Невыполненные обещания сексуальной революции
Статья взята с сайта Womenation.org.
Авторка: Каролин Бронштейн.
В конце 60-х множество юных американцев отринули традиционные стандарты сексуальной морали, запрещавшие секс вне брака, в пользу «сексуальной революции» - популярного движения, которое приравнивало сексуальную свободу к личному освобождению. Они выступали за более либеральный сексуальный климат, который в свою очередь дал толчок определенным социальным изменениям, таким как более частый добрачный секс, повышение процента разводов, сокращение размера семьи и увеличение числа половых партнеров как у женщин так и у мужчин. Люди получили более широкий выбор в рамках сексуальной жизни, многие стали открыто участвовать в добрачных связях, сожительствуя с кем-то или меняя партнеров без особого страха перед общественным осуждением. Несмотря на то, что эти изменения казались шокирующими для большинства американцев, они на самом деле стали результатом долгого постепенного движения к большей сексуальной свободе, которое развивалось в американской культуре с 1920-х. Начиная с этого времени отношение американцев к сексуальному поведению двигалось, порой спотыкаясь и встречая сопротивление, в направлении, которое историки Джон Д’Эмилио и Этель Фридман назвали «сексуальным либерализмом».
Когда настоящая сексуальная революция в 60-70-х достигла своего пика, она наиболее полно проявилась в мировоззренческих изменениях касательно значимости секса. Многие стали рассматривать секс как важный жизненный критерий - «обогащающий, радостный феномен» - который не должен ограничиваться браком или ухаживанием. Сексуальное удовлетворение настойчиво рекламировалось как главный ингредиент личной успешности и счастливых, здоровых отношений, особенно брака; секс был заново переосмыслен как акт удовольствия, независимый от репродукции.
Бурное развитие сексуального либерализма в этот период было связано с культурным радикализмом поздних 60-х и 70-х. Движение за гражданские права, протест против войны во Вьетнаме, политизированная молодежная культура и феминизм сотрясли старый общественный порядок, превратив приверженность сексуальным традициям в нечто устаревшее и лицемерное. Контркультурная молодежь, подогревавшая эти движения, верила, что нелепо критиковать вторжение во Вьетнам, экономическую и социальную политику правительства, и одновременно поддерживать пуританское регулирование сексуальных вопросов. Эта молодежь критиковала социальные нормы, в частности брак, считая их средством принуждения женщин и мужчин к соответствию искусственным гендерным ролям, которые служат интересам патриархального, капиталистического государства. Мужчин втискивают в роль кормильца и главы семьи, женщин заставляют исполнять обязанности по дому и воспитанию детей. В поисках способа низвергнуть эти буржуазные институты контркультурная молодежь продвигала интимные отношения, неподконтрольные государству как часть идеологии сопротивления.
Многие контркультурные движения управлялись студентами-радикалами, которые надеялись изменить социальное и политическое устройство американского общества. Их кампании против репрессивной системы, поддерживаемой их родителями, вывели их в авангард сексуальной революции. Немалая часть студентов черпала вдохновение для своего сексуального радикализма в трудах фрейдомарксистов, особенно Герберта Маркузе и Вильгельма Райха.
Эти теоретики пересмотрели консервативную идею Фрейда о том, что внутреннее либидинальное «я» требует постоянного подавления для поддержания цивилизованного общества. Студенты усвоили эти антиправительственные взгляды и убежденность в том, что институты и традиции современного общества вступают в противоречие с человеческим совершенствованием. По Маркузе и Райху никакая революционная трансформация не может свершиться в социуме или политике без сексуального освобождения, так как сексуальность является источником человеческой свободы, здоровья и счастья.
В «Эросе и цивилизации» (1955) Маркузе прослеживает связь между политическим доминированием и сексуальным воздержанием. Он особенно указывает на то, что воздержание является ключевым для поддержания капиталистического общества. Сексуальная этика, устанавливаемая правящим классом устроена так, чтобы позволять пролетариату получать ровно столько сексуальной разрядки, сколько требуется для сохранения физического и умственного здоровья, нужного для выполнения работы. Кроме того, сексуальность в капиталистическом обществе сводится только к генитальной активности, определяя все остальное тело как инструмент для работы. Маркузе вводит понятие несдерживаемого состояния «полиморфной перверсии», в котором все тело становится источником сексуального удовольствия, а любой сексуальный акт исключает стыдливость. Вновь сексуализированное тело смогло бы противостоять дисциплине и порядку, требуемым для функционирования капитализма, могло бы аккумулировать революционный потенциал сексуальности.
Райх в своих работах выявил прямую связь между моногамным браком и укреплением угнетения в обществе. В «Сексуальной революции», впервые вышедшей в США в 1945 году, он описывает патриархальную семью как «фабрику авторитарной идеологии и консервативных структур». Согласно Рейху, основной функцией семьи является подавление любого проявления сексуальности у детей, что уродует развитие их личности. Он полагал, что сексуально ограниченные дети вырастают в послушных и подчиненных взрослых, неспособных к сопротивлению несправедливой и эксплуататорской социальной системе. Единственным способом избежать этих искажений он считал полную сексуальную свободу для всех людей. По Рейху, революционные изменения немыслимы без сексуального освобождения, поскольку освободить человека от доминирования означает освободить его физически и умственно.
Радикалы популяризовали в кампусах идею освободительного секса, представляющего собой все хорошее, правильное, естественное, бросающего вызов порочному и искусственному американскому обществу прежних поколений. Это контркультурное воспевание аутентичности и самости вело к культу тела, «наивысшего проявления неиспорченной природы». Тело - это табула раса, неиссякаемый источник личной реализации и самовыражения, свободный от социальных болезней, таких как расизм, сексизм, капитализм и других авторитарных систем, формирующих современное общество. Сексуальная свобода таким образом стала революционным требованием социальной справедливости, и когда молодые люди заявляли «Занимайтесь любовью, а не войной», они делали это с намерением добиться более эгалитарного общества. Борьба за сексуальную свободу разошлась по всей стране, став спутницей студенческих антивоенных выступлений и других политических акций.
Это было нечто большее, чем мечта о личной сексуальной свободе. Контркультурная молодежь использовала секс для пересмотра традиционных ценностей, отказа от моногамии и брака, составляющих фальшивый буржуазный мир их родителей.
Студенты, охваченные радикальными идеями, были среди наиболее пылких сторонников сексуальной революции в народе, а университеты в 1960-70-х часто представляли собой весьма свободную в сексуальном плане среду. Студенты критиковали внутриуниверситетские правила, запрещавшие учащимся девушкам жить вне кампуса с бойфрендами и патерналистский запрет на ночевку мужчин в спальнях студенток. Во многих учебных заведениях студенты требовали, чтобы внутренние медицинские службы отменили запрет на выписку противозачаточных таблеток незамужним женщинам. Они боролись за «свободную любовь», без условностей, с множеством партнеров, ориентированную на поиск сексуальных удовольствий, и распространяли тезисы о том, что «секс - это все равно что рукопожатие» и «целомудрием людей насмешишь».
Молодые женщины тоже увлекались идеями свободы, однако у них нередко спадала с глаз пелена, когда становилось очевидным, что сексуальная революция происходит на мужских условиях. Некоторые пришли к этому осознанию через сожительство, hacking up, как это тогда называли, что означало проживание и тесные отношения с кем-то противоположного пола вне брака. Между 1960 и 1970 годами число сожительствующих взрослых увеличилось в десять раз, всего около 11% населения избрали этот образ жизни к концу десятилетия. Сожительство было особенно популярным у сторонников контролькультурных движений, веривших, что они могут избежать судьбы своих родителей, и «сделать все правильно», живя «без фальши, иерархии, прибылей и власти, полуфабрикатов и деловых костюмов, вечерних новостей и домов в пригородах». Вместо этого молодые люди намеревались построить «альтернативную семью - отдельную, истинную параллельную вселенную». Для многих в контркультуре сожительство было способом пошатнуть институт брака - краеугольный камень американского общества.
Многие женщины увлеклись идеей свободного сожительства, поскольку оно предполагало отказ от традиционных брачных ролей и обещало сексуальное и социальное равенство, казалось способом избежать «мелкой, ограниченной женской жизни», которую терпели их матери. Теоретически, совместная жизнь без брака должна была позволить женщине формировать личные и эмоциональные связи с мужчиной без идеологического багажа и домашних нагрузок, которые типично предписываются женам. Сожительство казалось шансом создать равное партнерство, избежать вмешательства государства в интимные вопросы и дать каждому участнику возможность решить, насколько это партнерство его удовлетворяет. Если бы партнерство не устроило, его (теоретически) очень просто было бы завершить, просто собрав свои вещи. Но несмотря на то, что сожительство, казалось бы, предлагало преимущества для обоих полов, часто оно было не более эгалитарным чем брак, и к тому же давало женщинам меньше защиты.
В 1977 году три женщины-социолога из университета Невады решили сравнить разделение домашнего труда в женатых и сожительствующих парах. Они ожидали обнаружить определенное размытие гендерной специализации в разделении труда у последних, и считали, что женщины, живущие в незарегистрированном партнерстве тратят меньше часов на хозяйственную рутину, чем их замужние оппонентки. Однако они не обнаружили почти никаких различий между обеими группами в количестве и качестве выполняемой домашней работы. Замужние или нет, женщины несли преимущественную ответственность за приготовление пищи и уборку и во многих случаях за воспитание детей. Хуже того, мужчины-сожители исполняли меньше домашних обязанностей, чем женатые и меньше работали во дворе, чистили снег, делали мелкий ремонт. Многие пары, по наблюдению исследовательниц, повторяли модели разделения труда, которым научились у родителей, несмотря на то, что многие из незамужних партнерш верили, что «идут в авангарде женского освободительного движения». Женщины в незарегистрированном браке оказались «самыми большими жертвами собственной идеологии», согласно исследованию, так как они делали то же самое, что и законные жены, не получая никакого экономического вознаграждения, предполагаемого в браке.
К тому времени когда Шир Хайт и Лиллиан Рубин опубликовали свои исследования женской сексуальности и семейной жизни в середине 1970-х, многие женщины уже знали на собственном опыте, что сексуальная революция провалилась. Хотя она помогла добиться открытости в обсуждении сексуальных вопросов и расширила количество вариантов допустимого, сексизм остался неприкосновенным. Эпохальное исследование Хайт, «Хайт-доклад» опубликовало отзывы 3500 женщин, заполнивших подробные опросники о своей сексуальной жизни. Женский гнев на неизменный мужской шовинизм буквально рвался со страниц. Одна из респонденток описывала сексуальную революцию как «мужеоринтированную и антиженскую». Другая оценивала революцию как «величайший фарс века для женщин» и описывала её как «мужской продукт, чьи принципы по-прежнему отражают мужские ценности». По её мнению, женщины утратили свои позиции в отношении сексуальных прав. «Раньше, по крайней мере, женщина могла сказать «нет», - жаловалась участница опроса, - сейчас она считается ханжой или чем похуже, если не отдается первому встречному».
Для многих мужчин новое положение вещей означало, что им обеспечен сексуальный доступ к большему количеству женщин, и что секс теперь связан с меньшими ограничениями. Несмотря на всю риторику революции, мужчины по-прежнему обладали почти полной властью определять условия сексуальных контактов.
Одним из худших проявлений стали двойные стандарты, позволявшие мужчинам наслаждаться любым количеством сексуальных связей без вреда для репутации, но не давшие ничего подобного женщинам. Некоторые из тех, кого Лиллиан Рубин интервьюировала для своего социологического исследования семейной жизни «Миры боли» в 1976 году, были также откровенны в отношении своего разочарования в сексуальной революции. Как и респондентки Хайт, они чувствовали усталость от того, что мужчины и СМИ бомбардируют их рассказами о новом мире секса, в котором женщины и мужчины имеют равные возможности и привилегии. Это, жаловались они, часть великого плана по принуждению женщин ослабить оборону. Одна из участниц сказала Рубин, что женщины прекрасно понимают сексуальные ловушки, особенно старые добрые двойные стандарты. «Они на своем опыте знают, что двойные стандарты живы и здоровы, и спокойно сосуществуют с новой идеологией, трубящей о сексуальном освобождении».
Помимо психологического ущерба от двойных стандартов известно, что за поведенческие изменения сексуальной революции пришла и физическая расплата. В группе риска оказались в основном молодые девушки. Уровень сексуальной активности среди девушек от 15 до 19 лет резко рванул вверх в 70-х, и именно эта категория населения испытала на себе самые негативные последствия. Девушкам пришлось осознать, что они не могут рассчитывать на мужчин в вопросах предохранения от беременности или исполнения отцовских обязанностей в случае незапланированной беременности. Венерические заболевания стали еще одной распространенной проблемой.
В течение декады процент студенток колледжей, ведущих сексуальную жизнь, удвоился, с менее чем 30 процентов до почти 60. Повышение сексуальной активности среди подростков подняло много сложных вопросов. Во-первых, среднестатистическая девушка вступала в первый сексуальный контакт с юношей на 2-3 года старше. Родители беспокоились, что их шестнадцати- и семнадцатилетние дочери станут секс-добычей для совершеннолетних парней. Во-вторых, распространение оральных контрацептивов в 70-х возложило всю ответственность за предохранение на плечи этих юных девушек.
В то же время старые методы контрацепции, включая презервативы и прерванный половой акт, которые превалировали в 1971 году, стремительно теряли популярность. Эти способы требовали от мужчин активного участия в контрацепции, и раньше ими пользовалось около половины черных мужчин, и 70% белых. К 1976 использование презервативов снизилось на 27% у черных и на 55% у белых.
Оральные контрацептивы достаточно хорошо помогали с предохранением, однако приносили и проблемы. Использующие их страдали от таких побочных эффектов как тошнота, прибавка в весе, сыпь, отеки, не говоря уже о серьезных рисках, включая повышенный риск сердечно-сосудистых заболеваний и рак груди. Женщины, которые полагались на таблетки вместо презервативов, также оказывались незащищенными от ЗППП, включая сифилис и гонорею, которые приводят к бесплодию, если их не лечить. В одном только 1973 году служба здравоохранения США зарегистрировала 3 миллиона новых случаев венерических заболеваний, и установила, что 80-90% женщин не обращаются за медицинской помощью, так как заболевания протекают бессимптомно.
Между 1971 и 1976 годами процент добрачных беременностей в США также постоянно возрастал. Более трети сексуально активных девочек-подростков пережили незапланированную беременность до того как им исполнилось 19 лет, четверть - до того как им исполнилось 17. К 1978 году ежегодно беременели около одного миллиона несовершеннолетних, одна десятая от общего числа девочек. В 1976 году подростковые беременности достигли такого уровня, что сенат объявил это важнейшей и серьезнейшей социальной проблемой нации.
Половина девочек начинала заниматься сексом до достижения 19 лет, несмотря на свои сомнения в необходимости секса. Социальное давление на тех кто не желает отдаваться, в условиях привязки секса к революции для многих означало секс против воли. Андреа Дворкин красочно описала суть этого времени: «Женщины больше не имели приемлемого повода не хотеть быть оттраханными… отвращение к сексу или отсутствие удовольствие от секса, или нежелание контакта в конкретный момент с конкретным мужчиной, или отказ вступать в связь со всеми потенциальными партнерами, или усталость, или раздражение считались признаками и доказательствами подавленной сексуальности». Девушек постоянно принуждали к сексуальной активности.
Хотя сексуальная революция более всего повлияла на жизнь молодых и одиноких американцев, она также серьезно затронула и жизни женатых пар. Популярная литература 70-х убеждала женщин и мужчин оживлять свои физические отношения, учиться новым сексуальным отношениям и поведению, даже попробовать себя в таком новомодном изобретении как свингерство. Однако это преувеличение значимости эротического разнообразия для личной полноценности создало трудности. Сексуальные приключения, которые романтизировали «эксперты» вроде Хью Хефнер и Хелен Гёрли Браун подходили прежде всего для одиноких горожан, а не для женатых жителей пригородной Америки. Для многих пар гонка сексуальной революции в 60-70-х добавило новой домашней нагрузки, которая легла прежде всего на жен.
Сексуальные советы женатым парам, обычно встречавшиеся в популярной практической литературе, вроде книг «Адюльтер для взрослых» (1971), «Радость секса» (1972), которая разошлась тиражом в 3,8 миллиона экземпляров за первые два года, «Эротическая жизнь американской жены» (1972), «Узы удовольствия» (1974) - обещали раскрыть парам секреты оживления семейной жизни. Некоторые руководства отличались эгалитарным подходом, возлагая ответственность за улучшение секса на обоих партнеров, в то время как другие считали, что это целиком женская обязанность - изыскивать новые способы соблазнения и развлечения своих мужей. Замужние женщины получали сигналы о том, что придерживаться приличного сексуального поведения - это старомодно и жеманно. Жены, которые не смогли сохранить сексуальную сторону своего брака свежей и вдохновляющей рисковали увидеть в дверях спины своих мужей, спешащих в объятия более освобожденных дам.
Миллионы американок познакомились с этим образом мыслей в настольной книге 1972 года «Полноценная женщина», Мирабель Морган, рьяной христианской домохозяйки из Флориды. В книге объединились идеи сексуальной революции с консервативными христианскими убеждениями о добродетельной и любящей женщине, «помощнице» в браке. Большая часть книги посвящалась эротическим советам, авторка призывала женщин наряжаться в эротические костюмы и использовать замысловатые приемы для возбуждения своих мужей, для усиления страсти в отношениях, и, что самое важное, для предотвращения мужского распутства.
Книга оказалась на удивление популярной; она была бестселлером среди всех жанров в 1975, и на девятом месте среди всех нехудожественной литературы за десятилетие. «Полноценная женщина» стала совершенным продуктом сексуальной революции: Морган предложила женам больше самостоятельности в отношении сексуального поведения, однако сделала это таким образом, который привилегированные мужчины могли одобрять и контролировать.
Рубин, специалистка в семейной социологии, обнаружила, что секс по большей части представлялся замужним женщинам как хозяйственное бремя. Рубин опросила замужних женщин среднего и рабочего класса по поводу секса в браке, и доложила, что многие из её респонденток осознают, что сексуальная революция добавила им трудностей, а не удовольствий. Многие женщины привыкли к рутинному сексу и испытывали затруднения при открытых обсуждениях интимной жизни и исследованиях собственной удовлетворенности. Многие чувствовали обязанность создавать эротическое окружение для своих мужей а-ля Морган, и описывали это как еще одну домашнюю обязанность, наряду с приготовлением пищи, уборкой и воспитанием детей. Они продемонстрировали нарастающее возмущение этой ситуацией.
Большинство женщин рабочего класса, согласно опросам Рубин, столкнулись с трудностями в приспособлении к меняющимся сексуальным традициям и в избавлении от усвоенной привычки вести себя прилично. Для этих женщин оральный секс стал камнем преткновения, постыдным занятием. Женщины из среднего класса чувствовали меньше дискомфорта в связи с получением и предоставлением оральных ласк, но считали себя фригидными, если не получали от этого удовольствия. Они были склонны чувствовать вину за недостаточную раскрепощенность, считая, что эта неуверенность «отражает дефекты их сексуальной адаптации», - заключила Рубин.
Обе группы опрошенных женщин чувствовали, что сексуальная революция повысила требования к ним, и означала, что они должны говорить «да» на предложения секса вместо «нет», как они делали раньше. Они чувствовали себя обязанными пробовать новые виды секса и достигать оргазма скорее чтобы радовать и удовлетворять своих мужей, чем для себя. Согласно Рубин, жизнь замужних женщин в 1970-х была омрачены эмоциональными дилеммами и конфликтами вокруг секса.
Социологи Джон Гэньон и Уильям Саймон пришли к выводу, что в 1970 году сексуальная революция не только проникла в публичный дискурс, но также превратилась в мощную культурную реальность. Повышение внимания к сексу в общественном мнении легализовало участие простых людей в «публичном разговоре» о нем, в свою очередь давая ощущение, что радикальные изменения происходят прямо сейчас. Распространение обсуждений секса подпитывало общественные представления о сексуальной революции и том, до какой степени она проникла в американскую жизнь.
Большая часть этих обсуждений, однако, не отличалась особой восторженностью. Женщинам было очевидно, что изменения в поведении и отношении к сексу, которые были неотъемлемой частью сексуальной революции, вовсе не были такими уж позитивными. И действительно, к середине 70-х многие женщины утратили иллюзии насчет этой мужской революции, нового сексуального договора, который добавил женщинам гнета, в то же время предоставив мужчинам больший доступ к женщинам при меньших обязательствах. Теоретически, сексуальная либерализация должна была привести к женской революции; «свободная любовь», описанная Маркузе, Райхом и другими обладала потенциалом для уравнивания отношений между полами. На практике, однако, женщины заплатили высокую цену за это так называемое освобождение, включая сокращение «законных» причин, по которым они могут отвергнуть домогательства, а также снижение защиты от таких нежелательных последствий как беременность и венерические заболевания. «Возможность иметь больше секса с большим количеством партнеров вовсе не обязательно означает свободу для женщин, - заметила Джейн Герхард в своем исследовании феминизма второй волны и американской сексуальной мысли. - Многие женщины отказывались принимать «освобождение», которое предлагало им стать зайчиками Плейбоя». Другие женщины пытались отстаивать то, что им сначала казалось положительными сторонами сексуальной революции: отделение секса от деторождения, повышение значимости сексуального наслаждения и свободы, критика брака, однако и среди них оптимизм оказался недолговечным.
Авторка: Каролин Бронштейн.
В конце 60-х множество юных американцев отринули традиционные стандарты сексуальной морали, запрещавшие секс вне брака, в пользу «сексуальной революции» - популярного движения, которое приравнивало сексуальную свободу к личному освобождению. Они выступали за более либеральный сексуальный климат, который в свою очередь дал толчок определенным социальным изменениям, таким как более частый добрачный секс, повышение процента разводов, сокращение размера семьи и увеличение числа половых партнеров как у женщин так и у мужчин. Люди получили более широкий выбор в рамках сексуальной жизни, многие стали открыто участвовать в добрачных связях, сожительствуя с кем-то или меняя партнеров без особого страха перед общественным осуждением. Несмотря на то, что эти изменения казались шокирующими для большинства американцев, они на самом деле стали результатом долгого постепенного движения к большей сексуальной свободе, которое развивалось в американской культуре с 1920-х. Начиная с этого времени отношение американцев к сексуальному поведению двигалось, порой спотыкаясь и встречая сопротивление, в направлении, которое историки Джон Д’Эмилио и Этель Фридман назвали «сексуальным либерализмом».
Когда настоящая сексуальная революция в 60-70-х достигла своего пика, она наиболее полно проявилась в мировоззренческих изменениях касательно значимости секса. Многие стали рассматривать секс как важный жизненный критерий - «обогащающий, радостный феномен» - который не должен ограничиваться браком или ухаживанием. Сексуальное удовлетворение настойчиво рекламировалось как главный ингредиент личной успешности и счастливых, здоровых отношений, особенно брака; секс был заново переосмыслен как акт удовольствия, независимый от репродукции.
Бурное развитие сексуального либерализма в этот период было связано с культурным радикализмом поздних 60-х и 70-х. Движение за гражданские права, протест против войны во Вьетнаме, политизированная молодежная культура и феминизм сотрясли старый общественный порядок, превратив приверженность сексуальным традициям в нечто устаревшее и лицемерное. Контркультурная молодежь, подогревавшая эти движения, верила, что нелепо критиковать вторжение во Вьетнам, экономическую и социальную политику правительства, и одновременно поддерживать пуританское регулирование сексуальных вопросов. Эта молодежь критиковала социальные нормы, в частности брак, считая их средством принуждения женщин и мужчин к соответствию искусственным гендерным ролям, которые служат интересам патриархального, капиталистического государства. Мужчин втискивают в роль кормильца и главы семьи, женщин заставляют исполнять обязанности по дому и воспитанию детей. В поисках способа низвергнуть эти буржуазные институты контркультурная молодежь продвигала интимные отношения, неподконтрольные государству как часть идеологии сопротивления.
Многие контркультурные движения управлялись студентами-радикалами, которые надеялись изменить социальное и политическое устройство американского общества. Их кампании против репрессивной системы, поддерживаемой их родителями, вывели их в авангард сексуальной революции. Немалая часть студентов черпала вдохновение для своего сексуального радикализма в трудах фрейдомарксистов, особенно Герберта Маркузе и Вильгельма Райха.
Эти теоретики пересмотрели консервативную идею Фрейда о том, что внутреннее либидинальное «я» требует постоянного подавления для поддержания цивилизованного общества. Студенты усвоили эти антиправительственные взгляды и убежденность в том, что институты и традиции современного общества вступают в противоречие с человеческим совершенствованием. По Маркузе и Райху никакая революционная трансформация не может свершиться в социуме или политике без сексуального освобождения, так как сексуальность является источником человеческой свободы, здоровья и счастья.
В «Эросе и цивилизации» (1955) Маркузе прослеживает связь между политическим доминированием и сексуальным воздержанием. Он особенно указывает на то, что воздержание является ключевым для поддержания капиталистического общества. Сексуальная этика, устанавливаемая правящим классом устроена так, чтобы позволять пролетариату получать ровно столько сексуальной разрядки, сколько требуется для сохранения физического и умственного здоровья, нужного для выполнения работы. Кроме того, сексуальность в капиталистическом обществе сводится только к генитальной активности, определяя все остальное тело как инструмент для работы. Маркузе вводит понятие несдерживаемого состояния «полиморфной перверсии», в котором все тело становится источником сексуального удовольствия, а любой сексуальный акт исключает стыдливость. Вновь сексуализированное тело смогло бы противостоять дисциплине и порядку, требуемым для функционирования капитализма, могло бы аккумулировать революционный потенциал сексуальности.
Райх в своих работах выявил прямую связь между моногамным браком и укреплением угнетения в обществе. В «Сексуальной революции», впервые вышедшей в США в 1945 году, он описывает патриархальную семью как «фабрику авторитарной идеологии и консервативных структур». Согласно Рейху, основной функцией семьи является подавление любого проявления сексуальности у детей, что уродует развитие их личности. Он полагал, что сексуально ограниченные дети вырастают в послушных и подчиненных взрослых, неспособных к сопротивлению несправедливой и эксплуататорской социальной системе. Единственным способом избежать этих искажений он считал полную сексуальную свободу для всех людей. По Рейху, революционные изменения немыслимы без сексуального освобождения, поскольку освободить человека от доминирования означает освободить его физически и умственно.
Радикалы популяризовали в кампусах идею освободительного секса, представляющего собой все хорошее, правильное, естественное, бросающего вызов порочному и искусственному американскому обществу прежних поколений. Это контркультурное воспевание аутентичности и самости вело к культу тела, «наивысшего проявления неиспорченной природы». Тело - это табула раса, неиссякаемый источник личной реализации и самовыражения, свободный от социальных болезней, таких как расизм, сексизм, капитализм и других авторитарных систем, формирующих современное общество. Сексуальная свобода таким образом стала революционным требованием социальной справедливости, и когда молодые люди заявляли «Занимайтесь любовью, а не войной», они делали это с намерением добиться более эгалитарного общества. Борьба за сексуальную свободу разошлась по всей стране, став спутницей студенческих антивоенных выступлений и других политических акций.
Это было нечто большее, чем мечта о личной сексуальной свободе. Контркультурная молодежь использовала секс для пересмотра традиционных ценностей, отказа от моногамии и брака, составляющих фальшивый буржуазный мир их родителей.
Студенты, охваченные радикальными идеями, были среди наиболее пылких сторонников сексуальной революции в народе, а университеты в 1960-70-х часто представляли собой весьма свободную в сексуальном плане среду. Студенты критиковали внутриуниверситетские правила, запрещавшие учащимся девушкам жить вне кампуса с бойфрендами и патерналистский запрет на ночевку мужчин в спальнях студенток. Во многих учебных заведениях студенты требовали, чтобы внутренние медицинские службы отменили запрет на выписку противозачаточных таблеток незамужним женщинам. Они боролись за «свободную любовь», без условностей, с множеством партнеров, ориентированную на поиск сексуальных удовольствий, и распространяли тезисы о том, что «секс - это все равно что рукопожатие» и «целомудрием людей насмешишь».
Молодые женщины тоже увлекались идеями свободы, однако у них нередко спадала с глаз пелена, когда становилось очевидным, что сексуальная революция происходит на мужских условиях. Некоторые пришли к этому осознанию через сожительство, hacking up, как это тогда называли, что означало проживание и тесные отношения с кем-то противоположного пола вне брака. Между 1960 и 1970 годами число сожительствующих взрослых увеличилось в десять раз, всего около 11% населения избрали этот образ жизни к концу десятилетия. Сожительство было особенно популярным у сторонников контролькультурных движений, веривших, что они могут избежать судьбы своих родителей, и «сделать все правильно», живя «без фальши, иерархии, прибылей и власти, полуфабрикатов и деловых костюмов, вечерних новостей и домов в пригородах». Вместо этого молодые люди намеревались построить «альтернативную семью - отдельную, истинную параллельную вселенную». Для многих в контркультуре сожительство было способом пошатнуть институт брака - краеугольный камень американского общества.
Многие женщины увлеклись идеей свободного сожительства, поскольку оно предполагало отказ от традиционных брачных ролей и обещало сексуальное и социальное равенство, казалось способом избежать «мелкой, ограниченной женской жизни», которую терпели их матери. Теоретически, совместная жизнь без брака должна была позволить женщине формировать личные и эмоциональные связи с мужчиной без идеологического багажа и домашних нагрузок, которые типично предписываются женам. Сожительство казалось шансом создать равное партнерство, избежать вмешательства государства в интимные вопросы и дать каждому участнику возможность решить, насколько это партнерство его удовлетворяет. Если бы партнерство не устроило, его (теоретически) очень просто было бы завершить, просто собрав свои вещи. Но несмотря на то, что сожительство, казалось бы, предлагало преимущества для обоих полов, часто оно было не более эгалитарным чем брак, и к тому же давало женщинам меньше защиты.
В 1977 году три женщины-социолога из университета Невады решили сравнить разделение домашнего труда в женатых и сожительствующих парах. Они ожидали обнаружить определенное размытие гендерной специализации в разделении труда у последних, и считали, что женщины, живущие в незарегистрированном партнерстве тратят меньше часов на хозяйственную рутину, чем их замужние оппонентки. Однако они не обнаружили почти никаких различий между обеими группами в количестве и качестве выполняемой домашней работы. Замужние или нет, женщины несли преимущественную ответственность за приготовление пищи и уборку и во многих случаях за воспитание детей. Хуже того, мужчины-сожители исполняли меньше домашних обязанностей, чем женатые и меньше работали во дворе, чистили снег, делали мелкий ремонт. Многие пары, по наблюдению исследовательниц, повторяли модели разделения труда, которым научились у родителей, несмотря на то, что многие из незамужних партнерш верили, что «идут в авангарде женского освободительного движения». Женщины в незарегистрированном браке оказались «самыми большими жертвами собственной идеологии», согласно исследованию, так как они делали то же самое, что и законные жены, не получая никакого экономического вознаграждения, предполагаемого в браке.
К тому времени когда Шир Хайт и Лиллиан Рубин опубликовали свои исследования женской сексуальности и семейной жизни в середине 1970-х, многие женщины уже знали на собственном опыте, что сексуальная революция провалилась. Хотя она помогла добиться открытости в обсуждении сексуальных вопросов и расширила количество вариантов допустимого, сексизм остался неприкосновенным. Эпохальное исследование Хайт, «Хайт-доклад» опубликовало отзывы 3500 женщин, заполнивших подробные опросники о своей сексуальной жизни. Женский гнев на неизменный мужской шовинизм буквально рвался со страниц. Одна из респонденток описывала сексуальную революцию как «мужеоринтированную и антиженскую». Другая оценивала революцию как «величайший фарс века для женщин» и описывала её как «мужской продукт, чьи принципы по-прежнему отражают мужские ценности». По её мнению, женщины утратили свои позиции в отношении сексуальных прав. «Раньше, по крайней мере, женщина могла сказать «нет», - жаловалась участница опроса, - сейчас она считается ханжой или чем похуже, если не отдается первому встречному».
Для многих мужчин новое положение вещей означало, что им обеспечен сексуальный доступ к большему количеству женщин, и что секс теперь связан с меньшими ограничениями. Несмотря на всю риторику революции, мужчины по-прежнему обладали почти полной властью определять условия сексуальных контактов.
Одним из худших проявлений стали двойные стандарты, позволявшие мужчинам наслаждаться любым количеством сексуальных связей без вреда для репутации, но не давшие ничего подобного женщинам. Некоторые из тех, кого Лиллиан Рубин интервьюировала для своего социологического исследования семейной жизни «Миры боли» в 1976 году, были также откровенны в отношении своего разочарования в сексуальной революции. Как и респондентки Хайт, они чувствовали усталость от того, что мужчины и СМИ бомбардируют их рассказами о новом мире секса, в котором женщины и мужчины имеют равные возможности и привилегии. Это, жаловались они, часть великого плана по принуждению женщин ослабить оборону. Одна из участниц сказала Рубин, что женщины прекрасно понимают сексуальные ловушки, особенно старые добрые двойные стандарты. «Они на своем опыте знают, что двойные стандарты живы и здоровы, и спокойно сосуществуют с новой идеологией, трубящей о сексуальном освобождении».
Помимо психологического ущерба от двойных стандартов известно, что за поведенческие изменения сексуальной революции пришла и физическая расплата. В группе риска оказались в основном молодые девушки. Уровень сексуальной активности среди девушек от 15 до 19 лет резко рванул вверх в 70-х, и именно эта категория населения испытала на себе самые негативные последствия. Девушкам пришлось осознать, что они не могут рассчитывать на мужчин в вопросах предохранения от беременности или исполнения отцовских обязанностей в случае незапланированной беременности. Венерические заболевания стали еще одной распространенной проблемой.
В течение декады процент студенток колледжей, ведущих сексуальную жизнь, удвоился, с менее чем 30 процентов до почти 60. Повышение сексуальной активности среди подростков подняло много сложных вопросов. Во-первых, среднестатистическая девушка вступала в первый сексуальный контакт с юношей на 2-3 года старше. Родители беспокоились, что их шестнадцати- и семнадцатилетние дочери станут секс-добычей для совершеннолетних парней. Во-вторых, распространение оральных контрацептивов в 70-х возложило всю ответственность за предохранение на плечи этих юных девушек.
В то же время старые методы контрацепции, включая презервативы и прерванный половой акт, которые превалировали в 1971 году, стремительно теряли популярность. Эти способы требовали от мужчин активного участия в контрацепции, и раньше ими пользовалось около половины черных мужчин, и 70% белых. К 1976 использование презервативов снизилось на 27% у черных и на 55% у белых.
Оральные контрацептивы достаточно хорошо помогали с предохранением, однако приносили и проблемы. Использующие их страдали от таких побочных эффектов как тошнота, прибавка в весе, сыпь, отеки, не говоря уже о серьезных рисках, включая повышенный риск сердечно-сосудистых заболеваний и рак груди. Женщины, которые полагались на таблетки вместо презервативов, также оказывались незащищенными от ЗППП, включая сифилис и гонорею, которые приводят к бесплодию, если их не лечить. В одном только 1973 году служба здравоохранения США зарегистрировала 3 миллиона новых случаев венерических заболеваний, и установила, что 80-90% женщин не обращаются за медицинской помощью, так как заболевания протекают бессимптомно.
Между 1971 и 1976 годами процент добрачных беременностей в США также постоянно возрастал. Более трети сексуально активных девочек-подростков пережили незапланированную беременность до того как им исполнилось 19 лет, четверть - до того как им исполнилось 17. К 1978 году ежегодно беременели около одного миллиона несовершеннолетних, одна десятая от общего числа девочек. В 1976 году подростковые беременности достигли такого уровня, что сенат объявил это важнейшей и серьезнейшей социальной проблемой нации.
Половина девочек начинала заниматься сексом до достижения 19 лет, несмотря на свои сомнения в необходимости секса. Социальное давление на тех кто не желает отдаваться, в условиях привязки секса к революции для многих означало секс против воли. Андреа Дворкин красочно описала суть этого времени: «Женщины больше не имели приемлемого повода не хотеть быть оттраханными… отвращение к сексу или отсутствие удовольствие от секса, или нежелание контакта в конкретный момент с конкретным мужчиной, или отказ вступать в связь со всеми потенциальными партнерами, или усталость, или раздражение считались признаками и доказательствами подавленной сексуальности». Девушек постоянно принуждали к сексуальной активности.
Хотя сексуальная революция более всего повлияла на жизнь молодых и одиноких американцев, она также серьезно затронула и жизни женатых пар. Популярная литература 70-х убеждала женщин и мужчин оживлять свои физические отношения, учиться новым сексуальным отношениям и поведению, даже попробовать себя в таком новомодном изобретении как свингерство. Однако это преувеличение значимости эротического разнообразия для личной полноценности создало трудности. Сексуальные приключения, которые романтизировали «эксперты» вроде Хью Хефнер и Хелен Гёрли Браун подходили прежде всего для одиноких горожан, а не для женатых жителей пригородной Америки. Для многих пар гонка сексуальной революции в 60-70-х добавило новой домашней нагрузки, которая легла прежде всего на жен.
Сексуальные советы женатым парам, обычно встречавшиеся в популярной практической литературе, вроде книг «Адюльтер для взрослых» (1971), «Радость секса» (1972), которая разошлась тиражом в 3,8 миллиона экземпляров за первые два года, «Эротическая жизнь американской жены» (1972), «Узы удовольствия» (1974) - обещали раскрыть парам секреты оживления семейной жизни. Некоторые руководства отличались эгалитарным подходом, возлагая ответственность за улучшение секса на обоих партнеров, в то время как другие считали, что это целиком женская обязанность - изыскивать новые способы соблазнения и развлечения своих мужей. Замужние женщины получали сигналы о том, что придерживаться приличного сексуального поведения - это старомодно и жеманно. Жены, которые не смогли сохранить сексуальную сторону своего брака свежей и вдохновляющей рисковали увидеть в дверях спины своих мужей, спешащих в объятия более освобожденных дам.
Миллионы американок познакомились с этим образом мыслей в настольной книге 1972 года «Полноценная женщина», Мирабель Морган, рьяной христианской домохозяйки из Флориды. В книге объединились идеи сексуальной революции с консервативными христианскими убеждениями о добродетельной и любящей женщине, «помощнице» в браке. Большая часть книги посвящалась эротическим советам, авторка призывала женщин наряжаться в эротические костюмы и использовать замысловатые приемы для возбуждения своих мужей, для усиления страсти в отношениях, и, что самое важное, для предотвращения мужского распутства.
Книга оказалась на удивление популярной; она была бестселлером среди всех жанров в 1975, и на девятом месте среди всех нехудожественной литературы за десятилетие. «Полноценная женщина» стала совершенным продуктом сексуальной революции: Морган предложила женам больше самостоятельности в отношении сексуального поведения, однако сделала это таким образом, который привилегированные мужчины могли одобрять и контролировать.
Рубин, специалистка в семейной социологии, обнаружила, что секс по большей части представлялся замужним женщинам как хозяйственное бремя. Рубин опросила замужних женщин среднего и рабочего класса по поводу секса в браке, и доложила, что многие из её респонденток осознают, что сексуальная революция добавила им трудностей, а не удовольствий. Многие женщины привыкли к рутинному сексу и испытывали затруднения при открытых обсуждениях интимной жизни и исследованиях собственной удовлетворенности. Многие чувствовали обязанность создавать эротическое окружение для своих мужей а-ля Морган, и описывали это как еще одну домашнюю обязанность, наряду с приготовлением пищи, уборкой и воспитанием детей. Они продемонстрировали нарастающее возмущение этой ситуацией.
Большинство женщин рабочего класса, согласно опросам Рубин, столкнулись с трудностями в приспособлении к меняющимся сексуальным традициям и в избавлении от усвоенной привычки вести себя прилично. Для этих женщин оральный секс стал камнем преткновения, постыдным занятием. Женщины из среднего класса чувствовали меньше дискомфорта в связи с получением и предоставлением оральных ласк, но считали себя фригидными, если не получали от этого удовольствия. Они были склонны чувствовать вину за недостаточную раскрепощенность, считая, что эта неуверенность «отражает дефекты их сексуальной адаптации», - заключила Рубин.
Обе группы опрошенных женщин чувствовали, что сексуальная революция повысила требования к ним, и означала, что они должны говорить «да» на предложения секса вместо «нет», как они делали раньше. Они чувствовали себя обязанными пробовать новые виды секса и достигать оргазма скорее чтобы радовать и удовлетворять своих мужей, чем для себя. Согласно Рубин, жизнь замужних женщин в 1970-х была омрачены эмоциональными дилеммами и конфликтами вокруг секса.
Социологи Джон Гэньон и Уильям Саймон пришли к выводу, что в 1970 году сексуальная революция не только проникла в публичный дискурс, но также превратилась в мощную культурную реальность. Повышение внимания к сексу в общественном мнении легализовало участие простых людей в «публичном разговоре» о нем, в свою очередь давая ощущение, что радикальные изменения происходят прямо сейчас. Распространение обсуждений секса подпитывало общественные представления о сексуальной революции и том, до какой степени она проникла в американскую жизнь.
Большая часть этих обсуждений, однако, не отличалась особой восторженностью. Женщинам было очевидно, что изменения в поведении и отношении к сексу, которые были неотъемлемой частью сексуальной революции, вовсе не были такими уж позитивными. И действительно, к середине 70-х многие женщины утратили иллюзии насчет этой мужской революции, нового сексуального договора, который добавил женщинам гнета, в то же время предоставив мужчинам больший доступ к женщинам при меньших обязательствах. Теоретически, сексуальная либерализация должна была привести к женской революции; «свободная любовь», описанная Маркузе, Райхом и другими обладала потенциалом для уравнивания отношений между полами. На практике, однако, женщины заплатили высокую цену за это так называемое освобождение, включая сокращение «законных» причин, по которым они могут отвергнуть домогательства, а также снижение защиты от таких нежелательных последствий как беременность и венерические заболевания. «Возможность иметь больше секса с большим количеством партнеров вовсе не обязательно означает свободу для женщин, - заметила Джейн Герхард в своем исследовании феминизма второй волны и американской сексуальной мысли. - Многие женщины отказывались принимать «освобождение», которое предлагало им стать зайчиками Плейбоя». Другие женщины пытались отстаивать то, что им сначала казалось положительными сторонами сексуальной революции: отделение секса от деторождения, повышение значимости сексуального наслаждения и свободы, критика брака, однако и среди них оптимизм оказался недолговечным.