Репродукция страницы из еженедельника Harpers Weekly, посвященная Восстанию Яки (12-14 Августа 1896 года)
Восстание Яки, возможно, было последним восстанием индейцев, произошедшим на территории США, хотя оно было направлено не против американских властей, а против мексиканских. 12 августа группа индейцев племени яки, ранее проживавших в мексиканском штате Сонора во главе с мексиканскими революционерами - журналистами Лауре Агирре и Феликсом Чаппе с американской территории напали на мексиканский таможенный пункт, однако, мексиканцы были готовы, плюс они заручились поддержкой американцев, со стороны которых в отражении нападения участвовали 2 роты 24го пехотного полка и милиция. Таможню захватить не удалось, в бою погибло по одним данным 3 повстанцев, по другим - по 7 человек с каждой из сторон. После отражения атаки началось двухдневное преследование восставших, не имевшее ни малейшего успеха, так как отряд просто разошелся по домам.
У Дьюри погасла трубка и он поворошил угольки. Крайцлер зажег ему спичку и предположил:
- Но вы ошиблись?
- Да, - ответил Дьюри. - После такое случалось несколько раз - по крайней мере, я знал об этих случаях. Он никогда не замахивался на крупных животных - домашний скот, лошадей с соседних ферм. Нет, эту жажду распаляли в нем лишь маленькие создания. Я пытался этому как-то воспрепятствовать и в итоге…
Тут он умолк и сел, уставившись в пол и явно не желая продолжать рассказ. Но Крайцлер снова мягко настоял:
- И в итоге произошло нечто куда более ужасное?
Дьюри пыхнул трубкой и кивнул.
- Но я его не винил, доктор. И, думаю, вы согласитесь, что я был прав. - Рука его сжалась в кулак, которым он хватанул себя по ноге. - Но мать, будь она проклята, мгновенно усмотрела в том очередной пример дьявольских козней. Говорила, что он сам на себя это навлек, как прочие мальчишки.
- Боюсь, вам все же придется объяснить, мистер Дьюри, - сказал я.
Он быстро кивнул, последний раз приложился к фляжке и, вернув ее Крайцлеру, продолжил:
- Да-да, конечно. Прошу меня простить. Дайте подумать - это, кажется, произошло летом… вот черт… в аккурат перед тем, как я уехал, значит - летом 75-го. Вроде бы. Яфету было одиннадцать. На ферме, где я работал, наняли нового батрака, всего на пару лет меня старше. По всей видимости, он был человек приятный. И, похоже, умел находить общий язык с детьми. Мы быстро сдружились, и я как-то раз позвал его с нами на охоту. Его Яфет сразу заинтересовал, да и сам он брату понравился, и потом еще несколько раз отправлялся с нами в горы. Они с Яфетом ставили силки, а я охотился на дичь покрупнее. Я объяснил этому… этой твари, которую принимал за человека, что Яфета следует удерживать от измывательств над дичью, и парень вроде понял меня. Я сам - сам, понимаете - доверил ему брата… - Тут его рассказ прервался чьим-то глухим стуком в наружную стену амбара. - И он предал мое доверие… - Дьюри поднялся. - Люди так не поступают. - Открыв мутное окошко, Дьюри высунул голову и заорал: - А ну там! Кому сказал - пшла вон отсюдова! Живо марш! - снова втянув голову, Дьюри поскреб редкую поросль на голове: - Глупая кляча. Вся в репьях уже, а туда же - за клевером лезет аж за амбар. Не могу же я все время… Извините, джентльмены. В общем, как-то вечером я обнаружил Яфета в лагере - полуголый, он рыдал, а из… в общем, он был весь в крови. Тварь, с которой я его оставил, исчезла, и больше мы его не видели. -
От задней стены амбара вновь донесся знакомый глухой стук, заслышав который, Дьюри ухватил с пола длинную жердь и направился к выходу. - Вы позволите на минутку, джентльмены?
- Мистер Дьюри? - окликнул его Крайцлер. Наш хозяин обернулся в проеме. - Этот парень, батрак… вы не помните, как его звали?
- Разумеется, помню, доктор, - отозвался Дьюри. - Это имя выжжено в моей памяти. Бичем. Джордж Бичем его звали. А теперь прошу меня простить.
Имя ударило меня сильнее, чем все, что мне до сей поры открылось, и торжество мое обратилось в смятение.
- Джордж Бичем? - прошептал я. - Но, Крайцлер, если Яфет Дьюри…
Крайцлер упредительно воздел палец, призывая хранить молчание:
- Придержите вопросы, Мур, и помните: по возможности нам не следует раскрывать этому человеку истинных целей нашего визита. Мы уже знаем почти все, что нужно. Пора откланиваться.
- Все, что нам нужно, - допустим, вы уже все знаете, а у меня еще тысяча вопросов! И почему нам следует скрывать все от него, он же вправе…
- Что хорошего принесут ему эти знания? - резко прошипел Крайцлер. - Вы же видите - человек все эти годы страдал и мучился. Какой смысл - и для нас, и для него - сообщать, что брат его, быть может, убил не только родителей, но и полдюжины детей?
Я умолк; ибо если Яфет Дьюри жив до сих пор и все это время даже не пытался связаться с братом, несчастный фермер действительно ничем не мог помочь нашему следствию. А рассказать ему о наших подозрениях, пока ничем не подкрепленных, - это будет верхом психической жестокости. Потому я подчинился инструкциям Крайцлера, и когда Дьюри, укротив дерзкое парнокопытное, вернулся в амбар, состряпал для него убедительную историю о поезде в Нью-Йорк и скорой сдаче материала в номер. С моим журналистским опытом подобный фокус - примитивное упражнение на устную импровизацию в сложных обстоятельствах.
- Но вы должны кое-что честно сказать мне перед тем, как уехать, - попросил Дьюри, провожая нас до рыдвана. - Все эти ваши статьи о висячих делах - насколько это правда? Или вы намерены сами поднять дело и развести в прессе досужие перетолки о моем брате, воспользовавшись тем, что я вам рассказал?
- Могу заверить вас, мистер Дьюри, - знание того, что на сей раз я говорю ему чистую правду, придало моему голосу убедительность, - что о вашем брате не появится ни единой статьи.
То, что вы рассказали, позволит нам выяснить, где и когда полицейское расследование свернуло с верного пути, не более того. Все будет расцениваться точно так же, как вы нам поведали, - сугубо конфиденциально.
После этих слов фермер крепко пожал мне руку:
- Благодарю вас, сэр.
- Ваш брат много страдал, - сказал Крайцлер, также пожимая руку Дьюри. - И я подозреваю, что его страдания не прекратились после того, как убили ваших родителей - естественно, если он до сих пор жив. Не нам судить его, и наживаться на его муках мы тоже не станем. - Кожа на лице Дьюри снова натянулась - он едва сдерживал переполнявшие его эмоции. - У меня есть еще один-два вопроса, - продолжал Ласло, - если позволите.
- Если я знаю ответы - считайте, что вы их получили, доктор, - ответил Дьюри.
Крайцлер признательно склонил голову:
- Насчет вашего отца. Многие кальвинистские священники не уделяют должного внимания церковным праздникам, но у меня сложилось ощущение, что он был не из их числа?
- Абсолютно, - ответил Дьюри. - Праздники в нашем доме были немногими приятными событиями. Мать, разумеется, возражала. Брала в руки Библию и объясняла, что праздновать их - сродни папистской ереси, а карается она страшно. Но отец стоял на своем. В такие дни он даже бывал особенно красноречив. Но я не понял, почему…
Черные глаза Крайцлера явно вспыхнули, когда он, подняв руку, ответил:
- Право же, это сущая ерунда - просто любопытно стало. - Уже забравшись в рыдван, он будто бы вдруг вспомнил что-то. - Да, и еще один нюанс. - Дьюри вопросительно поднял взгляд. Я уже стоял на подножке. - Ваш брат, Яфет, - продолжил Ласло. - Как у него возникли… трудности с лицом?
- Спазмы, что ли? - недоуменно ответил Дьюри. - Сколько помню, они всегда у него были. Может, когда он был младенцем, их и не было, но потом да - и на всю жизнь…
- Они были постоянными?
- Да, - сказал Дьюри, роясь в памяти. А потом улыбнулся: - Только в горах, конечно, прекращались. Когда он ставил силки. Тогда глаза его были спокойны, как гладь пруда.
Я уже не знал, сколько новых откровений смогу пережить, не взорвавшись от ликования, но Крайцлер оставался невозмутим.
- Несчастный, однако во многих отношениях замечательный был мальчик, - произнес он. - У вас, полагаю, не сохранилась его фотография?
- Он ненавидел сниматься, доктор, и это понятно.
- Да. Да, я так и думал. Ну что ж, всего доброго, мистер Дьюри.
На этом мы наконец покинули ферму. Я обернулся и увидел, как Адам Дьюри тяжело зашагал в амбар, и его длинные мощные ноги в тяжелых сапогах с тем же чавканьем увязали в навозе, едва не затапливавшем постройки. Перед тем как скрыться за дверью, он вдруг обернулся и посмотрел на дорогу.
- Крайцлер, - сказал я. - А Сара что-то говорила об этом тике Яфета Дьюри? В газетах вроде не упоминалось?
- Что-то я не припомню… - ответил Крайцлер, не оборачиваясь. - А почему вы спрашиваете?
- Потому что, судя по его лицу сейчас, я бы решил, что про тик вообще нигде ранее не говорилось, и он только что это понял. Теперь ему предстоит изрядно поломать голову, пытаясь понять, откуда нам это известно. - Хотя мой восторг достиг заоблачных высот, я изо всех сил старался его сдерживать, но, повернувшись к Ласло, все же вскричал: - Боже милостивый! Скажите мне, Крайцлер, скажите, что мы его поймали! Этот человек поведал нам много чертовски непонятного, но умоляю - скажите мне, что мы на верном пути!
Крайцлер позволил себе легкую улыбку и с чувством сжал правую руку в кулак.
- Все собирается воедино, Джон. Это единственное, в чем я уверен. Возможно, мы собрали еще не все части головоломки, да и те, что есть, пока неверно легли, но - да, большинство уже у нас в руках! Возница! Отвезите нас прямо на станцию Бак-Бей. В 6:05 отправляется поезд на Нью-Йорк, насколько я помню, мы должны успеть на него.
Следующие несколько миль, должно быть, мы проехали в полувнятном облегчении, сдержанно торжествуя; знай я, насколько быстротечными были эти мгновения, я бы наслаждался ими гораздо больше. Но примерно через час, после того, как мы проехали половину пути к станции Бак-Бей, в отдалении раздался резкий звук, весьма похожий на треск сломанной ветки, и торжеству нашему пришел конец. Как сейчас помню: треск этот сопровождался коротким свистом, а затем что-то ударило в шею нашей лошади, откуда ударил фонтан крови, и животное рухнуло бездыханным на землю. Никто из нас не успел сообразить, что происходит; треснуло и просвистело еще раз, и что-то вырвало из правого плеча моего друга примерно дюйм плоти.
...............................................
Вид на жительство в России для постоянно проживающих в Санкт-Петербурге можно получить с помощью специалистов "Правового Центра Айлант". Для этого требуется "всего лишь" Заявление на Вид на жительство, Паспорт (нотариальная копия с переводом и оригинал), Надлежащим образом оформленное разрешение на временное проживание, Медицинское заключение, Документ, подтверждающие доход гражданина и способность обеспечить себя и свою семью на территории РФ 2НДФЛ или 3НДФЛ или выписка по форме банка минимум на 140 т.р., Документ от работодатeля о занимаeмой должности, Документы, подтверждающие наличие жилого помещения у заявителя либо согласия собственника предоставить право регистрации на 5 лет заявителя, Документ об окончaнии учeбного заведeния до 1991 года (копия и оригинал) или сертификат о знании русского языка, Фотогрaфии 3.5х4.5 черно-бeлые, мaтовые - 4шт, Биография, госпошлина 3500 рублей