Колпашево 1910 года versus Колпашево образца 1932 г.
В грандиозном массиве воспоминаний и мемуаров царских каторжан и узников очень выделяется целый блок сногсшибательных мемуаров политических противников царской власти, который всегда меня вдохновлял и заставлял, как это модно выражаться, морфировать. Cоответственно, одним из моих научных хобби является систематизация и сбор подобных свидетельств. В ( Read more... )
"В Ташкент мы приехали поздно вечером, и нас прямо с вокзала отвезли в
гостиницу. Представитель комендатуры ГПУ сообщил нам, что мы свободны,
только завтра утром должны явиться в П.П.ГПУ для регистрации и получения
направления на место ссылки.
Стоял март. В Москве при выезде было холодно, в Оренбурге нас задержали
снежные заносы, а здесь, в Ташкенте, было тепло. Мы погуляли по улицам,
легли спать, а утром, до явки на регистрацию, решили сходить на ташкентский
базар. Съели шашлык в чайхане, купили огромную, весом килограмм 18,
чарджуйскуто дыню и торжественно съели ее в гостинице. Потом всей компанией
отправились в ГПУ.
(Я рассказываю, вспоминаю все это и думаю: боже мой, что за
идиллическое, младенческое, патриархальное было время! А ведь сами себе мы
казались героями... Если бы мы знали, что нас ждет впереди!)
...
Приехали мы в Коканд, с разрешения коменданта окротдела ГПУ оставили у
постового вещи и пошли искать квартиру. По дороге зашли в шашлычную, с
удовольствием поели шашлыка, который жарился тут же при нас и стали
осматривать телеграфные столбы, на которых висело множество объявлений о
сдаче квартир и комнат.
Шашлык, ароматный и вкусный, стоил дешево (10 копеек палочка, на
которой было грамм сто мяса), зато квартиры - дорого. За комнату 15-20
метров просили 30 рублей в месяц. По тем временам 30 рублей получал
малоквалифицированный рабочий, и на них жила семья. Пришлось нам с Федей все
же снять комнату за тридцать рублей, в надежде, что впоследствии подыщем
что-нибудь более доступное.
...
Оклад начальнику планового отдела (если бы он был вольный) полагался 350 рублей.
Но мой оклад он должен был согласовать с начальником окротдела ГПУ.
Васильев тут же, при мне, позвонил Дементьеву, Тот предложил установить
мне оклад 200 рублей.
- Может, установим ему все-таки двести пятьдесят? - сказал Васильев.
- Он что, у тебя в кабинете сидит? - спросил Дементьев.
- Нет, что ты, он в приемной, - подмигнув мне, ответил Васильев.
- Хватит ему двухсот, меньше будет помогать своей оппозиционной братве,
- сказал начальник ГПУ и положил трубку.
Но и двести рублей были по тем временам большие деньги, особенно в
Коканде. Фунт мяса стоил 30 копеек, десяток яиц - 10 копеек, масло - 66
копеек фунт. А овощи и фрукты почти ничего не стоили. Помидоры и баклажаны
продавались по копейке за фунт, виноград - от 4 до десяти копеек. И
промтовары еще были недороги - хороший костюм из ленинградского шевиота
можно было купить за 45 рублей.
Да, ссылка для оппозиционеров была, что и говорить, привилегированная.
Когда я познакомился с моими подчиненными старшим экономистом и экономистом
планового отдела, то узнал, что они тоже ссыльные, один меньшевик, другой
эсер, пока не работали, получали пособия всего по 6 р. 70 копеек. А
оппозиционерам сразу назначали по 30 рублей. Я же вообще всего один день был
без работы."
Итак, вот такой получается расклад:
1. Плата за одну комнату (15-20 квадратных метров) - 30 рублей
2. Зарплата "малоквалифицированного рабочего" - 30 рублей
3. Пособие ссыльным социалистам - 6 рублей и 70 копеек
4. Пособие ссыльным троцкистам - 30 рублей
5. Зарплата вольнонаёмного начальника отдела - 350 рублей
6. Зарплата ссыльного начальника отдела - 200 рублей
Reply
Я бы ещё отметил, что раннесоветский период был весьма пёстрым и многое зависело от времени, места и той категории, к которой относились ссыльные. ---
Конечно, Вы правы.
Вообще эта максима справедлива и к дореволюционным временам. Куда сложнее из частных примеров вычленить хотя бы относительно объективный тренд, не смешивая общее и частное:)
Тут думаю уместно будет процитировать главу из работы д.и.н. С.А. Красильникова.
"В истории российской политической ссылки 1920-е гг. являлись своего рода переходным, промежуточным этапом от ссылки царской начала века к ссылке 1930-х гг., времен Великого перелома и Большого террора. По отзывам самих ссыльных и эмигрантских изданий, послереволюционная ссылка стала "другой", более жесткой. Вместе с тем, по сравнению с 1930-ми г. ссылка 1920-х выглядела едва ли не "либеральной" Действительно, в это время и в режиме пребывания ссыльных, их социальном положении, способах самоорганизации, связях с внешним миром, в том числе с заграницей, сохранялось много того общего с дореволюционными годами, что впоследствии было утрачено или насильственно прервано. В сохранении многих атрибутов функционирования дореволюционной политической ссылки в 1920-е гг. большую роль играла позиция самих большевистских лидеров, которые знали карательную систему "изнутри" и предпочитали не ломать эффективно действовавшие ее звенья, в частности, ссылку. Этим объясняется сохранение прежних основных мест дислокации ссылки (правда, при ужесточении только процедуры отправки и контроля над ссыльными на местах), выплата пособия неработающим "политикам", разрешение последним иметь заработок, даже находиться на службе в местных советских учреждениях, заниматься репетиторством, сотрудничать с научными учреждениями и т.д. На территории России, как и до революции, продолжал действовать Политический Красный Крест во главе с Е. Пешковой, на счет которого поступали средства как внутри страны, так и из-за рубежа. Разрешалась и индивидуальная присылка от родственников и знакомых из-за рубежа посылок, денежных переводов, корреспонденции, хотя все это облагалось немалыми таможенными сборами. Шла интенсивная переписка ссыльных с эмиграцией, разумеется, под цензурным контролем.
<...>
Все это позволяет констатировать, что политическая ссылка 1920-х гг., особенно ее социалистическая, преимущественно интеллигентская, часть, пребывала как бы в особом социальном времени. Она воспроизводила в новых условиях нормы поведения и жизнедеятельности, присущие дореволюционному этапу ссылки. Несомненным тому подтверждением служит и переписка ссыльных тех лет. Меньшевик В. Коробков, ведущий активную переписку с семьей эмигрантов, сообщает о том, что он усиленно занимается "зимним темпом" иностранных языков и разработкой темы "пролетариат и культура", следит за развитием событий в европейском рабочем движении, а также высказывает свое отношение к личности Троцкого и т.д. Инерционности политссылки 1920-х гг. способствовал и такой фактор, как слабая подвижность общественной психологии местного на-селения. Для ссылки избирались, как уже отмечалось, традиционные места изоляции - глухие и малонаселенные районы Нарымского и Туруханского краев и другие преимущественно северных территории, жители которых с трудом воспринимали и принимали послереволюционные изменения. Ссыльные воспринимались ими как факт обыденности ("при царе Нарым и при соввласти Нарым"). Отношение местных жителей к ссыльным также было прагматичным и всецело зависело от поведения последних - к уголовным и полууголовным элементам оно всегда было неизменно отрицательным. Постепенно ситуация изменялась.
Цит. по С.А. Красильников. Ссыльные 1920-х годов.
На изломах социальной структуры: маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 - конец 1930-х гг.)
Однако уже к 1930-му году ситуация начала кардинальном образом меняться.
Reply
Что касается "не смешивая общее и частное", то это вечная проблема с воспоминаниями. С одной стороны, они зачастую куда богаче сухих документов и проясняют скрытые причинно-следственные связи, а с другой стороны они отражают опыт одного человека, который может не быть репрезентативным, не говоря уж о проблемах, связанных с памятью мемуариста, пристрастностью и т.д.
Кстати, в своё время, в конце 1950-х, спонсоры Меньшевистского проекта попытались столкнуть мемуаристов между собой и дать им возможность поработать с документами эпохи. Получилось весьма интересно. Например, к вопросу о репрезентативности -- в некоторых случаях выяснилось, что даже среди активных участников меньшевистского движения 1910-х годов не было консенсуса по базовым вопросам вроде того, было ли в 1914-1916 гг. большинство меньшевиков оборонцами или интернационалистами.
Reply
Leave a comment