Для саги
Василий Махни-Борода стоял на Красной площади и смотрел, как товарищ Ленин несёт бревно. Энтузиазм вождя так вдохновил его, что Вася немедленно взялся за перо. Пера у него, конечно, не было, зато в кармане потёртой куртки острел красный революционный карандашик и обрывок газеты Правда, на полях которой он и начертал своё стихотворение, присев для удобства на корточки. Стихи полились сразу нескончаемым потоком, только успевай, записывай. Карандаш летал над бумагой как голубь над выпавшими из кармана крошками.
-Это будет революционная бомба, - вскричал Вася, и тут внезапно ветер подхватил клочок его газетки понёс вдоль по улице, прилегавшей к площади. Вася кинулся следом, но наткнулся на что-то твердое и гладкое, упал и потерял сознание. Очнулся он быстро, потёр шишку на лбу и растерянно огляделся. Над ним склонились какие-то странно одетые узкоглазые люди и зачирикали на своём непонятном языке.
- Товарищи, китайцы, - пролепетал Вася, вы не видели бумажку?
Китайцы переглянулись и рассмеялись.
- Монголы мы, пить надо меньше.
Вася огляделся. Красная площадь так радикально преобразилась, что в его груди запылала мощная пролетарская гордость.
- А где товарищ Ленин?
- А, вы коммунист? - фыркнул один из монголов, - да вон он в мавзолее лежит. Никак не вынесут.
Вася поднялся с брусчатки и направился к мавзолею. «Закрыто»- подумал он и вдруг его глаза упали на надпись на мавзолее. «Ничего не понимаю, - замотал головой Вася».
- Он что, умер?
Чтобы убедиться, парень опросил граждан праздно, без брёвен прогуливающихся вокруг. Страшное предположение подтвердилось. К тому же Вася выяснил, что попал в далёкий 2015 год. Какой-то старик с красным бантом на груди и в кепке, до боли напоминавший вождя, прогуливался с товарищем с Кавказа. Вася интуитивно бросился к двойнику Ленина, тот посоветовал юноше обратиться за помощью к однопартийцам, и накорябал адрес.
До офиса компартии Вася добрёл к ночи, переночевал на скамейке и поутру заявился с в приёмную.
Его историю выслушали, позвонили куда следует, и вскоре Василий уже предстал перед очами тайного агента с позывным Бабатяня.
Бабатяня был по-отечески добр к заблудшей душе, долго расспрашивал про товарища Ленина и товарища Джержинского, а потом устроил Васю на аргонский корабль под названием Орёл, колесивший на краю галактики. Он наплёл Васе с три короба, что мол русские коммунисты давно исколесили всю вселенную, и что ему, Васе, поручается наисложнейшее политическое дело, вести бортовой журнал и воспевать красоту галактики. Он обещал, также, что здесь на Земле, его стихи будут еженедельно печатать в газете Правда, поскольку астронавты здесь до сих пор в большом почёте.
Вася был польщён и ошарашен. Новая должность его ничуть не тяготила, правда пришлось долго переучиваться, ведь несколько букв потерялись по пути к светлому будущему, но командиру корабля, большому любителю всяческой старины такой изъян нового писаря даже нравился, к тому же Василий умел сочинять презабавные стихи, особенно ему удавались поздравительные вирши. Так, что очень скоро Василий влился в коллектив аргонского корабля и стал своим в доску. К тому же у него обнаружились способности к музыке, что на корабле поощрялось лишней порцией маринованных утят.
Командор часто употреблял непонятные слова, но Василий был молод и восприимчив ко всему революционному, так, что если его обзывали "хипстером", ничуть не удивлялся, а делал вид, будто совершенно понимает о чём идёт речь и учтиво кивал головой.
2
Василий Махни-Борода обжился на корабле, вот только он никак не мог привыкнуть к современным ручкам, о компьютере же и вообще речи не шло, Василий боялся его так, словно оттуда мог выскочить домовой и схватить его за волосы, а то и вовсе утащить в страшное компьютерное зазеркалье. Вася грозил ему пальцем, проходя мимо монитора, мол врёшь, бесовское отродье, не возьмёшь Васю Махни-Бороду - красного пролетария! Ручки Васе попадались какие-то бракованные: то не писали вовсе, то вдруг заливали весь лист чернилами, парень чертыхался и доставал свой любимый красный карандашик, отчего в главном штабе однажды случился переполох, а затем грандиозный скандал. Оказывается, красным нужно было помечать только особо опасные, можно сказать из ряда вон выходящие редчайшие ситуации.
Василию поставили на вид и на месяц лишили маринованных утят, несмотря на всю его страстную любовь к пению. Красный карандаш пришлось у него конфисковать и поместить в корабельный музей под стекло, как старинный артефакт революционной культуры начала прошлого столетия.
Последнее, что успел записать пролетарский поэт любимым карандашиком прямо в судовом журнале, было четверостишие:
Я Ленина видел,
И он нёс бревно,
А хипстерам этим
Понять не дано!
К тому времени Вася понял, что слово «хипстер» скорее ругательное, а материться вслух он себе не позволял, зато на бумагу неприличные слова так и лились, словно соскучились, сидеть у него в голове.
После конфискации рабочего инструмента поэта, Василий загрустил. Вместе с красным карандашом ушла и его муза, которая жила как раз на его остро-отточенном кончике. Он тускло царапал ненавистными гелиевыми ручками в судовом журнале скучные события, вздыхал и глядел в иллюминатор.
- Ах, товарищ, Ленин! За это ли светлое будущее мы с тобой боролись? А ты ещё брёвна таскал, горемычный! - тяжелейший вздох огласил тесное помещение рубки.- Ну, ничего, мы ещё сделаем с тобой настоящую революцию! - И Вася погрозил кому-то невидимому кулаком.