Я идентифицирую себя с левой, социалистической традицией, восходящей к Первому интернационалу, объединявшему марксистов и анархистов, к Парижской коммуне, к несостоявшемуся «однородному социалистическому правительству» (меньшевики-интернационалисты, левые эсеры, большевики) осени 1917-го, с оттепельными и надеждами на социализм с человеческим лицом, с развеянными эгалитарными надеждами перестройки.
http://www.afisha.ru/article/kirill-medvedev-poet/ Как можно ностальгически вспоминать о единстве марксистов и анархистов в Первом Интернационале, когда причина этого елинства был лишь в относительной слабюости тогдашних марксистов, которые не могли еще создать идейно верный интернационал?
Как можно ностальгировать о несостоявшемся "однородном социалистическом правительстве" (которое, кстати, по задумкам авторов идеи включло и правых эсеров и меньшевиков), если почти все "социалистическими" течения, кроме большевиков и незначительных фракций среди левеых эсеров и левых меньшевиков, явно стали на сторону буржуазии?
Как коммунист может воспринимать "надежды на социализм с человеческим лицом", если "надеявшиеся", даже когда говорили об обновлении социализма, не пытались ни в малейшей степени опереться на рабочий класс?
Что это вообще за страсть - мечтать о всеобщем примирении, не на принципиальной основе (т.е. принятии всеми заблуждающимися в левом движении твердой марксистской точки зрения), а в виде некоей амальгамы, где Бакунин был бы равен Марксу, Мартов - Ленину, "шестидесятники" - антиревизионистам?