(no subject)
Все эти лица. Не хочу их трогать, они и так прекрасны.
Но тебя я хочу увидеть.
Первая - привычная маска экстраверта, легко улыбается, миллион друзей, родственников, знакомых, знакомых знакомых, коллег, учеников, номеров в телефоне помочь, одолжить, объяснить, поддержать, подвезти дружить улыбаться говорить
Потом - интроверт, лихорадочный огонь донкихотства в глазах, а еще - лицо того, кто умеет теряться ото всех, кто понимает толк в одиноких вечерах, кто слышит пение кузнечиков в летней темноте, кто может “сказать, как называются созвездья” - там, где нет ничего пустого и лишнего, в безлюдье среди лесов…
Еще и еще…
А дальше, там, в конце…
Это трудно - людям всегда то сложно, то неловко, то непонятно с теми, на ком пальцы Творца задержались чуть дольше, подобно тому, как скульптор придает особую ясность черт куску камня, которому одному из многих и многих суждено перейти в бессмертное творение.
Трудно, почти невыносимо, ибо в тот самый миг уже знаешь, что будет черта между, за которую нет хода, как меньшему не вместить в себя большее. Не трогать, не заглядывать туда, и все будет ок, как раньше, все как у людей нормально без проблем
- зажмурившись, стиснув зубы, чтоб только не успеть передумать, с беззвучным криком как будто режешь собой вакуум вне времени и пространства - я сдираю последнюю маску, то последнее, что еще можно понять, вписать в свой мирок, в интерьер своей квартирки, в нехитрую жизнь свою
И вдруг пальцы проваливаются в пустоту.
Нет лица.
Нет там человечка.
Только проем в бесконечное звездное небо.
Я смотрю на него, в него, голова кружится, и так легко оступиться и упасть туда тому, у кого нет крыльев… Мне страшно, не хочу этого сложного, непонятного. Торопливо, почти не глядя, залепляю, заделываю, вот так, вот так, как было, какая чушь, я задремала, должно быть, да, вот же он, самый обычный человек, стоит, смотрит куда-то, курит…
Жизнь продолжается.
Но тебя я хочу увидеть.
Первая - привычная маска экстраверта, легко улыбается, миллион друзей, родственников, знакомых, знакомых знакомых, коллег, учеников, номеров в телефоне помочь, одолжить, объяснить, поддержать, подвезти дружить улыбаться говорить
Потом - интроверт, лихорадочный огонь донкихотства в глазах, а еще - лицо того, кто умеет теряться ото всех, кто понимает толк в одиноких вечерах, кто слышит пение кузнечиков в летней темноте, кто может “сказать, как называются созвездья” - там, где нет ничего пустого и лишнего, в безлюдье среди лесов…
Еще и еще…
А дальше, там, в конце…
Это трудно - людям всегда то сложно, то неловко, то непонятно с теми, на ком пальцы Творца задержались чуть дольше, подобно тому, как скульптор придает особую ясность черт куску камня, которому одному из многих и многих суждено перейти в бессмертное творение.
Трудно, почти невыносимо, ибо в тот самый миг уже знаешь, что будет черта между, за которую нет хода, как меньшему не вместить в себя большее. Не трогать, не заглядывать туда, и все будет ок, как раньше, все как у людей нормально без проблем
- зажмурившись, стиснув зубы, чтоб только не успеть передумать, с беззвучным криком как будто режешь собой вакуум вне времени и пространства - я сдираю последнюю маску, то последнее, что еще можно понять, вписать в свой мирок, в интерьер своей квартирки, в нехитрую жизнь свою
И вдруг пальцы проваливаются в пустоту.
Нет лица.
Нет там человечка.
Только проем в бесконечное звездное небо.
Я смотрю на него, в него, голова кружится, и так легко оступиться и упасть туда тому, у кого нет крыльев… Мне страшно, не хочу этого сложного, непонятного. Торопливо, почти не глядя, залепляю, заделываю, вот так, вот так, как было, какая чушь, я задремала, должно быть, да, вот же он, самый обычный человек, стоит, смотрит куда-то, курит…
Жизнь продолжается.