Предыдущая серия.
Напомню концовку.
Выслушав последние слова начальства, оберлейтенант в последний раз рявкнул в трубку "Яволь, герр оберст!" и положил трубку. На вопросительный взгляд командира танка ответил устало:
- Приказано ждать приказа. Наше начальство решило подумать...
Третий час "героической" обороны.
Уж полночь близится,
А Германа всё нет...
Москва. Наши дни.
Карпович сидел в своём любимом кафе в ту счастливую паузу, выпадающую не каждый день, когда дела закончены, но домой можно не торопиться. Отдыхая за чашкой кофе скорбно перебирал невеселые мысли. Зальчик был полупуст-полуполон, многим завсегдатаям он приветственно кивнул.
Поводов для невеселых дум было несколько, но самой главной была одна. Сны. Они продолжались несколько дней, без всякого перерыва. Теперь, каждый раз ложась в кровать, Карпович знал, что ночь он проведет в зимних окопах 41 года. И ничего не помогало, ни снотворное, ни алкоголь не действовали, а при большом количестве было только хуже. Сны приобретали невысимый оттенок чертовщины... Карпович сквозь зубы выругался.
Один из посетителей, сидящий спиной за соседним столиком тоже в одиночестве, оглянулся. Карпович поднял на него глаза, когда он присаживался за его столик. Это был один из знакомцев, с которым он уже здоровался. Знакомец бросил на него внимательный взгляд, и после паузы спросил:
- Что Карпыч, ты тоже в окопы угодил, - и поймав его взгляд, кивнул, - не ты один,
и продолжил:
- Не ты один... У тебя это который день?
- Ты о чем, Павел Николаевич? - равнодушно отозвался Карпович, но зацепилось в голове "Не ты один".
- Да ладно, брось. Всё ты понимаешь. В своих снах ты доблестный защитник Москвы в 41-ом году. Так ведь? Да не дергайся... - Павел Николаевич помолчал и продолжил:
- Я тоже там. У меня больше 10 дней уже.
Карпович наконец-то заметил темные круги под глазами и еле уловимый, но отчетливый запах многодневного перегара. С возрастающим интересом и вежливой обеспокоенностью спросил:
- Ты лишнего-то не употребляешь, друг мой?
- А-а-а, - махнул "друг" рукой, - наверное, есть такое, но в пределах.., в пределах.
И продолжал вопросительно смотреть на Николая Карповича. Тот наконец-то неохотно признал:
- примерно неделю...
- Ну, это полегче. У меня вторая на исходе... Скажи, немцы вас уже атаковали? Нет? - Павел Николаевич кивнул и продолжил:
- значит это не синхронно. У всех по разному. - и предупредив вопрос Николая Карповича, - э нет, не спрашивай. Сам всё узнаешь. И потом я не знаю, возможно у каждого этого происходит по своему. Какой тебе резон узнать, что тебя убьют через пару дней, то есть снов. Только хуже будет.
- А что будет?
- А я знаю? - вяло пожал плечами Павел Николаевич.
- Я только знаю, что Чертановский в психушку попал. А накануне я видел, что его снайпер уложил, - Карпович вздрогнул.
- Наш снайпер?
- Что значит наш? - невесело ухмыльнулся собеседник, - сформулирую точнее: из второй линии обороны советских войск.
Павел Николаевич занялся своей кружкой и тарелкой. Некоторое время они оба вяло пережевывали свои закуски и мысли. Павел Николаевич управился первым и пока Карпович допивал кофе, успел заказать и прикончить ещё одну порцию коньяку. Дозволенное время выходило, они не сговариваясь пошли к выходу. Павел Николаевич излагал на ходу.
- Я думаю, это у всех, кого мы там видим. Видим там Михайловского, значит и ему снится. Да не спрашивай, это только гипотеза, так сказать. Просто я уже по глазам многих вижу. Пробовал разговорить на эту тему - отпрыгивают. С темы соскакивают моментально, но в глазах, знаешь это видно, что-то мелькает. И понимаешь, что да, да, да. Он тоже там, и он тоже меня видел.
Вот такая петрушка. Ты первый, кто подтвердил. Поэтому никакой статистики нет. Всё - голые предположения...
Карпович молчал, переваривая такую новость. Групповые сновидения по одному сюжету, надо же. И какая же сволочь это придумала...
Под Москвой. Откат на 70 лет.
За час до заката, немецкие танки взревели моторами и над "нашей" линией обороны вихрем взметнулась паника. "Бойцы" заметались по траншеям, ища места побезопаснее, - пулеметный расчет в составе Карповича и Леонида Плечина попросту примерз к месту, - несколько самых "храбрых" выскочили из окопов и рванули в сторону тыла, бросив винтовки. Но навстречу хлестнула пулеметная очередь, взметнув аккуратно ровный ряд снежных фонтанчиков в нескольких шагах впереди. "Храбрецы" молниеноносно залегли.
Немецкие танки, однако, развернулись и поползли обратно. Не сразу, но штрафники это заметили и паника, сначала недоверчиво, но сошла на нет. Выскочившие и залегшие за окопами поползли обратно, подбирая свои винтовки.
Когда жуткие машины с крестами ушли из зоны видимости, линия "обороны" занимаемая штрафбатом стала потихоньку устаканиваться. Самые "бравые" штрафники под командованием кинорежиссера выгнали (особо упрямых пинками) всех остальных из командного блиндажа и обустроились с максимально возможным комфортом. Остальные рассосались по другим блиндажам, холод - не тетка. Снарядили группу за дровами в ближайший лесок, придав им Федотова, старшим Михайловский назначил Мирошкина.
В буржуйках весело трещал огонь, набившийся в блиндажи народ заснул бы весь и сразу, но на голодный желудок это получалось не у всех. Дюжин вышел по малой нужде и тут же вернулся:
- Командир! Там вроде едет к нам кто-то...
- Кто? Откуда?
- А я знаю? Оттуда, - Дюжин махнул рукой на восток. Напряжение, мгновенно охватившее всех, спало. Не немцы!
- Может кухня полевая, а то ведь война войной.., - и Михайловский полез из блиндажа.
Он угадал. К траншеям приближалась конная повозка. За ней действительно была прицеплена полевая кухня. Только сейчас понявшие насколько они голодны штрафники высыпали в траншеи. Рядом с повозкой шагали трое. Когда приблизились, стали видны синие тульи фуражек с малиновым околышем. Карпович толкнул в бок Плечина:
- Смотри-ка.., - по траншеям зашелестело страшное слово "НКВД". Один из трех явно был офицером, его подчиненные были вооружены ручными пулеметами.
Повозка, развернувшись, остановилась в 50 метрах. Троица, все с жуткими краповыми петлицами, подошла ближе. Старший поднес рупор к лицу.
- Слушать меня внимательно, сучье племя. Выходите строиться! - и махнул рукой на низинку справа от себя. "Сучье племя" после паузы нестройно потянулось к низинке. Строится это племя не умело, но кое-как установилось вытянутой толпой, которую быстро подровняли НКВД-шные сержанты и взгляд офицера, полный с трудом сдерживаемого бешенства.
Наведя порядок, сержанты встали по бокам офицера. Пулеметы держали стволами поверх голов штрафников.
Еще раз обведя "строй" вроде бы бесстрастным взглядом, офицер поднес матюгальник ко рту.
- Я - капитан Войтенко, командир роты 8-ой отдельной бригады НКВД. Мы стоим во второй линии обороны.., - тут он издевательски хмыкнул и продолжил:
- Подразделения героической панфиловской дивизии переброшены на другие участки фронта. За вами теперь стоим мы. - тут он заметил слегка заметенный труп погибшего дезертира.
- Это что за х..? - он ткнул пальцем в ближайших бойцов, - ты и ты, два шага вперед, шагом марш!
Двое неуверенно и невпопад вышли.
- Кто такие? Фамилия и звания?
- Рядовой Бубайс. Рядовой Вайхельгауз. - Капитан поморщился, поманил их за собой и подошёл к нескладно лежащему трупу. Брезгливо перевернул его носком сапога.
- Это кто?
- Чертановский, - прошелестел кто-то из двоих.
- Значит так, граждане враги народа, троцкисты-вредители. Сейчас вы похороните не героически погибшего гражданина Чертановского. Вон там! - капитан махнул рукой в сторону леска. Троцкисты-вредители неуклюже подхватили труп и поволокли его вдоль окопов.
Капитан опять поднял матюгальник.
- Командир у этого сучьего сброда есть? Ко мне!!! - все заоглядывались, выискивая Михайловского. Капитан пригляделся и заметил пригибающуся фигуру, попетлявшую сзади строя и спрыгнувшую в окоп. Фигура при беге вроде как принюхивалась по сторонам.
- Понятно... - равнодушно обронил капитан и вытащил какую-то бумагу из планшета. Что-то вычитав из неё скомандовал
- Мирошкин! Ко мне! - продравшись из задних рядов к нему подбежал человек с лейтенантскими кубиками в петлицах.
- Товарищ капитан, я - Мирошкин. Разрешите обратиться? А нас немцы сейчас не накроют. Что ж мы так-то в чистом поле встали...
- Не накроют. А если и накроют.., кто о вас плакать-то будет? - равнодушно ответил капитан, но сжалившись, бросил:
- У немчуры ужин через 15 минут. В ближайший час стрельбы не будет... С их стороны.
- Значит так, Мирошкин. Организуешь ужин для личного состава. Там сухой паек есть. Раздашь. Проинструктируешь, что сухой паек на случай перебоев в снабжении горячей пищей. Чтобы не сожрали сразу. А теперь отойди... - капитан снова взялся за рупор и загремел всему "строю".
- На время ужина назначаю командиром сброда, который по документам проходит как особый штрафной батальон имени Гайдара, лейтенанта Мирошкина. Сейчас вы поедите и разберете сухой паек. Командование также по особому приказу решило вас снабдить особым оружием, - он махнул рукой сержантам. Те быстро вывели группу штрафников и отошли с ними к повозке. Вернулась группа с охапками черенков.
- Не знаю, зачем вам это, но предупреждаю: относиться как к любому воинскому имуществу бережно!
- Они стоят дороже, чем вы... - буркнул уже про себя. Сержанты рядом хохотнули.
- Лейтенант Мирошкин! Организуйте приём пищи для личного состава! - прогремел энкавэдэшник. Мирошкин подошёл поближе, утер потекший нос рукавом и громко сказал:
- Э-э-э.., ребята... - и смолк. Капитан смачно сплюнул в его сторону и опять взялся за рупор.
- Повзводно.., тьфу ...ть! - выругался про себя "вот же, ё...ное стадо".
- С правого фланга по одному.., оттуда! - махнул рукой на правый фланг, снова выругавшись про себя. На этот раз длиннее. Лейтенант отодвинулся подальше.
- К полевой кухне, шагом марш! Кто профукал котелок, получит миску у старшины. Посуду вернуть чистую. Через 40 минут построение.