Касториадис о капиталистическом воображаемом
Оригинал взят у al_ven в Касториадис о капиталистическом воображаемом
Хорошие люди с left.by выложили два небольших текста Касториадиса из сборника «Дрейфующее общество». Они про экологию (про новую экологическую парадигму) с левых позиций, но не только.
Касториадис хорошо говорит про разрушительность господства капиталистического воображаемого. Сама его концепция воображаемых социальных установлений, на мой взгляд, очень интересна и имеет огромный потенциал, но, к сожалению, малоизвестна. Я полагаю, что в ней говорят одновременно Касториадис-психоаналитик и Касториадис-философ, причем я бы сделал акцент на первом. Ибо в силу того, что Касториадис был хорошо знаком теорией психотерапии, он и создал концепцию воображаемых установлений, которая, по идее, может быть глубоко психотерапевтичной. Одновременно он был сторонником теории самоорганизации и автопоэзиса.
Общество никогда не складывается из кирпичиков и элементов, которые кто-то изготовил кирпичиков, оно всегда ускользает от рационального конструирования и унификации. Общество есть сама себя вечно творящая реальность; оно не может не изменяться, поскольку представляет собой установление мира значений, исключающих тождество и однозначность.
Такое мышление и мировоззрение должно полностью разрушать веру в неизменность всевозможных социально-экономических проблем, в незыблемость любого социального прядка.
Надо будет написать обо все этом более развернуто.
Мыслил он очень широко, глубоко и сложностно, затрагивал всегда большой круг вопросов.
Корнелиус КАСТОРИАДИС. Экология против коммерсантов
Представление о том, что экология реакционна, основано либо на чудовищном незнании фактов по этому вопросу, либо на реликтах «прогрессистской» идеологии: поднимем уровень жизни, и… будь что будет! Разумеется, ни одна идея сама по себе не защищена от извращений и искажений. Мы знаем, что темы, не более чем внешне связанные с экологией (земля, деревенская жизнь и так далее), использовались и продолжают использоватся реакционными движениями (нацизм или общество «Память» в сегодняшней России).
...
Экология является подрывной, потому что она подвергает сомнению господствующее на нашей планете капиталистическое воображаемое. Она отвергает главный мотив этого воображаемого: наша судьба-де состоит в том, чтобы без конца увеличивать производство и потребление. Экология демонстрирует катастрофическое воздействие капиталистической логики на природную среду и на жизнь человеческих существ. Эта логика абсурдна сама по себе и в масштабе планеты ведёт к физической невозможности, так как, в конечном итоге, она разрушает собственные предпосылки. Происходит не только необратимое расточение природной среды и разбазаривание невосстановимых ресурсов. Имеет место и антропологическое разрушение человеческих существ, превращающихся в производящих и потребляющих животных, в телезрителей, отупело щёлкающих переключателями каналов. Мы видим и разрушение жизненной среды человека. Например, города, это чудесное создание конца неолитической эпохи, разрушаются в том же ритме, что и амазонский лес, распадаясь на национальные гетто, спальные пригороды и деловые кварталы, мертвые после 8 часов вечера. Речь, стало быть, идет не о буколической охране «природы», но о борьбе за сохранение человеческого существа и среды его обитания. На мой взгляд, ясно, что эта сохранность несовместима с сохранением существующей системы, и что она зависит от политической реконструкции общества, которая сделала бы его демократическим на деле, а не на словах. Впрочем, как раз по этому вопросу существующие экологические движения, на мой взгляд, в основном, не справляются с ситуацией.
Однако за этими очевидностями встают и вопросы, более сложные и глубокие. Сегодня доминирует автономизация научно-технической сферы. Мы уже не задаемся вопросом о том, есть ли потребности, которые нужно удовлетворять, но спрашиваем, осуществимо ли то или иное научное либо техническое достижение. Если да, то его реализуют на практике, а затем придумывают соответствующую «потребность». Побочные или негативные последствия редко принимаются во внимание. Вот это как раз и следовало бы пресекать, и тут-то и возникают сложные вопросы. Все мы желаем развития научного знания (во всяком случае, я этого желаю). Стало быть, мы, например, хотим иметь высокоэффективные орбитальные станции. Но они требуют использования всей совокупности современных научно-технических достижений. Значит, мы хотим развивать ещё и современную науку и технику? Не может быть и речи об ограничении свободы научного исследования. Однако границы между чистым знанием и его - порою смертоносным - применением чрезвычайно размыты, а то их и не существует вообще. Великий английский математик Харди, который был противником обеих мировых войн, говорил, что он посвятил себя математике, так как она никогда не могла бы послужить для убийства ни единого человеческого существа. Это доказывает, что можно быть великим математиком и не уметь рассуждать за пределами своей сферы. Атомная бомба была бы невозможной без содействия многих великих «чистых» математиков, так как только изобрели дифференциальное исчисление, им сразу пользоваться для расчёта полета пушечных ядер.
...
Опыт показывает, что современная техническая бюрократия (как экономическая, так и научная) неспособна к такому благоразумию, так как она существует и действует, лишь опираясь на бредовый характер безграничной экспансии. Стало быть, нам необходима подлинная демократия, инициирующая процесс по возможности более широкого размышления и обсуждения, где участвует вся совокупность граждан. А это, в свою очередь, возможно лишь в случае, если граждане располагают истинной информацией, истинным образованием и возможностями практической реализации своих суждений. Демократическое общество есть общество автономное, но «автономное» означает также и, прежде всего, само себя ограничивающее. И не только перед лицом политических эксцессов (когда, например, большинство не соблюдает права меньшинств), но также и в делах и поступках государственных органов. Эти границы, эти пределы невозможно вычертить заранее: вот почему необходимо благоразумие, phronesis. Границы существуют, и когда через них перейдут, будет слишком поздно по определению - подобно тому, как герои античной трагедии узнавали, что их обуяла hybris, жажда чрезмерности, лишь когда катастрофа уже свершалась. Современное общество, в основе своей, неблагоразумно.
Корнелиус Касториадис. РЕВОЛЮЦИОННАЯ СИЛА ЭКОЛОГИИ [интервью]
...
Может ли экология быть научной?
Экология, по существу, есть дело политическое, она не является «научной». Наука в качестве науки неспособна установить собственные границы или конечные цели. Если от нее требуют найти на и более эффективные либо экономичные средства для уничтожения населения Земли, то она может (и даже должна!) предоставить вам научный ответ. Поскольку она - наука, ей совершенно нечего сказать о «благом» или «дурном» характере данного замысла. Можно, и, разумеется, необходимо, мобилизовать научные исследования, чтобы изучить случайное влияние того или иного действия, связанного с производством, на окружающую среду или - порою - средство предотвратить тот или иной нежелательный второстепенный эффект. Но ответ, в конечном итоге, может быть только политическим.
...
По прочтении некоторых из ваших текстов возникает впечатление, будто экология - это лишь надводная часть айсберга, заслоняющая пересмотр не только науки, но и политической, и экономической системы. Выходит, вы - революционер?
Революция не имеет в виду потоков крови, взятия Зимнего дворца и т. д. Революция означает радикальную трансформацию общественных институтов. В этом смысле я, конечно, революционер. Но чтобы свершилась такая революция, необходимо, чтобы произошли глубокие изменения в психосоциальной организации жителей Запада, в их отношении к жизни, словом, в их воображаемом. Необходимо, чтобы абсурдная и позорная мысль о том, что якобы единственной целью жизни является непрерывный рост производства и потребления, была отброшена. Необходимо отбросить капиталистическое воображаемое, касающееся псевдорационального псевдоосвоения природы, воображаемое беспредельной экспансии. Это могут сделать обычные люди - мужчины и женщины - сообща. Индивид-одиночка, или одна-единственная организация, может в лучшем случае лишь готовить, критиковать, побуждать, намечать возможные направления.
Какую параллель можно установить между отступлением марксизма и идеологий, и расцветом политической экологии?
Связи, очевидно, сложны. Прежде всего, необходимо уразуметь, что уже и Маркс уже полностью коренится в капиталистическом воображаемом: с его точки зрения, как и с точки зрения господствовавшей в его эпоху идеологии, все зависит от роста производительных сил. Когда производство достигнет высокого уровня, можно-де будет говорить о действительно свободном обществе действительно равных людей и так далее. У Маркса мы не находим никакой критики капиталистической техники, будь то техники производства, или же типов и природы изготавливаемых товаров. Капиталистическая техника и производимые с ее помощью товары, с его точки зрения, представляют собой неотъемлемую часть процесса развития человека. Более того, Маркс не критикует организацию производственных процессов на заводах. Конечно, он подвергает критике ее некоторые «крайние» аспекты, но сама организация в целом представляется ему просто-напросто воплощением рациональности. Главное в критике Маркса касается использования этой техники и этой организации: они приносят прибыль только капиталу вместо того, чтобы идти на пользу человечеству в целом. Он не видит того, что необходимо заняться внутренней критикой техники и организации капиталистического производства.
Это «упущение» кажется странным у Маркса, потому что в ту же эпоху мы обнаруживаем экологический тип рефлексии у многочисленных авторов.
...
Можно ли сказать, что существует философ - основоположник экологии?
Не вижу такого философа, которого можно было бы охарактеризовать как основоположника экологии. Конечно, есть английские, немецкие и французские романтики, «любовь к природе». Но экология не есть «любовь к природе»: это необходимость самоограничения (то есть истинной свободы) человеческого существа по отношению к планете, на которой он по случайности обитает и в процесс разрушения которой он вовлечен. Наоборот, у многочисленных философов можно обнаружить гордыню, ту самую древнегреческую hybris, чрезмерную самонадеянность, которая возводит человека на пьедестал как «хозяина и собственника» природы - это утверждение, по правде говоря, смехотворно. Мы даже не хозяева того, что мы как индивиды сделаем завтра или через несколько недель. Но hybris всегда влечет за собой nemesis, наказание, а вот оно-то и грозит нас постичь.
Может ли быть благотворным переоткрытие античной философии в ее измерении равновесия и гармонии?
Переоткрытие философии в целом может быть благотворным, так как мы переживаем один из наименее философских - чтобы не сказать антифилософских - периодов в истории человечества. Но и позиция древних греков не есть позиция равновесия и гармонии. Она исходит из признания невидимых границ нашего действия, из нашей сущностной смертности и из потребности в самоограничении.
Можно ли рассматривать рост беспокойства об окружающей среде как один из аспектов возвращения религиозного начала в форме веры в природу?
Прежде всего, я думаю, что - вопреки тому, что рассказывают - в западных странах нет никакого возврата религиозного. Кроме того, экология в правильном понимании (а с этой точки зрения здесь можно сделать чуть ли не обобщение) не делает из природы божества, как, впрочем, и из человека.
...
Итак, вы желаете не столько охраны природы, сколько защиты человека?
Защита человека от него самого - вот в чем вопрос. Главная опасность для человека - это сам человек. Никакая природная катастрофа не сравнится с бойнями и массовыми убийствами (les holocausts), которые против человека устраивал сам человек. Сегодня человек всегда или более чем когда-либо прежде, враг человека, и не только потому, что он больше, чем когда-либо, занимается массовым истреблением себе подобных, но еще и потому, что он рубит сук, на котором сидит: окружающую среду. Нам следовало бы попытаться пробудить осознание этого факта в эпоху, когда религия - по вполне понятным причинам - уже не может играть этой роли. Речь идет о том, чтобы напоминать людям об их ограниченности, не только индивидуальной, но и социальной. Дело не только в том, что каждый подчиняется закону природы и что каждый в один прекрасный день умрет; дело еще и в том, что все вместе мы не можем делать что угодно, но мы должны ограничивать себя. Автономия - подлинная свобода - есть самоограничение, необходимое не только для правил внутрисоциального поведения, но и для правил нашего поведения, которые мы принимаем по отношению к окружающей среде.
А вот как Касториадис завершает свою книгу «Воображаемое установление общества»
«…преодоление (которого мы добиваемся, потому что мы этого хотим и потому что мы знаем, что другие люди хотят этого, а не оттого, что таковы законы истории, интересы пролетариата или судьба бытия), институционализация некой истории, в которой общество не только сознает себя, но и творит себя как недвусмысленно самоустанавливающееся, предполагает полное разрушение известных общественных институтов вплоть до их самых невообразимых закоулков, которое может быть лишь полаганием-творением не только новых институтов, но нового способа установления себя и нового отношения общества и людей к институционализации. Ничего вокруг, насколько хватает глаз, не позволяет утверждать, что такое самопреображение истории невозможно; не существует никакого места (кроме вымышленного и, в конце концов, бессмысленного не-места логики-онтологии отождествления), где мог бы сидеть тот, кто выказывал бы это утверждение. Самопреображение общества относится к социальному (а стало быть, и к политическому в глубочайшем смысле этого слова) деланию людей в обществе и ни к чему иному.»
Хорошие люди с left.by выложили два небольших текста Касториадиса из сборника «Дрейфующее общество». Они про экологию (про новую экологическую парадигму) с левых позиций, но не только.
Касториадис хорошо говорит про разрушительность господства капиталистического воображаемого. Сама его концепция воображаемых социальных установлений, на мой взгляд, очень интересна и имеет огромный потенциал, но, к сожалению, малоизвестна. Я полагаю, что в ней говорят одновременно Касториадис-психоаналитик и Касториадис-философ, причем я бы сделал акцент на первом. Ибо в силу того, что Касториадис был хорошо знаком теорией психотерапии, он и создал концепцию воображаемых установлений, которая, по идее, может быть глубоко психотерапевтичной. Одновременно он был сторонником теории самоорганизации и автопоэзиса.
Общество никогда не складывается из кирпичиков и элементов, которые кто-то изготовил кирпичиков, оно всегда ускользает от рационального конструирования и унификации. Общество есть сама себя вечно творящая реальность; оно не может не изменяться, поскольку представляет собой установление мира значений, исключающих тождество и однозначность.
Такое мышление и мировоззрение должно полностью разрушать веру в неизменность всевозможных социально-экономических проблем, в незыблемость любого социального прядка.
Надо будет написать обо все этом более развернуто.
Мыслил он очень широко, глубоко и сложностно, затрагивал всегда большой круг вопросов.
Корнелиус КАСТОРИАДИС. Экология против коммерсантов
Представление о том, что экология реакционна, основано либо на чудовищном незнании фактов по этому вопросу, либо на реликтах «прогрессистской» идеологии: поднимем уровень жизни, и… будь что будет! Разумеется, ни одна идея сама по себе не защищена от извращений и искажений. Мы знаем, что темы, не более чем внешне связанные с экологией (земля, деревенская жизнь и так далее), использовались и продолжают использоватся реакционными движениями (нацизм или общество «Память» в сегодняшней России).
...
Экология является подрывной, потому что она подвергает сомнению господствующее на нашей планете капиталистическое воображаемое. Она отвергает главный мотив этого воображаемого: наша судьба-де состоит в том, чтобы без конца увеличивать производство и потребление. Экология демонстрирует катастрофическое воздействие капиталистической логики на природную среду и на жизнь человеческих существ. Эта логика абсурдна сама по себе и в масштабе планеты ведёт к физической невозможности, так как, в конечном итоге, она разрушает собственные предпосылки. Происходит не только необратимое расточение природной среды и разбазаривание невосстановимых ресурсов. Имеет место и антропологическое разрушение человеческих существ, превращающихся в производящих и потребляющих животных, в телезрителей, отупело щёлкающих переключателями каналов. Мы видим и разрушение жизненной среды человека. Например, города, это чудесное создание конца неолитической эпохи, разрушаются в том же ритме, что и амазонский лес, распадаясь на национальные гетто, спальные пригороды и деловые кварталы, мертвые после 8 часов вечера. Речь, стало быть, идет не о буколической охране «природы», но о борьбе за сохранение человеческого существа и среды его обитания. На мой взгляд, ясно, что эта сохранность несовместима с сохранением существующей системы, и что она зависит от политической реконструкции общества, которая сделала бы его демократическим на деле, а не на словах. Впрочем, как раз по этому вопросу существующие экологические движения, на мой взгляд, в основном, не справляются с ситуацией.
Однако за этими очевидностями встают и вопросы, более сложные и глубокие. Сегодня доминирует автономизация научно-технической сферы. Мы уже не задаемся вопросом о том, есть ли потребности, которые нужно удовлетворять, но спрашиваем, осуществимо ли то или иное научное либо техническое достижение. Если да, то его реализуют на практике, а затем придумывают соответствующую «потребность». Побочные или негативные последствия редко принимаются во внимание. Вот это как раз и следовало бы пресекать, и тут-то и возникают сложные вопросы. Все мы желаем развития научного знания (во всяком случае, я этого желаю). Стало быть, мы, например, хотим иметь высокоэффективные орбитальные станции. Но они требуют использования всей совокупности современных научно-технических достижений. Значит, мы хотим развивать ещё и современную науку и технику? Не может быть и речи об ограничении свободы научного исследования. Однако границы между чистым знанием и его - порою смертоносным - применением чрезвычайно размыты, а то их и не существует вообще. Великий английский математик Харди, который был противником обеих мировых войн, говорил, что он посвятил себя математике, так как она никогда не могла бы послужить для убийства ни единого человеческого существа. Это доказывает, что можно быть великим математиком и не уметь рассуждать за пределами своей сферы. Атомная бомба была бы невозможной без содействия многих великих «чистых» математиков, так как только изобрели дифференциальное исчисление, им сразу пользоваться для расчёта полета пушечных ядер.
...
Опыт показывает, что современная техническая бюрократия (как экономическая, так и научная) неспособна к такому благоразумию, так как она существует и действует, лишь опираясь на бредовый характер безграничной экспансии. Стало быть, нам необходима подлинная демократия, инициирующая процесс по возможности более широкого размышления и обсуждения, где участвует вся совокупность граждан. А это, в свою очередь, возможно лишь в случае, если граждане располагают истинной информацией, истинным образованием и возможностями практической реализации своих суждений. Демократическое общество есть общество автономное, но «автономное» означает также и, прежде всего, само себя ограничивающее. И не только перед лицом политических эксцессов (когда, например, большинство не соблюдает права меньшинств), но также и в делах и поступках государственных органов. Эти границы, эти пределы невозможно вычертить заранее: вот почему необходимо благоразумие, phronesis. Границы существуют, и когда через них перейдут, будет слишком поздно по определению - подобно тому, как герои античной трагедии узнавали, что их обуяла hybris, жажда чрезмерности, лишь когда катастрофа уже свершалась. Современное общество, в основе своей, неблагоразумно.
Корнелиус Касториадис. РЕВОЛЮЦИОННАЯ СИЛА ЭКОЛОГИИ [интервью]
...
Может ли экология быть научной?
Экология, по существу, есть дело политическое, она не является «научной». Наука в качестве науки неспособна установить собственные границы или конечные цели. Если от нее требуют найти на и более эффективные либо экономичные средства для уничтожения населения Земли, то она может (и даже должна!) предоставить вам научный ответ. Поскольку она - наука, ей совершенно нечего сказать о «благом» или «дурном» характере данного замысла. Можно, и, разумеется, необходимо, мобилизовать научные исследования, чтобы изучить случайное влияние того или иного действия, связанного с производством, на окружающую среду или - порою - средство предотвратить тот или иной нежелательный второстепенный эффект. Но ответ, в конечном итоге, может быть только политическим.
...
По прочтении некоторых из ваших текстов возникает впечатление, будто экология - это лишь надводная часть айсберга, заслоняющая пересмотр не только науки, но и политической, и экономической системы. Выходит, вы - революционер?
Революция не имеет в виду потоков крови, взятия Зимнего дворца и т. д. Революция означает радикальную трансформацию общественных институтов. В этом смысле я, конечно, революционер. Но чтобы свершилась такая революция, необходимо, чтобы произошли глубокие изменения в психосоциальной организации жителей Запада, в их отношении к жизни, словом, в их воображаемом. Необходимо, чтобы абсурдная и позорная мысль о том, что якобы единственной целью жизни является непрерывный рост производства и потребления, была отброшена. Необходимо отбросить капиталистическое воображаемое, касающееся псевдорационального псевдоосвоения природы, воображаемое беспредельной экспансии. Это могут сделать обычные люди - мужчины и женщины - сообща. Индивид-одиночка, или одна-единственная организация, может в лучшем случае лишь готовить, критиковать, побуждать, намечать возможные направления.
Какую параллель можно установить между отступлением марксизма и идеологий, и расцветом политической экологии?
Связи, очевидно, сложны. Прежде всего, необходимо уразуметь, что уже и Маркс уже полностью коренится в капиталистическом воображаемом: с его точки зрения, как и с точки зрения господствовавшей в его эпоху идеологии, все зависит от роста производительных сил. Когда производство достигнет высокого уровня, можно-де будет говорить о действительно свободном обществе действительно равных людей и так далее. У Маркса мы не находим никакой критики капиталистической техники, будь то техники производства, или же типов и природы изготавливаемых товаров. Капиталистическая техника и производимые с ее помощью товары, с его точки зрения, представляют собой неотъемлемую часть процесса развития человека. Более того, Маркс не критикует организацию производственных процессов на заводах. Конечно, он подвергает критике ее некоторые «крайние» аспекты, но сама организация в целом представляется ему просто-напросто воплощением рациональности. Главное в критике Маркса касается использования этой техники и этой организации: они приносят прибыль только капиталу вместо того, чтобы идти на пользу человечеству в целом. Он не видит того, что необходимо заняться внутренней критикой техники и организации капиталистического производства.
Это «упущение» кажется странным у Маркса, потому что в ту же эпоху мы обнаруживаем экологический тип рефлексии у многочисленных авторов.
...
Можно ли сказать, что существует философ - основоположник экологии?
Не вижу такого философа, которого можно было бы охарактеризовать как основоположника экологии. Конечно, есть английские, немецкие и французские романтики, «любовь к природе». Но экология не есть «любовь к природе»: это необходимость самоограничения (то есть истинной свободы) человеческого существа по отношению к планете, на которой он по случайности обитает и в процесс разрушения которой он вовлечен. Наоборот, у многочисленных философов можно обнаружить гордыню, ту самую древнегреческую hybris, чрезмерную самонадеянность, которая возводит человека на пьедестал как «хозяина и собственника» природы - это утверждение, по правде говоря, смехотворно. Мы даже не хозяева того, что мы как индивиды сделаем завтра или через несколько недель. Но hybris всегда влечет за собой nemesis, наказание, а вот оно-то и грозит нас постичь.
Может ли быть благотворным переоткрытие античной философии в ее измерении равновесия и гармонии?
Переоткрытие философии в целом может быть благотворным, так как мы переживаем один из наименее философских - чтобы не сказать антифилософских - периодов в истории человечества. Но и позиция древних греков не есть позиция равновесия и гармонии. Она исходит из признания невидимых границ нашего действия, из нашей сущностной смертности и из потребности в самоограничении.
Можно ли рассматривать рост беспокойства об окружающей среде как один из аспектов возвращения религиозного начала в форме веры в природу?
Прежде всего, я думаю, что - вопреки тому, что рассказывают - в западных странах нет никакого возврата религиозного. Кроме того, экология в правильном понимании (а с этой точки зрения здесь можно сделать чуть ли не обобщение) не делает из природы божества, как, впрочем, и из человека.
...
Итак, вы желаете не столько охраны природы, сколько защиты человека?
Защита человека от него самого - вот в чем вопрос. Главная опасность для человека - это сам человек. Никакая природная катастрофа не сравнится с бойнями и массовыми убийствами (les holocausts), которые против человека устраивал сам человек. Сегодня человек всегда или более чем когда-либо прежде, враг человека, и не только потому, что он больше, чем когда-либо, занимается массовым истреблением себе подобных, но еще и потому, что он рубит сук, на котором сидит: окружающую среду. Нам следовало бы попытаться пробудить осознание этого факта в эпоху, когда религия - по вполне понятным причинам - уже не может играть этой роли. Речь идет о том, чтобы напоминать людям об их ограниченности, не только индивидуальной, но и социальной. Дело не только в том, что каждый подчиняется закону природы и что каждый в один прекрасный день умрет; дело еще и в том, что все вместе мы не можем делать что угодно, но мы должны ограничивать себя. Автономия - подлинная свобода - есть самоограничение, необходимое не только для правил внутрисоциального поведения, но и для правил нашего поведения, которые мы принимаем по отношению к окружающей среде.
А вот как Касториадис завершает свою книгу «Воображаемое установление общества»
«…преодоление (которого мы добиваемся, потому что мы этого хотим и потому что мы знаем, что другие люди хотят этого, а не оттого, что таковы законы истории, интересы пролетариата или судьба бытия), институционализация некой истории, в которой общество не только сознает себя, но и творит себя как недвусмысленно самоустанавливающееся, предполагает полное разрушение известных общественных институтов вплоть до их самых невообразимых закоулков, которое может быть лишь полаганием-творением не только новых институтов, но нового способа установления себя и нового отношения общества и людей к институционализации. Ничего вокруг, насколько хватает глаз, не позволяет утверждать, что такое самопреображение истории невозможно; не существует никакого места (кроме вымышленного и, в конце концов, бессмысленного не-места логики-онтологии отождествления), где мог бы сидеть тот, кто выказывал бы это утверждение. Самопреображение общества относится к социальному (а стало быть, и к политическому в глубочайшем смысле этого слова) деланию людей в обществе и ни к чему иному.»