил, как позавчера, при проезде через Стокгольм, последовательно проиграл Ленину шляпу, черепаховый гребень и часы.
- А вы не нервничайте, не нервничайте! Революционер не имеет права нервничать, когда играет в покер! Знаете ли что? Я вам этого еще не показывал!
Жестом фокусника он извлек из кармана три серебряных наперстка.
- Что это? - не понял Богданов.
- Ключи счастья, - радостно сказал Ленин. - Знаете роман такой - «Ключи счастья»? Так вот, они самые и есть. Если б не они, не видать бы нам вспомоществования от генштаба, как своей поясницы. Не угодно ли? Кстати, как думаете, наши-то в Питере при деньгах? - спрашивал Ленин, явно пытаясь отвлечь приятеля от наблюдений за манипуляциями.
- Не знаю, - сухо отвечал Богданов. - Думаю, там сейчас неразбериха почище, чем в пятом.
- Эге, эге... Гм-гм... Ну-с, на то и мутная вода, чтобы умные люди ловили скромный гешефт...
Через полчаса Богданов был должен Ленину уже двадцать франков сверх своих наличных пятнадцати. Ильич заботливо хлопал его по плечу:
- Ничего, ничего, батенька! Мне из Питера телеграфировали, что готовят встречу. Как думаете, что устроят? Я думаю, расстараются. Можно не к Сомонову, можно сразу в «Вену». Вы для закуски что предпочитаете?
- Да с чего вы взяли, что они готовят закуску?! - Настроение у Богданова испортилось окончательно. - Революция, до банкетов ли там!
- Ну а кто приближал-то? - хихикал Ленин. - Пять лет в изгнании! Мы жертва кровавого режима или кто? Каторжане возвращаются, солдатики с фронта бегут... Да мы, по-хорошему, должны на белом коне в Питер въехать! Пари, что Железный Феликс уже в городе. Чорт, живот подвело... Интересно, они знают, в каком мы бедственном положении? Если прямо сей же час, на перроне, не будет хотя бы рюмки да хлеб-соли... Еще, знаете, малосольный огурец: сначала хруст, потом и-зу-мительное ощущение...
- Да прекратите же, Владимир Ильич! - взмолился Богданов.
- Ничего, ничего! Скоро уж, - Ленин достал знаменитые часы-луковицу. - Ну, если они там приготовили не то, что я люблю... к чорту бросаю весь этот большевизм и иду во Временное правительство! Министром экономики, а? Как вы думаете? Обедать буду у Грешникова. Каждый день. Скачала гусиную печенку с луком...
Богданов вскочил и выбежал из купе. Вслед ему несся заливистый ленинский хохоток. Так смеяться мог только честный человек.
«А интересно все-таки, что они готовят», - думал он, нервно куря в тамбуре.
К сожалению, они готовили совсем не то, чего хотелось Ленину, и даже не то, о чем мечтал более скромный Богданов. Площадь перед Финляндским была запружена народом. Рабочий патруль не пускал на платформу восторженных депутатов от балтийских матросов. Они никогда не видели Ленина, но слухи о его грандиозных предприятиях будоражили Петроград все пять лет его отсутствия.
- Ильич - самый из них наш! - говаривали флотские агитаторы.
- Сурьезный мужик, - кивали усатые балтийцы. - Ентот за словом в карман не полезет...
Поезд замедлил ход, скрежетнул и встал. Высокий человек в шинели, бледный, с узкой бородкой и непреклонным выражением испитого лица, прошагал прямо к шестому вагону.
- Эдмундович! - радостно крикнул Ленин, выглядывая в окно. Вся его давняя неприязнь к Железному испарилась - он и вообще был отходчив, да вдобавок с последней встречи прошло слишком много времени. Как знать, вдруг революция смягчила и это стальное сердце?
- Рад, рад, - сдержанно говорил Дзержинский, пожимая руку Ленину. - Отлично выглядите.
- Какое отлично, батенька! Третьи сутки не жрамши. Женщины в обморок падают. Один чай да гнусные скандинавские сушки. Пойдемте же скорей, я вне себя от нетерпения!
- Ждут, ждут, - скупо улыбаясь, кивал Феликс Эдмундович.
- Где? У Сомонова? Пари, что у Сомонова!
- Прямо на площади.
- Что, столы накрыты? Я говорил вам! - Ленин Пихнул Богданова в плечо. Тот кисло улыбнулся. Из вагона, пошатываясь от усталости, выходили бледные большевики. Зиновьев с жадностью вдыхал родной, влажный питерский воздух. Инесса вытирала глаза.
В следующую секунду Ленин остолбенел. Вместо накрытых столов на площади бушевала ликующая толпа. В воздух взлетали бескозырки.
- Это что такое? - спросил он с недобрым предчувствием.
- Готовились, товарищ Ленин! - радостно доложил круглолицый усач лет двадцати пяти, суетившийся вокруг Феликса Эдмундовича. - Я же вам телеграфировал, что готовимся!
- Митинг, - доложил Дзержинский. - Надо будет сказать.
- Кому? Мне?! С какой стати! Ищите какого-нибудь теоретика! Я жрать хочу!
- Товарищ Ленин, - мягко, но с нажимом поддержал Феликса Эдмундовича представитель Балтфлота. - Братишки ждут.
- Это вы так готовились? - с горечью произнес Ленин. - Это так вы встречаете душу партии? К чертям собачьим! Я к Керенскому уйду!
Но морячки уже подсаживали его на странную железную машину, стоявшую в центре площади. Ленин никогда не видел таких машин. Вероятно, это был танк - он читал, что англичане применяли их на фронте.
- К чорту, к чорту! - отбивался он. - Я не готовился! Я не ел три дня!
- Просим, просим! - визжали хорошенькие курсистки, обступившие машину. На площади, помимо матросов и солдат, толпилось полно случайных людей, обрадовавшихся очередному митингу: в Питере теперь митинговали каждый день и по любому поводу.
- Это кто - Ленин? - спрашивала молодая женщина декадентского вида у пожилого бритого господина с лицом вальяжного адвоката. - Какой миленький...
- Да пустите вы, чорт! - злился Ленин. - Вот пристали, дураки...
Но толпа уже встречала его громовым ревом. В лицо ему ударил прожектор. Ленин оглядел толпу и провел рукой по лбу. Он решил положиться на свою удачу. В конце концов, говорить с простым народом из всех большевиков умел он один.
- Ильич! Ильич наш! - басом ревел огромный матрос, знавший о Ленине только то, что он за простой народ. - Режь, Ильич! Жарь! По-нашему, по-простому!
- Товарищи! - картаво крикнул Ленин, и площадь замерла. - Товарищи! Все мы любим пиво!
После трехсекундного молчания площадь ответила ему такой овацией, какой не слыхивал и Керенский в свои лучшие дни. Ленин переждал вопль народного восторга и энергически махнул пухлой ручкой.
- А после пива хорошо и беленькой! - рявкнул он. - Холодненькой, товарищи! Я подчеркиваю, анисовой! В за-по-тев-шей рюмочке! После чего немедленно огурец!
- Точно! Жарь! Язви их в самую душу! - орали солдаты. Тем, что сзади, ничего не было слышно, и они поддерживали Ленина кто во что горазд: «Долой Керенского!», «Обобществление баб!», «Попили нашей кровушки!»
- А икра? - как бы самого себя спросил Ленин. - Икра в хрустальной розетке! Ростбиф, умеренно прожаренный! Тут же вторую, и сейчас же требуйте уху. Требуйте ка-те-го-рически!
- Уху! Уху! - вопила площадь. Те, что сзади, опять не дослышали и решили, что Ленин призывает показать Керенскому ху-ху, и начали от энтузиазма постреливать в воздух. Ильич почувствовал себя в своей стихии. Он купался в народной любви.
- Ну-с, а после первого блюда лично я люблю поросенка с гречневой кашей! С хрустящей корочкой, товарищи! Режешь, а жир течет, течет...
- Режь жирных! - стонал от наслаждения огромный матрос. Его трубный бас покрывал все прочие звуки.
- Что он несет? - спросил Дзержинский, склонясь к уху Кржижановского.
- Чорт его знает. Народу нравится, - пожал плечами Глеб Максимилианович.
- А после пятой, - самозабвенно продолжал Ленин, - неплохо и бабецкого за попецкого! Так сказать, Машку за ляжку! Я не знаю, как вы, товарищи, но я предпочитаю мясистость. Мясистость! В свое время, товарищи, у меня была одна такая, что я, товарищи, просто еле уносил ноги! Особенно, бывало, когда она сверху...
- Крой угнетателей! - заверещал молодой солдатик.
- Еще! Еще, Ильич! - гулко требовали балтийцы.
Ленин принялся рассказывать такое, что курсистки испуганно захихикали и избегали смотреть друг на друга. Остановить его было уже нельзя. Инесса комкала платок. Лицо Крупской было непроницаемо.
- Грудь! - кричал Ленин. - Первое дело грудь! Я знаю, что сейчас идет дурная мода на худобу. С презрением отвергаем, товарищи! И еще я люблю...
Он перечислил, что именно он любит, и восторженная толпа подхватила его на руки. Кувыркаясь над толпой, Ленин пытался еще что-то говорить, но рев солдатской массы заглушал его картавый говорок. Женщины с визгом устремились следом.
- Куда они его тащат? - спросил Богданов.
- Понятия не имею, - сухо ответил Дзержинский. - Вероятно, ужинать. Пойдемте и мы попьем чайку, товарищи.
Отрывки с
http://lib.rus.ec/b/183419/read