А.Г. Тепляков. "Охранное отделение" режимной экономики: часть II.
Окончание опубликованной в этом посте статьи.
А.Г.Тепляков. «Охранное отделение» режимной экономики: комендантский корпус спецпоселений в Сибири (1930−1940-е гг.)// История сталинизма: Принудительный труд в СССР. Экономика, политика, память. Материалы международной научной конференции. Москва, 28−29 октября 2011 г. - М.: РОССПЭН; 2013. С. 450−468.
<...>
Погребённые в глухомани гулаговской империи, комендантские работники в большинстве быстро или медленно спивались, успевая совершить немало служебных злоупотреблений и прямых преступлений.
Бывший курсант школы ОГПУ и снабженец Г. С. Захряпин, ставший участковым комендантом Прокопьевской комендатуры Сиблага, в 1934 г. был исключён из партии за провал плана добычи угля и непосещение шахты, продажу пригульного бычка, а также покупку часов у спецпереселенца, которого за это отпустил в отпуск на родину. Помощник участкового коменданта Колпашевской спецкомендатуры ОТП Нарымского окротдела НКВД Е. Ф. Мосейко в марте 1935 г. райкомом ВКП (б) был исключён из партии отдан под суд за систематическое пьянство, половую распущенность, втягивание в пьянство комсомольцев, дебош и избиение двух спецпереселенцев, за что оказался осуждён на два года ИТЛ[35]. Помощник райкоменданта ОТП на ст. Тевриз Тарского округа Омской области Н. Г. Николаев в мае 1936 г. был арестован за растрату, но освобождён уже в 1937 г. со снятием судимости. Райкомендант Галкинской комендатуры в Бакчарском районе НСО П. П. Шепель в 1942 г. за присвоение из казны 8 800 руб. был осуждён на 10 лет заключения[36].
Высокая преступность отличала комендантский состав и в послевоенное время. Поселковый комендант Парабельской комендатуры и парторг Парабельского РО УМВД по Томской области Л. Н. Чагин в ноябре 1947 г. был исключён из ВКП (б) за незаконные аресты, избиения задержанных и пьянство. Комендант Первомайской поселковой комендатуры Колпашевского РО УМВД по Томской области Н. П. Вялов осенью 1950 г. был исключён из партии за незаконный обыск в квартире депутата облсовета и арест члена его семьи, а также бесцельную стрельбу в нетрезвом виде и конфискацию 7 коров у колхозников[37].
Также для сотрудников комендатур было характерно обилие половых преступлений. Так, райкомендант ОТП в Саралинском районе Хакасской АО С. Р. Алексеев в августе 1937 г. был уволен и исключён из ВКП (б) за насилие над трудпоселенками и злоупотребление служебным положением (затем уголовное дело на него было прекращено за недоказанностью, что позволило Алексееву два года спустя восстановиться в партии)[38]. Комендант ОСП Рубцовского ГО УМВД по Алтайскому краю Н. А. Баглай в 1948 г. был осуждён на 8 лет заключения за изнасилование девушки-спецпереселенки. И.Н. Выдрин, заместитель по ОСП начальника Третьяковского РО УМВД по Алткраю, в 1948 г. был осуждён на 3 года заключения за попытку изнасилования и нанесение жертве трёх ножевых ранений[39].
Деятельность комендантов носила противоречивый характер: параллельно с устройством ссыльных они должны были охранять «раскулаченных», следить за ними, насаждать в их среде противопобеговую агентуру и т. д., причём именно эта режимная работа являлась главной. При строительстве аппаратов комендатур они могли рассчитывать почти исключительно на помощь ссыльных, которые вели учёт громоздкого репрессивного хозяйства и занимали должности специалистов. При этом очень часто комендантов обвиняли в связях с «врагами народа». Так, поселковый комендант Жирновской комендатуры Колыванской учкомендатуры ОТП УНКВД ЗСК А. В. Наумов в конце 1936 г. за выполнение плана сельхозработ получил благодарность, а полтора года спустя, будучи комендантом ОСП УНКВД НСО в Пихтовском районе, был исключён из ВКП (б) за пьянство с поселенцами, скрытие прошлого своих родных, связь с арестованными зятем и сестрой[40]. Участковый комендант Каргасокской комендатуры ОТП Нарымского окротдела НКВД А. Н. Сопов в октябре 1937 г. за потерю бдительности (передоверял свои функции ссыльным врагам народа, которым выдавал премии) был исключён из ВКП (б), а затем оказался арестован и вышел на свободу только в декабре 1938 г.[41]
Коменданты то получали функции полноценных оперработников, ведших агентурную работу среди ссыльных, то лишались их. В декабре 1932 г. руководство союзного ОГПУ обязало полномочные представительства радикально улучшить состояние агентурной сети в сельской местности[42]. Результаты работы районных органов ОГПУ по всей стране на тот момент были неутешительны - во многих районах осведомительная сеть существовала только на бумаге.
Касаясь «оперативного обслуживания» ссыльных, заместитель полпреда ОГПУ по ВСК К. А. Павлов в январе 1933 г. отмечал, что оно повсюду совершенно неудовлетворительно: отсутствие резидентов и резидентур во многих местах, бесплановость расстановки и работы осведомительной сети, почти полное отсутствие агентурной разработки «антисоветского элемента» (не было ни одного группового дела), слабость работы осведомительной сети (в среднем в течение 1932 г. по райотделениям ОГПУ имелось всего около 50 донесений, а в Тайшетском РО все осведомители в течение года не дали ни одного донесения) и т. д. Руководство полпредства постановило отстранить от связи с осведомительной сетью по спецпереселенцам работников комендатур, провести чистку осведомительной сети, создать сеть квалифицированных осведомителей, которые могли бы выявлять «антисоветские и контрреволюционные настроения»[43]. Однако широкое привлечение комендантов к агентурной работе было типичным и для последующих лет. В августе 1943 г. руководство УНКВД по Кемеровской области сообщало, что для усиления борьбы с побегами (которые носили уже массовый характер) начальники горрайотделов НКВД получили указание насаждать противопобеговую агентуру и освободить комендантов от работы с агентурой НКГБ, обязав её заниматься прежде всего борьбой с побегами[44].
Частые побеги ссыльных приводили к более или менее серьёзным последствиям для комендантов. Участковый комендант Прокопьевской комендатуры Сиблага П. Ф. Свиридов за побег в марте-апреле 1934 г. 308 трудпоселенцев был арестован на 5 суток с исполнением служебных обязанностей. Работая затем участковым комендантом ОТП Сталинского ГО УНКВД ЗСК, Свиридов в ноябре 1935 г. был исключён из ВКП (б) как дезертир РККА, активно служивший у белых, что не помешало его переводу в Новосибирск и назначению заместителем начальника 5-го отделения ОТП УНКВД ЗСК. К лету 1938 г. Свиридов уже работал начальником отдела общего снабжения УИТЛК УНКВД НСО и был восстановлен в членах ВКП (б)[45]. Бывший участник захвата Зимнего дворца, сотрудник ЧК на транспорте и член президиума губкома ВКП (б) И. А. Резчиков с 1930 г. работал столяром, а в 1933 г. ЦК ВКП (б) был мобилизован на работу в Сиблаг и назначен поселковым комендантом Михайловской спецкомендатуры в Тарском округе. В 1934 г. его исключили из ВКП (б) как разложившегося на почве пьянства и допустившего массовый побег спецпереселенцев, но вскоре восстановили «как раскаявшегося». Райкомендант Парбигской спецкомендатуры ОТП Нарымского окротдела НКВД И. А. Силков в 1944 г. был снят с должности за отсутствие работы с противопобеговой агентурой и несвоевременную отчётность, после чего его понизили до поселкового коменданта[46].
Хозяйственные провалы также несли за собой частые наказания. Работавший в ОСП ПП ОГПУ ЗСК Д. И. Белецкий в мае 1933 г. был исключён из ВКП (б) за «не обеспечение руководства севом» и затем, переброшенный в глубинку, подвизался в Тевризской комендатуре Тарского оперсектора ОГПУ. Поселковый комендант Колыванской участковой комендатуры Сиблага ОГПУ М. С. Белозёров в июне 1934 г. оказался изгнан из партии за «очковтирательство при отчёте за посевную кампанию» и уволен из ОГПУ[47]. Участковый комендант Пудинской комендатуры ОТП Нарымского окротдела УНКВД ЗСК В. И. Коршунов в 1934 г. был арестован на 15 суток за плохую организацию хлебозаготовок и исключён Нарымским окружкомом ВКП (б) из партии за срыв хлебоуборки. Однако менее двух месяцев спустя Коршунов как исправивший работу был восстановлен в членах ВКП (б)[48].
Обычно комендантский работник быстро обрастал шлейфом служебных и партийных взысканий. Набор самых распространённых обвинений можно видеть на примере помощника участкового коменданта Каргасокской комендатуры ОТП Нарымского оперсектора ОГПУ С. И. Ледоховича, исключённого из ВКП (б) в ноябре 1933 г. за систематическое пьянство, дебош, связь с чуждым и антисоветским элементом, «отпуск продуктов для обмена на вино и за разложение… аппарата комендатуры». Фиксировались и более экзотические проступки. Поселковый комендант Айполовской и Больше-Гривской комендатур Нарымского округа И. В. Силицкий в марте 1934 г. Каргасокским РК ВКП (б) был исключён из партии «за организацию и руководство подпольного кружка „Клуб любителей проституции“»[49].
Даже логичное исключение из партии за серьёзные проступки не исключало возможности успешной апелляции и возвращения к работе в «органах». Например, комендант Тайштыйской комендатуры ОТП Хакасского облотдела УНКВД по Красноярскому краю Е. А. Замуруев в июле 1936 г. был исключён из ВКП (б) за потерю классовой бдительности, систематическое пьянство и половую распущенность. Уволенный из НКВД, Замуруев два года спустя смог восстановиться в партии и на 1939 г. трудился инспектором политотдела УРКМ УНКВД по Алтайскому краю[50]. Н. Р. Гилев, работавший в 1937-1938 гг. участковым комендантом ОТП Тарского окротдела НКВД, в декабре 1937 г. ячейкой Знаменской районной МТС был исключён из партии за служебные злоупотребления и мародёрство. Тарским окружкомом ВКП (б) в марте 1938 г. Гилев был восстановлен в членах партии и переброшен из Знаменского района[51].
Поселковый комендант трудпосёлка Чернушка Верхнетавдинского района Омской области Г. И. Мехоношин, ранее арестованный на 10 суток за пьянство, в июне 1937 г. ячейкой мехлеспункта был исключён из партии за «неустойчивость» (задержал подвоз хлеба «для снабжения рабочих агрегата оборонного значения», допустил брак дочери с трудпереселенцем) и уволен из НКВД. В апреле 1938 г. он был восстановлен в ВКП (б) с выговором за пьянство и нарушение законности, а впоследствии вернулся в лагерную систему[52]. Комендант спецпосёлка Шуга в Надымском районе Омской области Д. В. Авдиенко в 1941 г. от райкома получил строгий выговор за пьянство и связь с трудпереселенцами; в 1942 г. - строгий выговор с предупреждением за пьянство в рабочее время и дебош, а в 1943 г. оказался исключён из партии за сожительство с трудпереселенками, пьянство и бытовое разложение. Однако обком счёл необходимым восстановить его в партии[53].
Примером успешной карьеры работника комендатурной системы может быть судьба А. Ф. Кия. Будучи комендантом Новосибирского пересыльного пункта ПП ОГПУ ЗСК, Кий в ноябре 1933 г. за развал работы пункта подлежал снижению, но вместо этого без согласования с отделом кадров полпредства ОГПУ был назначен участковым комендантом Барнаульской комендатуры ОСП, затем работал участковым комендантом Тяжинской комендатуры и в конце 1938 г. получил должность в центральном аппарате НКВД, став заместителем начальника 1-го отделения ОК ГУЛАГа НКВД СССР. С сентября 1939 г. Кий руководил Южским лагерем военнопленных, а в 1945 г., дослужившись до подполковника, возглавлял объекты 25/В и № 35/13[54].
Дефицит кадров и круговая порука приводили к тому, что провалившиеся работники то и дело перебрасывались в соседние районы, часто даже без понижения[55]. Ветеран комендантской службы М. Д. Мягков, участковый комендант Барнаульской комендатуры ОТП, в начале 1937 г. был снят с работы за «непартийное поведение». Работая впоследствии райкомендантом Прокопьевской комендатуры ОТСП УНКВД по Кемеровской области, он в феврале 1943 г. был исключён из партии и уволен за «срастание с кулацким элементом» и самоснабжение: постановление СНК о восстановлении в правах трудпоселенческой молодёжи, плохо вёл учёт ссыльных, из колхоза себе «брал без меры» крупу (108 кг), муку (309 кг), мёд (165 кг), масло (29 кг); откормил за колхозный счёт быка и задолжал 3 000 руб.[56]
При всём при том покидать карательную систему с её многочисленными властными и материальными привилегиями желали далеко не все. Например, комендант спецкомендатуры в Турочакском райотделе МВД Горно-Алтайской АО орденоносец А. В. Болдырев в марте 1954 г. был исключён из КПСС за отказ перейти на работу в колхоз зоотехником согласно своей изначальной специальности[57].
Документы говорят, что доставка и обустройство каждого переселенческого потока являлись запланированной трагедией большего или меньшего масштаба: эшелоны скудно снабжались и шли долгое время, на месте же ссыльные встречали обычно голое место, где нужно было устраиваться самостоятельно. Поэтому и крестьяне, и деклассированные поселенцы 1933 г., и многочисленные репрессированные народы понесли серьёзные человеческие потери. Для первой половины 1930-х гг. характерны наказания участковых комендантов и их подчинённых за действия, прямо связанные с массовой гибелью ссыльных, в т. ч. детей. С лета 1931 по лето 1932 г. в комендатурах Сиблага было уволено 654 чел., против 70-ти возбуждены дела и около 50 чел. по ним осудили: один был расстрелян, остальные получили от 3 до 10 лет. За допущение весной-летом 1933 г. гибели 3 200 чел. на о. Назино и прилегавших районах было осуждено 25 нарымских комендантских работников[58].
Очевидные провалы пенитенциарной системы в ряде случаев выступали в качестве спасительных для множества ссыльных. Например, с 1930 г. по сентябрь 1933 г. в Западно-Сибирском крае с мест поселений был зарегистрирован 104 621 побег, причём задержать, вместе с добровольно возвратившимися, удалось только 27 795 чел., или 26,4%[59] (возможно, в статистике неразысканных беглецов чекисты спрятали часть сверхсмертности); за 1934−1942 гг. численность бежавших резко снизилась - примерно до 9 тыс.[60]
Часть репрессированных смогла воспользоваться коррумпированностью чекистов и милиции. В начале 1930-х гг. охранники спецпосёлков Иркутского и Тайшетского районов ВСК фабриковали документы и продавали ссыльным, которые затем в массовом порядке бежали. Партийная чистка 1934 г. выявила, что в аппарате Артёмовского РУМ (Хакасия) часть паспортов была «утеряна», а часть - незаконно выдана спецпереселенцам[61]. В 1945-1946 гг. отдел спецпоселений УМВД по Томской области с согласия правительства использовал на строительстве в Томске 945 «спецссыльных», из которых половина (466 чел.) в нарушение инструкции была оставлена вне пределов зоны поселений и после окончания строительного сезона. А ряд работников ОСП в тот же период за взятки освобождали ссыльных евреев, в связи с чем было осуждено несколько томских чекистов[62].
Таким образом, организация комендатурной системы с самого начала имела штрафной характер и питалась лицами, скомпрометировавшими себя. Именно благодаря строительству системы ГУЛАГа и массовой политической ссылки из огромного числа ветеранов ВЧК-ОГПУ, милиции и тюремного ведомства быстро образовался внушительный слой чекистов «второго сорта» - личностей, уволенных из «органов» в основном как преступных или некомпетентных, но теперь возвращённых в карательную систему низового уровня. Пребывание в удалённых районах и тяжёлые условия труда должны были компенсироваться льготами и почти беспредельной властью над ссыльными.
За счёт огромных и в основном безвозвратных капиталовложений в первой половине 30-х годов на севере Западной Сибири была сформирована система аграрно-комендатурного спецпроизводства, обеспечивавшая только скудное внутреннее потребление[63]. С середины десятилетия комендатурный режим был несколько ослаблен, а хозяйственные функции от НКВД перешли к гражданским властям, что способствовало определённым производственным успехам в системе поселений. А с конца 30-х годов началось формирование параллельной этнической ссылки, причём там наблюдался обратный процесс: режим до начала 1950-х гг. постоянно ужесточался, а полномочия комендантов в вопросах, выходивших за рамки охранно-учётных функций, были во многом номинальными[64].
Постепенно сама репрессивная система стала осознавать тщету карательных мер, призванных удержать ссыльных в местах расселения, предлагая закреплять их с помощью социально-экономических стимулов. Крестьянская ссылка оставалась массовой до середины 1940-х гг., этническая продержалась на десятилетие дольше. Затем комендатурная система по инициативе руководства МВД СССР была быстро демонтирована, продемонстрировав в итоге и ограниченные возможности силового трудоиспользования, и тяжёлые демографические последствия этих попыток. Коменданты, не имея ни ресурсов, ни административных способностей, ни тем более сочувствия к «врагам народа», обычно выполняли свои обязанности наихудшим образом. Многолетний опыт руководства ссылкой штрафной частью репрессивного аппарата должен быть признан целиком негативным и нанёсшим огромный урон обществу.
Примечания
<...>
[35] ГАНО. Ф. П-3. Оп. 7. Д. 1392. Л. 114; РГАНИ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 439. Л. 106; ЦДНИТО. Ф. 206. Оп. 1. Д. 91. Л. 75−76.
[36] ИАОО. Ф. П-940. Оп. 3. Д. 79. Л. 44; ГАНО. Ф. 1020. Оп. 2. Д. 942. Л. 50; ЦДНИТО. Ф. 206. Оп. 1. Д. 582. Л. 71.
[37] ЦДНИТО. Ф. 607. Оп. 1. Д. 865. Л. 20; РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1744. Л. 16, 118.
[38] РГАНИ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 611. Л. 11.
[39] ГААК. Ф. П-1. Оп. 82. Д. 7. Л. 286; Оп. 80. Д. 11. Л. 288−289; Д. 94. Л. 163; РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1385. Л. 205.
[40] Архив УВД НСО. Ф. 19. Кор. 48. Т. 1. Л. 440; ЦДНИТО. Ф. 206. Оп. 1. Д. 47. Л. 80.
[41] Боль людская. Книга памяти репрессированных томичей. Т. 4. Томск, 1992. С. 155; ЦДНИТО. Ф. 206. Оп. 1. Д. 281. Л. 1; Д. 292. Л. 67.
[42] ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 11. Д. 766. Л. 2.
[43]Наумов И. В. Органы государственной безопасности Восточно-Сибирского края (1930−1936) URL: www.memorial.krsk.ru/Articles/Naumov.htm
[44] Спецпереселенцы в Западной Сибири 1939−1945 гг. Вып. 4. Новосибирск, 1996. С. 224.
[45] Бедин В., Кушникова М., Тогулев В. Кемерово и Сталинск: Панорама провинциального быта в архивных хрониках 1920−1930-х гг. Кемерово, 1999. С. 412; РГАНИ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 423. Л. 194−195; Д. 693. Л. 171.
[46] ИАОО. Ф. П-940. Оп. 3. Д. 54. Л. 83; Спецпереселенцы в Западной Сибири 1939−1945 С. 241−242; ЦДНИТО. Ф. 206. Оп. 1. Д. 722. Л. 34.
[47] РГАНИ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 96. Л. 132; Оп. 2. Д. 635. Л. 9.
[48] Спецпереселенцы в Западной Сибири 1933−1938… С. 199; ЦДНИТО. Ф. 206. Оп. 1. Д. 33. Л. 40, 54, 75.
[49] Тепляков А. Г. Опричники Сталина… С. 100, 117.
[50] РГАНИ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 386. Л. 44; ГААК. Ф. П-10. Оп. 22. Д. 46. Л. 57.
[51] ИАОО. Ф. П-940. Оп. 4. Д. 65. Л. 103; Д. 90. Л. 2.
[52] РГАНИ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 377. Л. 107; Оп. 3. Д. 296. Л. 122; ИАОО. Ф. П-17. Оп. 1. Д. 1482. Л. 216.
[53] ГАСПИТО. Ф. 124. Оп. 2. Д. 4. Л. 208.
[54] Архив УВД НСО. Ф. 19. Кор. 39. Т. 2. Л. 758; ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 9. Д. 13. Л. 217; ГААК. Ф-10. Оп. 5. Д. 132. Л. 61; ЦДНИТО. Ф. 1134. Оп. 2. Д. 3. Л. 18; Катынь. М., 1997. С. 20, 72, 122, 296, 445.
[55] Красильников С. А. Серп и Молох С. 192.
[56] РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 841. Л. 207; ГААК. Ф. П-10. Оп. 20. Д. 129. Л. 24 об.; ГАКО. Ф. П-26. Оп. 6. Д. 26. Л. 123−124.
[57] РГАНИ. Ф. 6. Оп. 3. Д. 520. Л. 34.
[58] Красильников С. А. Серп и Молох… С. 167; ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 11. Д. 766. Л. 135, 129.
[59] ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 11. Д. 776. Л. 113.
[60] Спецпереселенцы в Западной Сибири, 1939−1945… С. 206.
[61] ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 10. Д. 516. Л. 7; ГАНО. Ф. П-3. Оп. 12. Д. 50. Л. 12.
[62] РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1316. Л. 324−236.
[63] Красильников С. А., Саламатова М. С., Ушакова С. Н. Корни или щепки. Крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири (1930-е - начало 1950-х гг.) Новосибирск, 2008. С. 176.
[64] Шадт А. А. Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской национальной политики // Урал и Сибирь в сталинской политике. Новосибирск, 2002. С. 240.
Список использованной литературы:
Бедин В., Кушникова М., Тогулев В. Кемерово и Сталинск: Панорама провинциального быта в архивных хрониках 1920−1930-х гг. Кемерово, 1999.
Богданов С. В. Советская Россия в 1920-е годы: власть, социальные аномалии, общество. Курск, 2006.
Боль людская. Книга памяти репрессированных томичей. Т. 4. Томск, 1992.
Гущин Н. Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928−1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск, 1996.
Енисейский энциклопедический словарь. Красноярск, 1998.
Катынь. М., 1997.
Кип Дж., Литвин А. Эпоха Иосифа Сталина в России. Современная историография. М., 2009.
Красильников С. А. Серп и Молох. М., 2003.
Красильников С. А., Саламатова М. С., Ушакова С. Н. Корни или щепки. Крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири (1930-е - начало 1950-х гг.) Новосибирск, 2008.
Ларьков Н. С., Чернова И. В. Полицмейстеры, комиссары, начальники: (Руководители правоохранительных органов Томской губернии, округа и области в ХIХ-ХХ вв.). Томск, 1999.
Нарымская хроника 1930−1945. Трагедия спецпереселенцев. Документы и воспоминания. М., 1997.
Наумов И. В. Органы государственной безопасности Восточно-Сибирского края (1930−1936) URL: www.memorial.krsk.ru/Articles/Naumov.htm
Панин С. Е. «Хозяин улиц городских». Хулиганство в советской России в 1920-е годы // Вестник Евразии. 2003. № 4.
Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930−1940: В 2 кн. Кн. 2. М., 2005.
Скоркин К. В. МВД России. Люди, структура, деятельность. Т. 2. НКВД РСФСР 1917−1923. М., 2008.
Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 - весна 1931 г.: Сб. документов. Новосибирск, 1992.
Спецпереселенцы в Западной Сибири 1933−1938. Вып. 3. Новосибирск, 1994.
Спецпереселенцы в Западной Сибири 1939−1945 гг. Вып. 4. Новосибирск, 1996.
Тепляков А. Г. Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг. М., 2008.
Тепляков А. Г. Опричники Сталина. М., 2009.
Управление ФСБ Российской Федерации по Новосибирской области. Новосибирск, 2002.