Ксенофобия в Украине после Майдана: что изменилось?
Конец энтомологии
На протяжении многих лет жизни в Украине я занимался довольно специальными, узкими и, откровенно говоря, мало кому интересными вопросами ксенофобии и преступлений на почве расовой, национальной и религиозной ненависти. Я проводил занудную работу по скрупулезной фиксации фактов расистских преступлений. Я, конечно, полагал и продолжаю считать эти вопросы важными, но с точки зрения приоритетов общества и государства они всегда были маргинальны. В общем-то, объективно я и сам понимал, что проблема расизма и преступлений на почве ненависти отнюдь не относится к самым актуальным в нашей стране. Просто так получилось, что я занимался именно этим. Честно говоря, каждый раз распространяя для СМИ результаты мониторинга за очередной отчетный период, я прекрасно осознавал, что поломанные фашиствующими подростками ребра иностранных студентов и выбитые подментованными гопниками зубы ромов не вызовут у журналистов приступа энтузиазма.
Еще я пристально отслеживал активность украинских ультра-националистов. Я никогда не был склонен к неоправданным обобщениям, и никогда не утверждал, что один государственный язык в Украине или памятник Степану Бандере во Львове, несмотря на всю мою антипатию к этому персонажу, - это фашизм. Но нелепо отрицать, что и в нашей стране были и есть любители вскидывать правую руку в нацистском приветствии. Я вполне адекватно, как мне кажется, отдавал себе отчет в масштабе проблемы. В шутку я сравнивал свою специализацию с энтомологией, исходя из микроскопических размеров объекта исследования (и на «этнологию» похоже). Рассматриваю в микроскоп кружок членистоногих любителей чешуекрылых свастик…
Казалось, так будет всегда. Мои европейские коллеги, занимающиеся изучением правого радикализма, заметно оживились после успеха «Свободы», но меня эта тема не слишком захватила. Уровень насилия на почве ненависти, несмотря на национал-радикальную фракцию в парламенте, продолжал оставаться низким и более того - уменьшался. Собственно же политические дебаты были малоинтересны. Повестку дня определяли не знаковые для ультра-правых вопросы, а проблема противостояния коррумпированному и авторитарному режиму.
В последние полгода ситуация кардинальным образом изменилась. Темы, представлявшие ранее интерес только для узких специалистов, внезапно всплыли на поверхность в качестве, без преувеличения, определяющих повестку дня. Обсуждение (как правило, крайне дилетантское) вопросов фашизма и неонацизма, правого экстремизма и ультра-национализма, ксенофобии и нарушения прав национальных меньшинств заполонило информационное пространство. Эти темы муссируются политиками и теми, кого принято называть «экспертами», в популярных ток-шоу, их внимательно изучают международные организации, их используют дипломатические институты в своих нотах и их эксплуатируют политтехнологи в пропагандистских кампаниях. Конгресс национальных общин Украины, в рамках деятельности которого на протяжении многих лет я осуществлял свою работу по фиксации ксенофобских преступлений, в начале этого года инициировал создание отдельной профессиональной Группы мониторинга прав национальных меньшинств, институционально переведя тем самым это направление на принципиально более высокий уровень.
Любого исследователя всегда радует, когда узкая тема, которой он занимается, становится в центре внимания широкой общественности. К сожалению, у меня в данной конкретной ситуации совершенно нет восторга от того, что то, чем я занимаюсь, стало востребовано обществом.
Думаю, достаточно очевидно, почему так. Но по некоторым причинам, которые, я полагаю, тоже станут ясны по ходу изложения, сначала я все-таки скажу несколько слов о том, как обстояло дело с проблемой ксенофобии в Украине до начала политического кризиса.
Читать далее