Субботний/воскресный ликбез-72: правление Колчака
Пора рассказать об одном из самых мифологизированных противников Советской власти - адмирале Колчаке.
С 1990-х годов именно из него в значительной степени пытаются слепить "национального героя" (высокобюджетный фильм, установка памятников и т.д.). Между тем с официальной точки зрения он (в отличие от эмигрировавших Деникина, Врангеля и т.д.) с официальной точки зрения остается в РФ преступником - в 1999 г. и 2007 г. ему было дважды отказано в реабилитации.
Результаты его деятельности, если смотреть с "белой" стороны, также оказываются абсолютно обескураживающими. Военную власть в восточной части России он получил 5 ноября 1918 г., уже после пика успехов белых на Восточном фронте, единоличным диктатором стал 18 ноября, при этом контролировавшаяся им Сибирь считалась регионом с низким уровнем поддержки большевиков - промышленный пролетариат там был немногочисленным, а крестьянство никогда не жило под властью помещиков и было достаточно зажиточным. Будущий соратник Колчака Алексей Будберг еще в декабре 1917 г. был "уверен, что настоящие кондовые сибиряки большевизму не поддадутся и сумеют отстоять от него свою Сибирь".
Результаты, тем не менее, оказались плачевны. Начал Колчак сразу с сужения социальной базы белых. Составлявшие основу правительства Директории эсеры еще имели массовую поддержку среди крестьянства, но кадеты, до революции требовавшие всеобщих равных выборов в Думу и ответственного перед такой Думой правительства, на единственных подобных выборах - в Учредительное собрание в ноябре 1917 г. получили 4,5 % мест (при том, что более правые партии уже находились под запретам и их избиратели отошли к кадетам).
Столь "популярная" (за пределами имущих классов, интеллигенции и офицерства сторонников у нее практически не было) партия стала добиваться (не заявляя об этом публично) установления единоличной диктатуры - одним из главных руководителей приведшего Колчака к власти переворота был кадет Виктор Пепеляев (будущий премьер при Колчаке), свою деятельность охарактеризовавший так:
«Национальный центр [подпольная организация, созданная правыми кадетами, октябристами и крупными предпринимателями - О.С.] командировал меня на восток, - отмечал он, - для работы в пользу единоличной диктатуры и для переговоров с адмиралом Колчаком в целях предотвращения соперничества имен Алексеева и Колчака. Со смертью Алексеева кандидатура адмирала стала бесспорной...».
"Так и вышло" - в результате переворота Колчак получил единоличную диктаторскую власть, которая была вскоре признана и белыми на других фронтах.
Ряд эсеровских деятелей (среди которых мог оказаться лидер партии Чернов, но он был освобожден чехословацкими войсками по требованию их политического руководства) после переворота были арестованы, после начала восстания большевиков в Омске выпущенные из тюрьмы эсеры добровольно явились туда, чтобы показать непричастность восстанию - и были убиты колчаковскими офицерами без суда (на допросах Колчак отрицал, что самосуд был организован им, но признал, что виновники самосуда не были не только наказаны, но даже установлены).
На фронте же успехи его оказались куда скромнее, чем в расправах - взяв в конце 1918 г. Пермь, в январе 1919 г. Колчак потерял Уфу и Оренбург, а весеннее наступление 1919 г., несмотря на взятие Уфы, было остановлены до Самары и Казани, и вновь выйти к Волге с востока белые не смогли (в то время как на юге их наступление 1919 г. было куда более успешным - от Кубани и Дона дошли до Киева, Тулы и Царицына, но Колчак к этому моменту уже отступал).
Тем временем, тыл Колчака, по отзыву того же Будберга, подрывался тем, что "к делу поставок, и министерских и войсковых, присосались сотни грязных дельцов, которые обратили дело снабжения в собственную дойную корову".
Провал ждал Колчака и в национальной политике: отказ от признания каких-либо автономий привел к переходу на сторону красных весной 1919 г. башкирских белых войск и политических деятелей, а летом - близкой к кадетам (!) казахской партии Алаш, фактически контролировавшей значительную часть Казахстана. При столь "принципиальном" отношении к национальным автономиям с армией оказалось хуже: ни чехословацкие войска (заинтересованные более всего в том, чтобы выехать из России с награбленным имуществом), ни забайкальского атамана Семенова Колчак полностью не контролировал.
Недовольны оказались и русские - довести до восстания сибирских крестьян оказалось сложно, но возможно, и крепостнические замашки выходцев из дворян Центральной России, где помещичья власть сохранялась как из-за экономической зависимости крестьян, так и в форме власти земских начальников, сыграли в этом не последнюю роль.
Сошлемся на того же Будберга:
"За дерзкими и жадными смельчаками потянулись и те безликие мокрые толпы, которые привыкли жить службой или около нее и вне этой сферы не имеют возможности существования; большинство этих людей оголодало, многое пережило, многое потеряло, озлоблено, не верит уже никому и ничему, не верит в будущее, жадно завидует тем, кто добрался до жирных верхов, и живет мечтами тоже когда-нибудь попасть в число избранных и тогда отплатить оставшимся внизу за все пережитое и вернуть с лихвой все потерянное. Пока же тянет осточертелую лямку, потому что за это платят; тянет куда хуже, чем делало прежде, ибо нажим требовательности как-то обмяк, да и настоящего контроля стало меньше.
Новая власть сосредоточилась к центру, где условия жизни сноснее и безопаснее, и для населения всего края далека и бесполезна; импульс власти доходит до населения преимущественно в виде разных скорпионов: налогов, повинностей, реквизиций, экзекуций, мобилизаций и карательных отрядов, причем часть этих скорпионов обрушивается в самых грубых, разбойничьих формах, обусловливаемых качествами местных исполнителей."
Более убийственную картину колчаковского правления вряд ли могли бы дать даже большевики.
Уже в июне 1919 г. ставший военным министром Будберг просил у французского генерала Жанена "оккупации важнейших населенных пунктов и для установления там законного порядка и нормальных условий жизни", чтобы "сдержать всякие антигосударственные покушения как слева, так и справа". В далеко не пролетарской по составу населения Сибири тыл для колчаковцев оказался опаснее, чем фронт, где дела шли тоже не слишком здорово - летом 1919 г. белые окончательно потеряли Уфу, Пермь, Челябинск, Екатеринбург и откатились из Урала в Сибирь.
В октябре 1919 г. были потеряны Тобольск и Петропавловск, и красные подошли к колчаковской "столице" Омску. После его потери (13 ноября выехал Колчак, 14 ноября в город вошли красные) отступление белых превратилось в беспримерный по скорости драп, белыми позже названный "Великим Сибирским Ледяным походом". Сам Колчак из Омска "эвакуировался" сразу в Иркутск (боле 2 тысяч километров к востоку), красные же уже 7 января 1920 г. взяли Красноярск (почти полторы тысячи километров от Омска).
В конце декабря 1919 г. восстали и эсеры в Иркутске. Восстание окончательно победило в первых числах января, а занявшие "нейтральную" позицию чехословаки (собиравшиеся покинуть Россию) сдали Колчака эсеро-меньшевистскому Политцентру, который оказался не в силах удержать власть без красныхх и передал ее в свою очередь большевистскому правительству (при этом меньшевики и эсеры остались легальны и получили представительство в органах власти - на Дальнем Востоке они сохранят легальность до конца 1922 г.
Но к Иркутску приближались и отступавшие белые, вознамерившиеся отбить Колчака - поэтому, несмотря на то, что суд над Колчаком стал бы пропагандистским триумфом красных, он был расстрелян 6 февраля 1920 г. без суда (наговорив до этого немало в показаниях следственной комиссии).
Можно ли считать его героем, даже сочувствуя белым - судите сами.
С 1990-х годов именно из него в значительной степени пытаются слепить "национального героя" (высокобюджетный фильм, установка памятников и т.д.). Между тем с официальной точки зрения он (в отличие от эмигрировавших Деникина, Врангеля и т.д.) с официальной точки зрения остается в РФ преступником - в 1999 г. и 2007 г. ему было дважды отказано в реабилитации.
Результаты его деятельности, если смотреть с "белой" стороны, также оказываются абсолютно обескураживающими. Военную власть в восточной части России он получил 5 ноября 1918 г., уже после пика успехов белых на Восточном фронте, единоличным диктатором стал 18 ноября, при этом контролировавшаяся им Сибирь считалась регионом с низким уровнем поддержки большевиков - промышленный пролетариат там был немногочисленным, а крестьянство никогда не жило под властью помещиков и было достаточно зажиточным. Будущий соратник Колчака Алексей Будберг еще в декабре 1917 г. был "уверен, что настоящие кондовые сибиряки большевизму не поддадутся и сумеют отстоять от него свою Сибирь".
Результаты, тем не менее, оказались плачевны. Начал Колчак сразу с сужения социальной базы белых. Составлявшие основу правительства Директории эсеры еще имели массовую поддержку среди крестьянства, но кадеты, до революции требовавшие всеобщих равных выборов в Думу и ответственного перед такой Думой правительства, на единственных подобных выборах - в Учредительное собрание в ноябре 1917 г. получили 4,5 % мест (при том, что более правые партии уже находились под запретам и их избиратели отошли к кадетам).
Столь "популярная" (за пределами имущих классов, интеллигенции и офицерства сторонников у нее практически не было) партия стала добиваться (не заявляя об этом публично) установления единоличной диктатуры - одним из главных руководителей приведшего Колчака к власти переворота был кадет Виктор Пепеляев (будущий премьер при Колчаке), свою деятельность охарактеризовавший так:
«Национальный центр [подпольная организация, созданная правыми кадетами, октябристами и крупными предпринимателями - О.С.] командировал меня на восток, - отмечал он, - для работы в пользу единоличной диктатуры и для переговоров с адмиралом Колчаком в целях предотвращения соперничества имен Алексеева и Колчака. Со смертью Алексеева кандидатура адмирала стала бесспорной...».
"Так и вышло" - в результате переворота Колчак получил единоличную диктаторскую власть, которая была вскоре признана и белыми на других фронтах.
Ряд эсеровских деятелей (среди которых мог оказаться лидер партии Чернов, но он был освобожден чехословацкими войсками по требованию их политического руководства) после переворота были арестованы, после начала восстания большевиков в Омске выпущенные из тюрьмы эсеры добровольно явились туда, чтобы показать непричастность восстанию - и были убиты колчаковскими офицерами без суда (на допросах Колчак отрицал, что самосуд был организован им, но признал, что виновники самосуда не были не только наказаны, но даже установлены).
На фронте же успехи его оказались куда скромнее, чем в расправах - взяв в конце 1918 г. Пермь, в январе 1919 г. Колчак потерял Уфу и Оренбург, а весеннее наступление 1919 г., несмотря на взятие Уфы, было остановлены до Самары и Казани, и вновь выйти к Волге с востока белые не смогли (в то время как на юге их наступление 1919 г. было куда более успешным - от Кубани и Дона дошли до Киева, Тулы и Царицына, но Колчак к этому моменту уже отступал).
Тем временем, тыл Колчака, по отзыву того же Будберга, подрывался тем, что "к делу поставок, и министерских и войсковых, присосались сотни грязных дельцов, которые обратили дело снабжения в собственную дойную корову".
Провал ждал Колчака и в национальной политике: отказ от признания каких-либо автономий привел к переходу на сторону красных весной 1919 г. башкирских белых войск и политических деятелей, а летом - близкой к кадетам (!) казахской партии Алаш, фактически контролировавшей значительную часть Казахстана. При столь "принципиальном" отношении к национальным автономиям с армией оказалось хуже: ни чехословацкие войска (заинтересованные более всего в том, чтобы выехать из России с награбленным имуществом), ни забайкальского атамана Семенова Колчак полностью не контролировал.
Недовольны оказались и русские - довести до восстания сибирских крестьян оказалось сложно, но возможно, и крепостнические замашки выходцев из дворян Центральной России, где помещичья власть сохранялась как из-за экономической зависимости крестьян, так и в форме власти земских начальников, сыграли в этом не последнюю роль.
Сошлемся на того же Будберга:
"За дерзкими и жадными смельчаками потянулись и те безликие мокрые толпы, которые привыкли жить службой или около нее и вне этой сферы не имеют возможности существования; большинство этих людей оголодало, многое пережило, многое потеряло, озлоблено, не верит уже никому и ничему, не верит в будущее, жадно завидует тем, кто добрался до жирных верхов, и живет мечтами тоже когда-нибудь попасть в число избранных и тогда отплатить оставшимся внизу за все пережитое и вернуть с лихвой все потерянное. Пока же тянет осточертелую лямку, потому что за это платят; тянет куда хуже, чем делало прежде, ибо нажим требовательности как-то обмяк, да и настоящего контроля стало меньше.
Новая власть сосредоточилась к центру, где условия жизни сноснее и безопаснее, и для населения всего края далека и бесполезна; импульс власти доходит до населения преимущественно в виде разных скорпионов: налогов, повинностей, реквизиций, экзекуций, мобилизаций и карательных отрядов, причем часть этих скорпионов обрушивается в самых грубых, разбойничьих формах, обусловливаемых качествами местных исполнителей."
Более убийственную картину колчаковского правления вряд ли могли бы дать даже большевики.
Уже в июне 1919 г. ставший военным министром Будберг просил у французского генерала Жанена "оккупации важнейших населенных пунктов и для установления там законного порядка и нормальных условий жизни", чтобы "сдержать всякие антигосударственные покушения как слева, так и справа". В далеко не пролетарской по составу населения Сибири тыл для колчаковцев оказался опаснее, чем фронт, где дела шли тоже не слишком здорово - летом 1919 г. белые окончательно потеряли Уфу, Пермь, Челябинск, Екатеринбург и откатились из Урала в Сибирь.
В октябре 1919 г. были потеряны Тобольск и Петропавловск, и красные подошли к колчаковской "столице" Омску. После его потери (13 ноября выехал Колчак, 14 ноября в город вошли красные) отступление белых превратилось в беспримерный по скорости драп, белыми позже названный "Великим Сибирским Ледяным походом". Сам Колчак из Омска "эвакуировался" сразу в Иркутск (боле 2 тысяч километров к востоку), красные же уже 7 января 1920 г. взяли Красноярск (почти полторы тысячи километров от Омска).
В конце декабря 1919 г. восстали и эсеры в Иркутске. Восстание окончательно победило в первых числах января, а занявшие "нейтральную" позицию чехословаки (собиравшиеся покинуть Россию) сдали Колчака эсеро-меньшевистскому Политцентру, который оказался не в силах удержать власть без красныхх и передал ее в свою очередь большевистскому правительству (при этом меньшевики и эсеры остались легальны и получили представительство в органах власти - на Дальнем Востоке они сохранят легальность до конца 1922 г.
Но к Иркутску приближались и отступавшие белые, вознамерившиеся отбить Колчака - поэтому, несмотря на то, что суд над Колчаком стал бы пропагандистским триумфом красных, он был расстрелян 6 февраля 1920 г. без суда (наговорив до этого немало в показаниях следственной комиссии).
Можно ли считать его героем, даже сочувствуя белым - судите сами.