Про Гаврилова
Нельзя сказать, что Степан Гаврилов был святым человеком. Его даже верующим-то назвать было сложно. Ну, крестик носил. Иконку Николая Угодника в бумажнике - на всякий случай. Яйца на Пасху красил - куда без этого? И все, пожалуй.
Да и вообще - как может холостой человек двадцати с гаком (хорошим таким гаком) лет быть святым? Смешно же, право слово. Не то чтобы он злыднем каким был, нет конечно. Но лишнего себе позволял регулярно - и с алкоголем, и с женщинами, и вообще. И на ночь наедался. Обычный человек, словом, из мяса и костей. Много таких.
Но ведь у обычных людей на спине крылья ни с того ни с сего не растут!
А у Гаврилова выросли.
Справедливости ради стоит, конечно, заметить, что никаких крыльев у Гаврилова на спине не было. Родинка была. Лопатки, в разные стороны торчащие. Сколиоз в ранней стадии. Прыщики всякие. А крыльев не было. Спина да спина. Среднестатистическая.
Вся беда заключалась в том, что Степан крылья чувствовал. Чем чувствовал - непонятно, но очень по этому поводу переживал.
А как тут не переживать? Вот сами представьте: проснулись вы рано утром, а у вас - крылья! И ладно бы действительно крылья, шут с ними, отрезать и вся недолга - ощущение того, что у вас крылья! И не просто так, ощущение, а до самого распоследнего перышка ощущение! А в добавок к этому - ощущение мускулов, которыми эти перышки в действие приводятся! И чего бы вы подумали?
Вот и Гаврилов то же самое подумал. И даже к врачу сходил. Про крылья, правда, ничего говорить не стал - мало ли. Доктор ему молоточком по коленке постучал, потом тем же молоточком перед глазами поводил. «Пьете?» - спросил. «Н-ну», - потупился Степан. «Зря», - сказал доктор, и таблеток выписал.
Но таблетки закончились, а крылья так никуда и не делись. Второй раз к врачу Гаврилов не пошел - сначала некогда было, потом боязно, а потом привык.
Вот только верхнюю одежду поначалу неловко было надевать - рубашки, куртки - все крылья помять боялся. А потом ничего, приноровился. Ощущение - его ж не помнешь. А вот в очередях нервничал, особенно если кто-нибудь к спине близко прижимался. И сидеть предпочитал все больше на табуретках. И спал на животе.
Мало-помалу даже какую-никакую теорию вывел, чтобы примирить реальность с крыльями.
«Ну, вот взять, к примеру, уши», - думал он. - «То есть наоборот, если их не брать, не трогать то есть, и в зеркало если не смотреть, то как понять - есть они или нет? А вот если уметь ими шевелить, то тогда сразу ясно - вот они. Шевелятся». В этом месте Гаврилов легонечко шевелил маховыми перьями. «Опять же - уши есть у всех, а шевелить ими не всякий может». В этом месте напрашивался какой-то вывод. Глобальный такой вывод, объединяющий в одно неразрывное целое и крылья, и уши, и Гаврилова. Но с выводами Гаврилов не дружил, поэтому только махнул рукой и пошел на работу.
На почту, то есть. Потому что служил Гаврилов почтальоном.
Работа, надо сказать, у него была не пыльная. Это раньше люди тоннами периодику выписывали - «Труд», «Известия», «Пионерскую правду». Пока донесешь - плечо отвалится. А сейчас почтовые ящики в подъездах выглядели эдакими атавизмами, доверху забитыми рекламной макулатурой.
Так что разносил Степан, в основном, телеграммы да заказные письма.
Вот как сейчас например.
* * *
За дверью завозились, заскреблись. Дважды щелкнул замок. Дверь слегка подалась вперед, потом с громким всхлипом стремительно распахнулась внутрь квартиры и дернулась, налетев на цепочку. В образовавшейся щели появился настороженный девичий взгляд.
- Почта - широко улыбнулся Гаврилов.
За дверью молчали.
- Иосифова Мария Анатольевна здесь проживает? - сверившись с бумагами спросил Гаврилов.
Взгляд моргнул и потупился.
- Иосифова Мария Анатольевна - это вы?
- Я, - робко прошептали за дверью.
- Распишитесь тогда, - Гаврилов ловко просунул в щель ручку и ведомость.
За дверью снова завозились и зашуршали бумагами.
- Где галочка! И внизу еще! - крикнул он вглубь квартиры. Потом забрал протянутые ему бумаги и обменял их на тяжелый конверт из белого картона. Обратный адрес на конверте был написан неразборчиво, а марок на нем было наклеено столько, словно шел он из самой дальней заграницы. А то и откуда подальше.
- Надеюсь, хорошие новости, - успел сказать Гаврилов дежурную любезность в закрывающуюся дверь.
Дважды щелкнул замок.
* * *
- Хорошие новости, - думал Гаврилов, спускаясь по лестнице. - Конечно хорошие. Как иначе-то? Других и не бывает.
За спиной медленно таяло ощущение крыльев, падая на ступеньки маленькими белыми перьями.
- Хорошая новость. - уверенно кивнул Гаврилов. И, слегка удивившись неожиданному слову, добавил - Благая.