Концентрат
Я смотрю на улицу сквозь стекло. За окном все черно-белое, опять был снег. Но он уже начал таять, капель стучит по карнизам, на ветках висят блестящие водяные капли.
Прямо за окном - протяни руку, и коснешься - ветки березы и тополя. Береза осторожная, она делает вид, что еще спит. Она не открывает глаз, не распаковывает почки, не просыпается. Мало ли - вдруг снова заморозки.
А тополь, как обычно в это время, уже "на старте". Он знает про заморозки, но всё равно уже проснулся, почки набухли и изменили цвет. Такое чувство, что внутри них чешутся листья, просятся наружу.
Мокрый снег, сегодня ночью ветки будут в тонком ледяном чехле. Но если мороз будет не слишком жестоким, эти полураскрывшиеся почки переночуют без потерь. Это всё из-за концентрата.
Дерево копило сокровища всё прошлое лето, запасало солнечный свет всю осень и берегло его зимой. И вот теперь всё накопленное, весь этот концентрированный сахар, направляет к почкам.
Этот весенний сок в почках - настолько крепкий раствор, что не замерзнет и при минус пяти. Это антифриз.
[Там, под катом, пара-тройка личных воспоминаний и соображений. Это написано для себя и нескольких людей, с которыми я знакома лет двадцать. Вряд ли вам надо под кат.]
* * *
Я смотрю на тополь за окном и вдруг вспоминаю начало девяностых. Тогда был второй по счету "заморозок" в моей жизни - в общем, довольно сильный, уже не детский. Мне несколько месяцев было нечего есть и негде ночевать. Люди признавались мне в нежных чувствах, а потом всё же оставляли меня в местах, где достоверно было очень опасно. Особенно одной по ночам. Я спала, положив под матрас нож.
Меня считали оригиналкой, которая вместо обязательных лекций сидит босиком в дальнем углу читального зала университетской библиотеки - но я в библиотеке не только читала, но и стирала свои единственные носки. Точнее, носков было трое: синий, красный и серый. Тоже, наверное, выглядело оригинально. Четвертый носок взять было негде.
Я читала Лао Цзы и Упанишады и зарабатывала репутацию "очень интересного человека", носки потихоньку сушились на батарее вместе с кедами, в животе урчало.
Я ходила по сугробам в кедах и легкой куртке (в чем однажды ушла из дома, в том и перезимовала), зубы желтели от дешевого табака, я вела отчаянную борьбу со своими внутренними монстрами (это сейчас я понимаю, что надо было срочно идти ко врачу и к психологу, что это было не "понимание мира", а серьезное и опасное для жизни состояние) - и при всем этом я была очень живой и живучей. Я не простужалась. У меня не было гастрита, гипотонии, мигрени, бессонницы и хронической усталости. Была серьезная депрессия, да, но и ей я, в общем, не сдавалась.
А всё почему?
Сейчас, если бы на меня навалилась хотя бы половина той тяжести, я бы чувствовала себя совсем плохо. А тогда я ходила стремительно, узнаваемой издалека птичьей походкой, и практически ничего не боялась. Жила, как будто летала.
Это был какой-то концентрат во мне. Я должна была замерзнуть и погибнуть, как должны бы замерзнуть тополиные почки. Но я не замерзла и научилась смеяться над этим всем. Научилась близко дружить с людьми, абсолютно не доверяя им. Научилась взамен доверять тем, кто накормит и умеет держать слово, даже если это совсем не друзья.
Научилась быть концентрированной, наполненной этим крепким раствором - "незамерзайкой".
Тогда, в молодости, это был сладкий раствор. На него слетались, как на мёд - меня удивляло, что мой антифриз так нравится людям.
Наверное, тогда я истратила весь отпущенный мне на жизнь запас сахара. Зато уцелела.
Сейчас я тоже могу держать "заморозки" достаточно долго. Но всё это уже не так задорно, конечно. Потому что сахар кончился, и вместо него я использую концентрированный соляной раствор. Тоже неплохой антифриз, кстати, ничуть не хуже, чем сахар - только люди вокруг не вьются. Что при моем характере можно считать даже плюсом.
* * *
Пошла, внимательнее посмотрела на березу. Я ее оклеветала. Она тоже проснулась, просто почки ее мельче намного, и потому это не так бросается в глаза.
Она не так активно "пиарится", как тополь. У нее такой стиль - скромница, тихо делает свое дело.
Тополь-то, конечно, когда зацветет - покрасит пыльцой все лужи. Весь город пропахнет его смолой. А когда сбросит клейкие чешуйки с почек - они прилипнут ко всем ботинкам на тротуарах. А когда созреют семена, город засыпет сугробами пуха, и тополь станут проклинать аллергики.
В общем, дерево это ведет себя нахально и нескромно. Даже вульгарно, наверное. Громче его ведет себя в наших широтах только сирень, да и то только во время цветения (знали бы вы, как я люблю цветущую сирень!).
Есть такой смешной "гороскоп друидов" - возможно, его в начале Перестройки сочинили в редакции какой-нибудь желтой газеты типа "Комсомольской правды".
Так вот, по этому доморощенному "гороскопу друидов" я - тополь, конечно.